Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

Возможно, писать письмо Сембуру было и глупо, но я этого не чувствовала. Сембур наверняка продолжает жить в другом мире, как учит викарий Хьюберт Уилер, или в каком-то новом воплощении, как учил Рильд. Я знала к тому же, что он живет в моей памяти и будет в ней жить, пока жива я. Письмо было моей данью ему.

В восемь часов я положила ручку, размяла уставшие пальцы и пошла в спальню. Я умылась, привела в порядок прическу, переоделась и в восемь двадцать уже ехала по дорожке в двуколке мистера Стэффорда. За время короткого путешествия в "Приют кречета" мне никто не встретился. Даже если бы мне и попался кто-нибудь из жителей Ларкфельда, вряд ли они особенно бы удивились. Молодые леди не ездят одни после наступления темноты – никто, кроме Джейни Берр. Она ни на кого не похожа, эта воспитанница мисс Элинор, и никто не знает, что еще она может выкинуть. Как ни странно, Ларкфельд против этого ничуть не возражал, и ему даже нравилось иметь среди своих обитателей эксцентричную индийскую принцессу, выросшую в деревне.

Поднимаясь по ступенькам к парадному входу "Приюта кречета", я бессознательно сняла перчатку, вытащила из-под корсажа платья медальон Адама и стиснула его в руке так же, как и много лет назад, когда в полубреду лежала в пещере на перевале Чак и искала в нем утешение.

И тогда я осознала, что боюсь.

ГЛАВА 16

В "Круглой комнате" было тихо. Меня встретил и немедленно провел сюда Вернон Куэйл. Элинор, одетая в простое белое платье и сидевшая на том же стуле, что и раньше, слегка мне улыбнулась и прошептала:

– Привет, Джейни.

Она была бледна почти восковой бледностью, ее некогда прекрасные волосы казались тусклыми и безжизненными.

Пытаясь сдержать вспыхнувшую с новой силой ненависть, я смотрела, как Вернон Куэйл с помощью шприца впрыскивает в руку Элинор какую-то бесцветную жидкость. Ее глаза закрылись, словно во сне, но она продолжала сидеть прямо. Затем Вернон Куэйл принялся отмерять маленькие порции чего-то, напоминающего высушенные травы, смешивать их, а потом разложил по щепотке смеси в маленькие медные чаши, пять штук которых стояло на треножниках над пока еще не зажженными спиртовками.

Горло мое пересохло.

– Не будете ли любезны объяснить, зачем Элинор хотела меня видеть? – хрипло спросила я.

– Разумеется. Ваше присутствие требуется, чтобы помочь Элинор справиться с несколько утомительным делом, которое предстоит нам сегодня вечером.

– Каким делом?

– Полагаю, вы должны были сообразить. Я буду проводить операцию по восстановлению зрения Адама Гэскуина.

Сердце у меня подскочило.

– Операцию?

Он удостоил меня презрительным взглядом тускло-серых глаз.

– Конечно, речь идет не о хирургической операции, но та, которую я произведу, не в меньшей степени подчинена законам причины и следствия и законам природы.

– Я… я не понимаю.

– Все очень просто. Моя жена – инструмент удивительной проникающей силы. Через нее я по неосязаемым линиям, соединяющим цепь событий, вернулся в прошлое и установил, что слепота Адама Гэскуина вызвана особыми причинами. Если использовать сказочные термины, она – результат заклятья, наложенного на него обэ, неудовольствие которого он навлек на себя на Гаити. В реалистических терминах объяснение тоже несложно, но требует больше подробностей, – Вернон Куэйл заглянул в свиток, однако продолжал без паузы: – Среди примитивных народов есть люди, обладающие способностями и талантами, которые они широко используют, хотя мало или вовсе не понимают законы и принципы, на основании которых действуют. Знахарь, шаман, обэ, хунган – есть множество названий для тех, кто практикует так называемую магию. Одного такого человека Гэскуин оскорбил на Гаити, и тот совершил древний западноафриканский обряд, половину которого составляли глупые фокусы.

Однако остальное было использованием великого Закона соответствия, по которому происходит взаимодействие между материальными и нематериальными планами бытия. К тому же самому закону мы прибегнем и в этот вечер, дабы повернуть в обратную сторону процесс, приведший к потере Адамом Гэскуином зрения.

Вдруг Вернон Куэйл показался мне старым идиотом, несущим полный бред. Как можно ослепить человека на расстоянии? Каким образом любая комбинация трав и зелий, заклинаний, заклятий, месмеризма или какой-нибудь обряд может поразить физическую сторону глаза или глазные нервы, соединенные с мозгом?

Словно читая мои мысли, Вернон Куэйл сказал:

– Такого рода операции происходят на эфирном плане, где расстояние, как мы его воспринимаем, не существует. Операция, произведенная гаитянским обэ, оказала воздействие на эфирное тело Гэскуина, что с течением времени отразилось и на его физическом теле. Я не рассчитываю, что вы все это поймете. Для начала нужен общий интеллект гораздо значительнее того, что у вас имеется, а затем потребуется лет десять серьезных занятий, в результате которых вы будете понимать лишь маленькую толику данного предмета. Он включает в себя множество компонентов, и не все они поддаются словесному объяснению или анализу. Я знаю, что сейчас на земле существует всего лишь дюжина людей, полностью понимающих операцию, которую я совершу сегодня вечером. И лишь двое из них отважатся ее проделать.

Он отложил свиток, поправил с большой осторожностью пять маленьких треножников и начал с помощью тонкой свечки зажигать спиртовки. Откашлявшись, я спросила:

– Вы имеете в виду, что она опасна?

– Не тогда, когда ее совершаю я. У меня есть полная власть над силами, которые будут использованы. Нет никакого риска получить нежелательный эффект.

– Вы… вы – один из тех людей, про которых сейчас говорили? Вроде обэ?

Он наградил меня еще одним презрительным взглядом, наливая из флакона густую красную жидкость в одну из маленьких чаш.

– Я – ученый. Я специализируюсь по тем научным дисциплинам, в которых мало кто разбирается и которые, по мнению большинства людей, не существуют вовсе. Пожалуйста, хватит вопросов.

Из пяти медных чаш на треножниках начали подниматься струи тяжелого дыма. Элинор сидела, погрузившись, по-видимому, в глубокий транс. Между пятью треножниками посредине стояла тонкая, покрытая изящной резьбой капитель из черного дерева на трех вывернутых наружу ножках. На ее верху, на бронзовом диске, было что-то выгравировано неизвестным мне шрифтом.

Вернон Куэйл, надев белые перчатки, держал в руках маленькую куклу, очень грубо вырезанную из черного дерева. Он открыл стоявшую на столе маленькую круглую шкатулку, взял щипчики и достал из шкатулки лоскуток черной материи, который весьма ловко обернул вокруг шеи куклы. Затем он снова опустил щипчики в шкатулку, а когда поднял их, то сначала они показались мне пустыми, но, приглядевшись, я увидела на свету длинный вьющийся черный волос. Он втиснул его в щель на деревянной кукольной голове. Когда он поднял щипчики в третий раз, у меня перехватило дыхание, а по телу пробежала дрожь, так как я увидела кусочек сигары того сорта, который время от времени курил Адам. В него был вставлен маленький обломок тростникового мундштука.