Аквамарин (часть 2): по моим правилам - Наталия Матвеева

И вдруг ее голову будто что-то взорвало изнутри… Боль ударила в виски, а в сердце хлынула кровь и страдание, страдание… Лив громко закричала и…

Проснулась. Секунда… Она не дышала… Сердце ударило в груди огромной горячей лавиной, и блок треснул… Лив зарыдала, закрыв лицо руками и утопая в своих эмоциях… Он ушел тогда… Ничего не было… Нет. Очнись. Он ушел сейчас. Ты предала его, поддавшись призракам прошлого…

Боль, боль, отчаяние и ужас, снова боль и боль истязали всю ее, Лив билась в кровати, пылая костром и заливая подушку слезами, она кричала и ненавидела себя и… О, Боже. Джонни у него. У Эрнесто. Он может их убить. Он может…

Лив резко села, истерично всхлипнула и захохотала. Она жива. Она жива! Она… жива!!!

Боль, ненависть и гнев.

– Если ты с ним хоть что-то сделаешь, я тебя четвертую, саранча дохлая!! Убью!! Ненавижу тебя и твои проклятые игры!! – от души прокричала Лив в пустоту своей комнаты, наслаждаясь каждым мгновением тянущих за жилы отвратительных, болезненных, злобных чувств, правда, тут же пожалела об этом, потому что на ее крик прибежали Марти, Эдди, отец, Брайан и Аврора, влетев в ее комнату без стука, но зато с оружием наготове, блистая начищенными пистолетами и пижамными костюмами, сорочками, трусами-боксерами и недобритыми щеками.

– Где он?? – заорал Эйден (пижамный костюм), зорко озираясь по всей комнате и размахивая револьвером.

Лив, по щекам которой все еще катились слезы, увидев эту фантастическую пятерку, похожую на манекенщиков из рекламы нижнего белья, громко расхохоталась, ощущая, как бешено и гулко бьется ее сердце.

– Отец, ты что, всерьез собираешься искать своего психиатра у меня в комнате?? Ну тогда в шкафу посмотри, может быть, он также адекватен, как и ты, поэтому и сидит среди коллекции женских маек и драных джинсов, в обрамлении туфель всех цветов и оттенков! – со смехом проговорила она, поставив «пижамный костюм» в тупик своим ответом.

– Мисс Оливия, кто вас обидел?? Покажите мне его, и я вышибу ему мозги! – взволнованно воскликнул Марти (трусы-боксеры и одна недобритая, покрытая пеной, щека), кружа по комнате с пушкой наперевес.

Лив захохотала еще громче и, утирая слезы, вскочила с кровати и подошла к нему, пристально заглянув ему в глаза с шутливой серьезностью:

– Ну… не знаю, огурец, наверное… это был ты. Да, точно! Это ты меня обидел. – уверенно заявила Лив, и ее взгляд неожиданно переместился на его колючую, под толстым слоем геля, шевелюру. Она подняла брови и потыкала в прическу Марти пальцем. – Ты не просто обидел, а оскорбил меня до смерти тем, что у тебя начали отрастать корни, а ты до сих пор не покрасился! Ты вообще в своем уме? И как тебе не стыдно на людях в таком виде появляться, ума не приложу…

Она поцокала языком и рассмеялась, увидев наивный испуг на детском лице сорокалетнего мужчины, который, по-видимому, воспринял слова о своей виновности перед девушкой слишком близко к сердцу… Только не очень понял, все-таки, в чем же он был виноват перед ней. Марти медленно переглянулся с Эйденом, найдя собрата по отсутствию понимания странного юмора девушки, а Лив, тем временем, была атакована со стороны «пижамного костюма номер два»:

– Оливия, это ты? – не придумал ничего лучше, как спросить, Брайан.

Лив вытаращила на него глаза и прыснула, сходя с ума от безудержного, истерического веселья:

– Нет, вермишель, это не я, это Адам! Ты что, опять не узнал меня? Даже не пытайся запудрить мне мозги, я знаю, что ты веришь в переселение душ, и пожалуйста, не стесняйся этого! Никто тебя не осудит.

– Во что верит? – тихо и изумленно спросил Эйден, посмотрев на своего консильери, который, подняв брови, с ухмылкой слушал очередной опус из уст бешеной девчонки.

– Что значит «опять не узнал меня»? И что еще за Адам? – мягко говоря, остолбенев, спросила Аврора (ночная сорочка). – У нее что, бред вступил в восстановительный период? Может, укол от бешенства поможет или еще что-нибудь в этом роде?

Брайан ухмыльнулся.

– Терпение, Аврора. Скоро ты все узнаешь. Она не станет долго держать в себе ключи к секрету собственных фантазий.

– Адам Крейн, конечно! Какой же еще? – тут же оправдав ожидания Брайана, воскликнула Лив, схватившись за голову и умирая от бушующего в ней урагана веселья и тоски.

– Это тот черный, что блюз исполняет?.. – поразил всех своими музыкальными познаниями хмурый Эдди (трусы-боксеры №2), и Лив энергично закивала:

– Ага, он самый! Это на сцене он такой энергичный, а в жизни – ни то, ни се, как селедка под шубой или холодец с хреном… В самом лучшем смысле этого слова. – поспешила добавить Лив, опасаясь, что утренние слушатели ее немного превратно истолкуют. – И как же ты, Брайан, во мне его разглядел? У тебя явно сверхспособности, не зарывай талант в песок, макаронина!

– Так! – выдохнул вконец сбитый с толку Эйден, пытаясь прийти в себя и призвать к порядку свою дочь и свою голову… Или, скорее, наоборот: сначала голову, а уж потом – дочь. – Что все это значит, Оливия?? И почему ты кричала?? Мы слышали твой плач, потом какие-то угрозы, а потом смех… Думали, что на тебя напал Эрнесто…

Лив просмеялась и выдохнула, немного, все же, приходя в себя.

– Ты бы, папуля, лучше думал о том, как самому на него напасть, ты может быть запамятовал, но мой муж и фантом из прошлого чертов кошмар Макс у этого мерзавца! Их надо спасти, а не бегать с пистолетами по спальням, услышав какой-либо шорох!

– Шорох??? Да ты кричала, как… – отец не закончил: Лив на всех парусах вылетела из спальни.

Гонимая вихрем внутри себя, она выскочила на крыльцо и резко остановилась, вдыхая полной грудью холодный осенний воздух. Поежившись, но не думая о том, чтобы вернуться в дом за теплой кофтой, Лив плюхнулась на ступеньки, обратившись внутрь себя…

Целая палитра чувств бушевала в ней, разливаясь волнами по ее органам, расцветая в самом сердце, заставляя ее плакать и улыбаться одновременно. Лив никогда не думала, что будет мечтать о том, чтобы снова чувствовать боль, бешеную, невыразимую тоску и страдание от страшной потери, которой могло бы и не быть, если бы не она сама…

Безразличие делает нашу жизнь пустой и бессмысленной. Оно истязает нас тем, что каждая минута, прожитая в этом мире, наполнена ничем, существование похоже на сухой, пожелтевший лист, упавший с дерева и подхваченный ветром, носимый по пространству без конечной цели. Людям дана великая способность: сострадать, помогать нуждающимся, радоваться пустякам, плакать от физической боли, ощущать настоящую любовь и чувствовать невыносимую боль от ее утраты… Любое чувство делает нас живыми, делает нас сильными или слабыми, теми, кто заслуживает свое счастье долгой и упорной борьбой, и теми, кто поддается отчаянию и сгорает, сломившись под гнетом обстоятельств… но всегда настоящими, полноценными людьми. Высшими существами в этом мире.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});