Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич

И вот он в нейрокванте помимо своей воли. Да, это сильное возбуждение, такое же сильное, как власть. Но это абсолютная власть, ее никому не нужно доказывать, и никто не способен ей сопротивляться. Никто, кроме существа, обладающего такой же властью. Но мозг существа, идущего сзади, явно примитивней. Значит, и нейроквант тоже только видимость равенства. Теократы хотели всех уравнять перед Богом, перед его новым творением. По крайней мере, именно такую мысль они прививали большинству. Проклятое большинство! Что же произошло на самом деле с миром, в котором он, Лобсанг, должен был стать избранным?

Чистильщик заставлял его открывать двери, решетки, следил за всеми его движениями. Естественно, только движениями, за мыслями он следить не мог. Мысли Лобсанга были ему не по зубам. О да! В том остановленном времени одна секунда еще длилась, а этом, новом, времени они уже вышли из Королевской тюрьмы, уже шли по «оживленной» множеством кукол улице. Кругом царило безмолвие, абсолютный звуковой вакуум, хотя нет… Лобсанг слышал только свои шаги и шаги Чистильщика, изредка его дыхание…

Гравикары висели в воздухе. Тысячи выражений глаз и лиц, тысячи жестов рук и поворотов голов и тел мелькали в бесконечной статике мультискульптурного парка. Вот что изобрел Гильгамеш — истинное наслаждение стать над всеми, ослепив их при этом, обездвижив, лишив малейшей возможности отреагировать…

Вот истинная цена изобретения гения-шута: власть над временем, как власть над пространством! И кому достанется эта власть? Таким же чистильщикам, а завтра всем таким же куклам! Всем без исключения. Не может быть нормального мира без исключений. Они необходимы. Дураки мечтают о Спасении миров. Выходит, если следовать логике теократов, планы Бога отодвинули дураки… А может быть, это как раз и есть план Бога: всех дураков сделать гениями? А если наоборот? Нет, это было бы слишком пошло…

— Послушай, Чистильщик!.. Я что-то проголодался. Давай зайдем в какой-нибудь ресторан, посидим в спокойной обстановке…

— В спокойной, говоришь? Ты думаешь, тебе кто-нибудь что-нибудь подаст, Диктатор?

— Нет, конечно, но мы сами все возьмем. Или в нейроквантовом поле нельзя есть?

Гефестиан Кумар не ответил. На всякий случай отстегнул страховочный ремешок на ножнах стилета на предплечье.

— Идем, — сказал он. — Даю тебе на снедь полчаса.

Они зашли в ресторан. Кукол здесь было немного. Большинство — молодые парочки, но попадались и одинокие толстяки-жизнелюбы. Лобсанг принялся обходить зал, обследуя наполнение столов.

— А вот и искомое, — сказал он, присаживаясь за стол к одному из толстячков, которому, видимо, несколько минут назад принесли заказ. — Чистильщик, ты, конечно, есть не будешь, но побудь живой компанией среди манекенов…

Покосившись на толстяка-гурмана, нацелившего вилку с ножом на впечатляющего размера блюдо с мясным ассорти, Гефестиан сел за стол.

— Прошу прощения, — Лобсанг Пуритрам аккуратно забрал нож и вилку у невменяемого обжоры. — Обещаю оставить вам, любезный господин, м-да… Извините, мы совсем не знакомы, тем более, вы нас не видите… Мы просто голодные нейроквантовые призраки… То есть я один голодный призрак. А это… это Чистильщик. Он тоже призрак, правда, не такой страшный, как я! — Пуритрам улыбался. Он был доволен ресторанной интермедией и своим юмором. — Да, да, — повторял он, с аппетитом отправляя мясные пластины в рот, — я страшный призрак! О, да здесь и соусы имеются… Очень кстати… Вот мы сейчас будем в них обмакивать эту красоту. Кстати, Чистильщик, ты знаешь, у нейрокванта есть еще один парадокс — пища совершенно не пахнет. Запах, очевидно, не успевает дойти до обонятельных рецепторов. Но вкус… Вкус я ощущаю. Он яркий, ярче, чем обычно. О, послушай, это смешно… Мне кажется, что мои челюсти разжевывают пищу до молекул. Не хочешь ничего попробовать?

Гефестиан молча, с тягостным равнодушием наблюдал за сценой насыщения Пуритрама. Прошло минут двадцать. Бедный обворованный толстяк все еще целился кулачками в уже опустевшее блюдо с ассорти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Послушай, Чистильщик, — сказал вдруг Пуритрам, меняя голос и выражение лица, — мы бы могли быть с тобой творцами этого мира. Я — Диктатором, а ты — Чистильщиком. Я бы диктовал, а ты чистил… Не расскажешь, как ты стал Чистильщиком?

— Убирал трупы возле Поющей Нимфы.

— Ого! Хорошее у тебя было занятие… И ты так преуспел в нем, что стал особой, приближенной к моим врагам? Я догадываюсь о трупах на орбите Нимфы. Взрыв на верфях… Да, было такое задание у Преосвященных. Самого подрывника я, правда, в глаза не видел, но плазменными минами его снабжали мои людишки из Департамента. Тогда, до этого дурацкого нейрокванта, все шло своим чередом, как надо. Я диктовал, кто-то исполнял… Это все Шантеклер, пронырливая сволочь! Надо было его тогда еще на пороге шлепнуть, а еще раньше самого шута…

Этот шквал ненависти, исходивший от человека, только что без зазрения совести сожравшего все мясо на столе, еще минуту назад ухмылявшегося, пытавшегося шутить, самодовольного бритоголового «кровоподтечника», заставил Гефестиана Кумара прозреть. Неужели урод в тюремной робе даже мог показаться ему чем-то симпатичным, трагически симпатичным?

— Шута, говоришь, надо было убить?.. — Гефестиан холодно прищурился. — Значит, даже теперь, оказавшись на воле, которую тебе дарят те, кого ты не успел отправить на тот свет, ты ни о чем не жалеешь? Так или не так, Диктатор? Посмотри мне в глаза!

Лобсанг Пуритрам понял, что увлекся. Требовалось осадить назад. Он совсем забыл, кто с ним. Какая безумная ошибка так по-глупому выдавать вслух свои мысли! Бывший регент прикусил губу. Несколько «капелек» его кровавой татуировки стали чернеть.

— А ты бы хотел выслушать мою исповедь, Чистильщик? — спросил Пуритрам и тут же подумал, что вопрос прозвучал агрессивно.

— Исповедь, говоришь… Нет, Диктатор, мне твоя исповедь не нужна. Ни в каком виде и ни в каком месте. Знаешь, что я сделаю? Я изменю тебе меру твоего освобождения… Я один могу это сделать, просто потому, что я буду последним человеком, с которым ты разговаривал. Официально для всех ты сбежал. Сулла Мануситха сделает вид, что будет тебя искать… Но на мой звездолет, Диктатор, я тебя не возьму, даже в качестве цепного пса. На моей яхте есть управляемый модуль, и в нем хорошее медицинское кибер-кресло. Я усажу тебя на это кресло, крепко пристегну к нему… Потом, когда я отстыкую модуль и ты будешь в космосе, чтобы никто из орбитальных патрулей не стал за тобой гнаться, я дам команду киберу сделать тебе иньекцию нейрокванта, и твой модуль уйдет к звезде, сквозь звезду… Не знаю, чем закончится твой полет. Даже если ты выживешь, никто об этом не узнает. Ни одна живая душа. Примерно так, как сейчас никто из присутствующих кукол не знает, что мы здесь. Нейроквант хорош для преступников, не так ли, Диктатор? Вот и тебе он придется в самый раз! Препарат дал тебе свободу, он так же вынесет тебе и приговор!

Лобсанг Пуритрам опустил голову.

— Лучше достань свой стилет и убей меня прямо сейчас, Чистильщик!

— Не могу, — Гефестиан вышел из-за стола. — А тройную смертельную дозу мне на тебя тратить жалко. Уж не знаю почему… Вставай, Диктатор, обещанные полчаса прошли.

Лобсанг повиновался.

— Для меня ничего не изменилось в мире, Чистильщик! — прошептал он.

***

Дамиан притормозил на склоне, умудрившись сделать при этом эффектный вираж с подлетом: завязал петлю с двойной прокруткой. Форма возвращалась, и тело, омолодившееся нейроквантовым тренингом, доказывало ему, что он все еще один из лучших лыжников Снежной Лады.

Трасса отсюда хорошо просматривалась. За грядой скальных выступов он увидел четкий треугольник въезда в ледяную пещеру. Красная куртка Каспара мелькнула лишь раз, перед тем как Дереш на приседе вошел в центрующую ложбину и, набирая головокружительную скорость, исчез в темном зеве пещеры. Как это Дамиану пришла в голову мысль страховать человека, которого обучала Гелеспа?