Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

Значит, Вернон Куэйл – просто хвастун. Адам остался слеп.

Немедленно я отправилась навестить Дэвида Хэйуорда, поссорилась с ним, в великом раздражении поехала домой, повернула назад, извинилась перед Дэвидом и остаток дня сопровождала его в визитах. То было лучшее лекарство, которое могло прийти мне в голову против охватившего меня мрачного настроения.

Через два дня я поехала на Гусиный холм. Стояла необычно мягкая, солнечная для конца февраля погода. Я слезла с Сэнди и стала бродить, размышляя о своем будущем.

Ферма Кэтлингов скоро будет выставлена на продажу. Действительно ли она мне нужна? Собираюсь ли я и впрямь жить в том большом доме одна? Буду ли я счастлива, выйдя замуж за Дэвида? Или буду всегда относиться к нему как к не худшему после Адама варианту, а он ко мне – как к не худшему варианту после Элинор? Но какое это имеет значение, если мы – добрые друзья и в самом деле очень привязаны друг к другу?

Мой взгляд упал на склон холма, лежащего по ту сторону долины. Внизу по нему во весь опор мчался всадник. Его скорость, отметила я с легким беспокойством, была довольна опасной. Так носиться могли себе позволить только Ло-бас и Джейни Берр. Затем я узнала лошадь и удивилась. Это был Бруно, чалый жеребец, принадлежавший майору Эллиоту. Однако сидел на нем не майор, это вообще не был никто из обитателей Ларкфельда.

На несколько мгновений лошадь и всадник исчезли за каштанами, а когда я вновь их увидела, они приближались к Гусиному холму. Я прищурила глаза. Мужчина был брюнетом, без шляпы, вместо одежды для верховой езды на нем был темно-серый костюм. Да кто же это? Он скакал, словно слившись с лошадью, тело с горделивой небрежностью покачивалось в такт ее движению. Во всей фигуре было нечто знакомое, нечто виденное мною очень давно…

Мистер! Сознание толчком выбросило это имя, старое имя, которым я его называла.

Адам? Адам, скачущий ко мне вверх по Гусиному холму? Так, как будто он… был зрячим? Не может быть. И тем не менее слепой не в состоянии был бы ехать на лошади так, как ехал он.

Я будто вросла в землю, в сознании воцарилась пустота, потому что я не отваживалась размышлять дальше. Он поднялся на вершину и спрыгнул с Бруно раньше, чем тот успел полностью перейти с галопа на шаг. Черные волосы взъерошены ветром, темно-голубые глаза сверкают бешеной радостью. Он быстро зашагал ко мне, широко раскинув руки.

– Джейни!

Слезы навернулись мне на глаза и потекли по щекам. У меня перехватило горло, я не могла произнести ни слова.

– Ах, Джейни!

Его руки стиснули мои плечи так, что стало больно, но то была приятная мне боль. Держа меня на расстоянии вытянутых рук, он разглядывал меня с ног до головы с изумленным лицом. Но вот его руки отпустили мои плечи и начали прикасаться ко лбу, волосам, покрытым слезами щекам, губам, шее. Это было мягкое прикосновение слепого, но он больше не был слеп. Он буквально пожирал меня глазами, все его органы чувств были подчинены одной цели – узнать меня. Рассматривал меня, прикасался ко мне, и слова лились у него потоком:

– Я приехал в твой коттедж, а Стэффорды послали меня к Дэвиду, но Рози сказала, что он собирался посетить конюшни майора Эллиота, хотя не знала, поедешь ли ты вместе с ним, а когда я туда приехал, то оказалось, что тебя нет, я подумал, Джейни, что сойду с ума, если тотчас же тебя не найду, а Дэвид сказал, что ты можешь быть здесь, и майор говорит: "Слушай, парень, возьми Бруно". И вот я тебя нашел – о Джейни, неужели это ты? Это действительно та смешная малышка, которая встретилась мне в Смон Тьанге и навсегда осталась в моем сознании? Да, конечно, я вижу, в тебе осталось что-то от нее. Да, Джейни, клянусь Богом, я тебя вижу! Несколько дней назад я упал и получил небольшое сотрясение мозга. Прошлым вечером я отправился спать слепым, а проснулся зрячим! – Его руки скользнули вниз и крепко сжали мои. – Джейни. Красавица Джейни. Почему я называл тебя смешной малышкой? Ты уже и тогда была красивой, но у меня не было глаз, чтобы тебя разглядеть. Оказывается, я был слеп гораздо дольше, чем думал. Боже, как приятно на тебя смотреть, Джейни! Ты знала, что мое сердце принадлежит тебе с того мгновения, как ты возникла из прошлого, обняла за шею и разрыдалась из-за того, что обнаружила меня слепым? А, возможно, права Молли, которая говорила, что мое сердце было отдано тебе еще раньше. Помнишь, она сказала про тебя, что ты и есть «она». И в эти прошлые месяцы, которые мы провели вместе, мне иногда казалось, что я тебе нравлюсь. Это правда, Джейни? Ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста!

Я знала, что если попытаюсь говорить, то просто разрыдаюсь. Глядя на Адама, я вспоминала те дни, когда была рядом с ним, и мне так хотелось обхватить его шею, притянуть к себе его голову и прижаться к его губам в долгом, чудесном поцелуе. Так я сейчас и поступила, стоя на гребне Гусиного холма, откуда нас было видно на целую милю вокруг. Но мне было все равно.

Немного погодя, когда у меня восстановилось дыхание, а он обнимал меня, прижимая к своей груди, я задыхающимся голосом произнесла:

– Мне казалось, что я не особенно тебе нравлюсь. Я слышала, как ты говорил родителям, что я… действую тебе на нервы.

Он глубоко вздохнул.

– Джейни, любимая, я и хотел, чтобы ты это услышала. Я прекрасно знал, что ты стоишь на лестнице, когда произнес эти слова. Ведь у меня же был острый слух слепого, и большую часть времени я проводил, прислушиваясь к твоим шагам по дому.

Я подняла голову.

– Но зачем же ты это сказал, Адам?

– Потому что хотел, чтобы ты была счастлива, и был уверен, что будешь счастлива, выйдя замуж за Дэвида Хэйуорда, однако прекрасно понимал, что пробудь мы вместе дольше, то сломаюсь и признаюсь тебе в любви. А я боялся, что тебе станет меня жалко, и ты скажешь, что выйдешь за меня замуж. За меня, за слепого. Я не мог этого допустить, Джейни.

Я встала на цыпочки, чтобы еще раз его поцеловать, затем, вспомнив прошлое, сказала с тем смешным произношением кокни, с которым разговаривала в Смон Тьанге:

– Ну и дураком же вы иногда бываете, Мистер.

* * *

Дэвид Хэйуорд откинулся на стуле и посмотрел на нас, сидевших бок о бок на кушетке в его маленькой комнате и державшихся за руки. С того момента, как Адам обнял меня на Гусином холме, прошло около часа. Дэвид поздравил Адама, от души поцеловал меня и заявил, что должен быть или шафером, или посаженным отцом.

Сначала в нашей компании царило радостное возбуждение, но сейчас все стихли и посерьезнели, потому что я только что закончила рассказ о том, что произошло в "Круглой комнате" "Приюта кречета" накануне того дня, как Адам упал и в результате вновь обрел зрение. Я понимала, что момент для рассказа не слишком хороший, потому что омрачит наше настроение, но сознавала, что хорошего момента для подобной истории просто не может быть.