Верная Рука - Май Карл Фридрих

— Уфф! Но тогда все наши воины сгорят!

— Конечно!

— Олд Шеттерхэнд на такое не способен!

— Зря ты так уж рассчитываешь на мою доброту!

— Нет, нет, он этого не сделает!

— Может быть! Я просто хотел тебе показать, что для твоих воинов нет спасения, от нас они не уйдут.

— Да, я понимаю: если они окажутся в мешке, то им придется сдаться, но у вас это все равно не получится.

— Вот как?

— Вам придется убраться оттуда.

— Почему?

— Ты совсем забыл про Нале Масиуфа! Он придет.

— Нет, я про него вовсе не забыл.

— Тогда ты знаешь, что он следует за вами. Он появится у вас за спиной, а впереди вас будет ждать Вупа-Умуги; вы застрянете между ними и сами окажетесь как раз в том дурацком положении, в которое хотите поставить Вупа-Умуги. Олд Шеттерхэнд должен признать, что я прав.

Его лицо снова приняло уверенное выражение. Я ответил:

— К сожалению, я лишен возможности доставить тебе удовольствие, признав твою правоту. За последнее время произошло кое-что, о чем ты еще не успел узнать. Но даже если бы дела обстояли именно таким образом, как ты думаешь, даже и в этом случае ты бы все равно просчитался, потому что Нале Масиуф никогда на появится у нас в тылу.

— Появится!

— Нет. Перед ним скачут белые всадники, ты совсем об этом забыл.

— Уфф! — в его голосе прозвучало явное разочарование.

— Ну, теперь ты видишь, что все твои домыслы не стоят гроша ломаного, тогда как Олд Шеттерхэнд и на этот раз все продумал и просчитал заранее. Даже если бы сегодня и совершенно ничего не произошло, мы могли бы спокойно заниматься Вупа-Умуги, не боясь, что нам в тыл ударит Нале Масиуф, этого он никак не смог бы сделать, потому что его взяли бы на себя драгуны.

— Уфф, уфф!

— Однако, надеюсь, до этого дело все же не дойдет. Но вернемся к моему рассказу. Мой юный брат прервал меня, помнится, когда я говорил о Ста деревьях. Итак, мы спрятались недалеко от них и видели, как пришел Вупа-Умуги. Он не подозревал о нашем присутствии и не счел нужным предпринять даже минимальные меры предосторожности. Поэтому мы с Олд Шурхэндом сумели довольно легко проникнуть в его лагерь и кое-что подслушать. Когда мы услышали достаточно, нам удалось выскользнуть оттуда незамеченными. Утром Вупа-Умуги снял свой лагерь и ушел со своими команчами туда, куда указывали колья, поставленные Виннету.

— В каком направлении?

— Мой юный брат очень хитро поставил вопрос, но Олд Шеттерхэнд не глупее его, и поэтому он не ответит.

— Олд Шеттерхэнд может не отвечать. Это уже не имеет никакого значения!

— Как же! Если бы тебе удалось совершить побег сегодня, ты бы знал, где следует искать твоих воинов. Вот почему я предпочитаю оставить тебя в неведении относительно этого. Между прочим, я очень рад, что, несмотря на всю безнадежность твоего положения, ты попытался использовать весь свой ум, чтобы меня перехитрить. Так вот, я продолжаю: когда Вупа-Умуги отбыл к Ста деревьям, пришли белые солдаты. И как ты думаешь, что я сделал?

— Ты поговорил с ними?

— Да!

— И предупредил их?

— Конечно!

— Уфф!

— Я не только предупредил их, но и присоединился к ним с моими апачами, чтобы поймать Нале Масиуфа.

— Уфф! Ты сразился с ним?

— Нет.

— Он не пришел? Он выслал вперед разведчиков, которые вас заметили?

— Правильно, он выслал вперед разведчиков, но толку что? Они нас не заметили, потому что мы вовремя спрятались. Тогда появился он вместе со всем отрядом и встал лагерем около воды. Он увидел следы белых всадников и решил, что они ушли, преследуя Вупа-Умуги. Поэтому он не стал осторожничать, и нам без труда удалось его окружить.

— Уфф, уфф! Он был окружен. И все же ты говоришь, что он с вами не сражался!

— Он струсил и согласился на переговоры со мной. Я сидел с ним рядом, причем мы договорились прийти без оружия, но в этом он оказался настолько же подлым, насколько прежде был труслив. Идя на переговоры, он припрятал за спиной нож, намереваясь меня заколоть, и даже посмел вытащить его.

— Уфф! Не могу поверить, что он и в самом деле так поступил!

— Да.

— Это недостойно воина.

— Особенно если этот воин — вождь!

— Он тебя ранил?

— Нет. Он сильно во мне ошибся, потому что я за ним внимательно наблюдал и все время был настороже. Как только он поднял руку с ножом, я его оглушил.

— Рукой?

— Чем же еще? Я же был без оружия.

— Уфф, уфф! Рукой! Он умер?

— Нет, я не хотел его убивать. Я быстро взвалил его себе на плечи и отнес туда, где стояли мои апачи и белые воины.

— И команчи тебе не помешали?

— Они не могли этого сделать, все произошло очень быстро. А потом: у них не было возможности приблизиться к нам, потому что тогда мы убили бы их вождя. Когда он очнулся, я начал ему угрожать, сказал, что сниму с него скальп, сожгу его амулеты, а потом повешу его самого.

— Ты хотел убить его душу?

— Да.

— Самое страшное для него — сжигание амулетов. Я, правда, в это не верю, но он, как и большинство краснокожих, считает, что в этом случае душа воина гибнет.

— Интересно, что бы он предпринял, если бы в мои намерения действительно входило поступить так, как я сказал?

— Он предпочел бы сдаться в плен.

— Он один?

— Он один… Уфф, уфф! Значит, вы думали, что все его воины должны сдаться вместе с ним?

— Да, все!

— А разве вам не хватило бы его одного?

— Нет, мне нужны были они все, ты скоро поймешь почему.

— И ты всех их заполучил?

— Да.

Он опустил голову и с отчаянием в голосе сказал:

— Увы, все мои надежды погибли! Даже если бы мне и удалось отсюда бежать, я не смог бы спасти Вупа-Умуги и его воинов.

— Да, это так. Во-первых, ты не знаешь, где его искать, а во-вторых, Нале Масиуф помочь тебе ничем не сможет.

— Как вы поступили с ним и его воинами?

— Я, конечно, мог бы тебя обмануть, потому что никакой необходимости в том, чтобы я тебе это говорил, нет. Однако я не стану от тебя это утаивать. Они вернулись к своим вигвамам.

— Уфф! Так ты был настолько добр, что вернул им свободу?

— Нет, до такой степени добрым я не был. Признайся, что подобная доброта была бы самой большой глупостью, которую я мог бы совершить.

— Почему?

— Я бы взял с этих людей обещание тотчас же повернуть своих лошадей и ехать домой.

— Они бы его дали.

— Но не сдержали бы!

— Ты им не веришь?

— Я не верю ни одному команчу!

— И мне тоже?

— Пожалуй, только к тебе я могу испытывать хотя бы какое-то подобие доверия, потому что ты знаешь о добром большом Маниту и веришь, что он наказывает за неправду и предательство.

— Как же так — ты не дал им свободу, но говоришь, что они вернулись домой?

— Как пленные!

— Чьи?

— Белых драгун. Они отправились обратно и взяли команчей с собой.

— Связанных?

— Да.

— Но они их убьют!

— Нет. Их капитан дал мне слово сохранить команчам жизнь.

— Он его сдержит?

— Да, и я в этом нисколько не сомневаюсь.

— Но их, по крайней мере, ограбят!

— Ограбят? Но что ты понимаешь под этим словом? Разве не вправе победитель распоряжаться по своему усмотрению имуществом побежденного?

— Даже у христиан?

— Даже у нас, потому что вы нас вынудили поступать с вами так же, как вы поступаете с нами. Вы, как коршуны, лишаете нас не только всего имущества, но и жизни. И если мы вам дарим жизнь, то вы должны знать, что это столь великая милость, что большего вы от нас требовать просто не имеете права.

— Так, значит, белые солдаты заберут у команчей все, что у них есть?

— Не знаю, все ли, но оружие и лошадей точно.

— И как же команчи будут обходиться без лошадей и оружия?

— Это уже их забота. Вы сами выкопали топор войны; ничего подобного не произошло бы, если бы у вас не было коней и оружия. Конфискуя их у вас, мы не совершаем никакого грабежа, потому что это наша законная добыча, и одновременно мы заботимся о том, чтобы вы не были в состоянии тотчас же снова нарушить мир.