Сахар и золото - Эмма Скотт

щеки.

Ник закончил луну и несколькими размашистыми мазками изобразил вдоль нижней части холста песчаный пляж, залитый лунным светом.

– Она любила каждую ночь гулять со мной по пляжу, – произнес старик.

Ник нарисовал следы на песке. Казалось, их отпечатали слова мужчины.

Старик усмехнулся.

– Ей нравилось держаться за руки, как будто мы любовники, а не женаты пятьдесят лет. – Он посмотрел на Ника. – Ты женат?

– Да, – ответил Ник.

– Держи ее за руку каждую ночь, – посоветовал мужчина, – и будешь чувствовать себя прекрасно.

Ник улыбнулся и на мгновение незаметно повернул голову в мою сторону.

– Я буду.

Я ухмыльнулась и тихо отступила, чтобы дать им закончить. Мужчина не узнает, что краска появилась на холсте задолго до его откровений. Он не увидит холст, пока Ник его не закончит. А к тому времени старик будет считать, будто Ник изобразил то, что ему рассказали.

Все началось с меня.

Ник восстановил мой портрет, утерянный в Саванне. Новый рисунок мне нравился так же сильно, как и старый. Хотя имелись отличия. На этом девушка выглядела ослепительно счастливой, а розовый вокруг нее отливал золотом.

Однажды вечером мы пригласили на ужин друзей из деревни. Те заметили портрет и попросили Ника нарисовать их. Он согласился и в процессе работы тихо задавал вопросы. Вел светскую беседу, примерно такую, какие часто происходят между парикмахером и клиентом.

Увидев свое изображение, женщина расплакалась.

Она рассказала об этом другу, и тот тоже обратился к нам. Так и повелось. За то, чтобы Ник нарисовал их, народ из деревни расплачивался фруктами или рыбой, иногда деньгами.

Наша деревня находилась недалеко от Увиты, где каждый год проводился музыкальный фестиваль. Когда Ник рисовал там, очередь из желающих тянулась почти до пляжа.

После этого о нем узнали, и народ начал стекаться со всего мира. Не толпами, но все же. Некоторые были готовы платить тысячи долларов. Один искусствовед назвал Ника новым Марком Шагалом. Однако нам следовало оставаться в тени. Поэтому Ник отказался от всех интервью и сохранил свою известность на уровне местной достопримечательности, того, что нельзя пропустить, если вы отдыхаете в Увите.

Впрочем, он обзавелся и постоянными клиентами. Думаю, кое-кто подозревал, что в рукопожатии Ника, с которого начинался каждый сеанс живописи, скрывалось нечто большее. А как было не заподозрить, если его картины раскрывали человека.

И сегодня, когда клиент ушел со слезами счастья на глазах, я сказала Нику:

– Ты видишь их, и они это чувствуют. Клиенты не раз говорили, что проведенное с тобой время – это своего рода терапия. Когда люди смотрят на готовую работу, им кажется, будто часть их возвращается на место.

– Ирония в том, что и я ощущаю нечто похожее, – сообщил Ник. – Когда заканчиваю очередной портрет, кусочки меня собираются воедино. Повсюду разбросано так много осколков… и теперь я возвращаю их на место.

– Это помогает всем. Провидение помогает.

– Эван предупреждал, что это единственный способ выжить. Я просто не представлял, что нужно делать. – Ник повернулся ко мне. – Это помогает всем, поэтому я считаю неправильным брать за свою работу деньги.

Ник брал только то, что люди могли себе позволить. То, что они считали уместным. Он хотел писать бесплатно, но клиенты считали иначе.

А сейчас мы ждали, когда будут готовы все документы на усыновление ребенка.

Восемнадцатимесячная Арасели жила в приюте в северной провинции. Наш агент Сара заверила, что мы на заключительном этапе. Мы понравились сотрудникам социальной службы. Их устроило и занятие Ника, и то, что я преподаю. Мы жили в обществе и созидали, а не вели себя как туристы.

Вентилятор на потолке повернулся, когда я его задела, снимая фотографию Арасели со стены над раковиной. Я посмотрела на темные кудряшки и большие внимательные глаза. Процесс шел ужасно медленно. Даже после получения всех разрешений ребенка нам передадут… только через год.

Но мы намеревались ждать. Когда Сара ее показала фотографию, мы поняли, что будем ждать хоть вечность.

Вошел Ник и налил из стеклянного кувшина на стойке апельсиновый сок. На стенке стакана остались пятна краски.

– Как все прошло? – поинтересовалась я.

– Хорошо, – рассеянно ответил он. – Как твой день?

– Прекрасно. Как и всегда.

Он слабо улыбнулся.

– Ты в порядке? – спросила я, убирая волосы с его глаз.

– Да.

Ник улыбнулся своей красивой улыбкой, но внезапно замер, уставясь куда-то за мое плечо.

– Ник?

Он покачал головой.

– Извини, ерунда. Наверное, из-за недосыпа в последнее время.

Я кивнула. В течение несколько ночей он беспокойно спал, ворочался с боку на бок и разговаривал.

– Как насчет тилапии на ужин? – осведомился Ник.

– Звучит неплохо. – Я притянула его к себе для поцелуя. – Я люблю тебя.

Ник обхватил мое лицо руками, и тут же свел брови на переносице, словно что-то вызывало его озадаченность.

– И я люблю тебя, – произнес он. – Чертовски сильно…

Я ухмыльнулась.

– Un romantico.

Ник рассмеялся, и странная рассеянность покинула его черты.

– Я в душ и поставлю гриль.

В ту ночь мы ужинали на плоской крыше дома, как поступали всегда, если позволяла погода. Отсюда джунгли казались темно-зеленым морем, сменявшимся золотым пляжем и синим морем. Насекомые бились о старомодный фонарь, который Ник выменял у рыбака в деревне на портрет.

В золотом свете глаза Ника встретились с моими, и рассеянное выражение на мгновение промелькнуло на его лице, а затем снова исчезло.

Он поднялся на ноги и протянул мне руку.

– Потанцуем?

– Я не брала с собой музыку, – заметила я, вставая.

– У нас есть музыка, – отмахнулся Ник.

Я взяла его за руку, и он заключил меня в объятия. Насекомые жужжали, сердце Ника билось в такт моему пульсу, мы кружились в танце на крыше, и вся Коста-Рика расстилалась перед нами.

– Останься, – прошептал он. – Пожалуйста, останься.

Я подняла голову.

– Хм?

Глаза Ника, ярко-голубые в янтарном свете лампы, встретились с моими, а затем он прижался губами к моим губам. Мягко и нежно, постепенно углубляя поцелуй. Мы целовались до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание.

– Пойдем спать, – позвал он.

В ту ночь Ник занимался со мной любовью во всех смыслах этого слова. Я чувствовала, что мне поклоняются, мое тело пело под его руками и ртом. А после нахлынул оргазм, окатив меня волнами наслаждения.

– Я схожу за водой, – сказала я, собираясь встать.

– Я принесу, – произнес Ник, прижимая меня к себе. – Хочешь еще чего-нибудь?

– Манго, должны были дозреть, – попросила я, устраиваясь на подушке удобнее. – Спасибо.

Ник принес стакан воды и тарелку с нарезанным манго. Кормил меня сочным плодом, а я слизывала сок с его пальцев. После мы