Зеркало, или Снова Воланд - Андрей Малыгин

— Ну не хотите осетрины, тогда, может быть, хороший бифштексик… с кровью, — взбодрив усы, не унимался котообразный толстяк.

— Тарантул, достань господину поэту говяжий бифштекс из портфеля. По-моему, он еще совсем не остыл?

— А мне вот почему-то кажется, что Георгию Ивановичу сейчас вовсе не до еды, — громко ответил усатый очкарик, который Жорке вчера приглянулся.

— Да? — вроде бы удивился котообразный фрукт, с хрустом вгрызаясь в голову осетра. — Ты так думаешь?

— Я не думаю, я просто уверен, — откликнулся тот. — Потому что, как мне кажется, он здорово приболел. А ну сам взгляни на него повнимательнее.

— Неужели? — всплеснул руками толстяк, зашвырнув остатки обглоданной головы на газон. — Ай, яй, яй! — покачал он сокрушенно головой. — Вы посмотрите, какие неприятности. А я-то думал, что мы с художником мрачного слова вновь о поэзии немного подискутируем. Обсудим некоторые насущные проблемы, вскроем критически метким словцом гнойные язвы на теле народа. А тут, видишь, какие неприятности! Георгий Иванович, — пододвинулся он к Жорке почти вплотную, — неужели мой коллега не ошибается?

— А то вы сами как будто не знаете, — скорчился Жорка от новых резей внутри живота.

— Клянусь рогами последнего тура, — сделал толстяк удивленное выражение, — и даже понятия никакого не имею. Ну, а если бы знал, то прошу не сомневаться, тут же непременно поспешил бы на помощь. Так ведь, Галактион? — обратился он к третьему спутнику.

— Дык, знамо дело. В аккурат так и есть… — промямлил, вздыхая, светловолосый битюг.

— Вот видите! — развел руками котообразный. — А вы меня, как я понимаю, вроде бы даже в чем-то подозреваете. И совершенно незаслуженно, замечу. Так что все же с вами приключилось, Георгий Иванович. Поделитесь со своими, можно сказать, старыми знакомыми. Может быть, общими усилиями и справимся… с вашей бедой.

Жорка недоверчиво посмотрел исподлобья на него, тут же сморщился от новой боли и, держась руками за живот, пролепетал:

— Заболело у меня вчера все там внутри… как-то неожиданно. И есть, и даже пить не могу… Рвет и мутит меня постоянно… И таблетки уж никакие не помогают. Не знаю, что и предпринимать… Помогите, если, конечно же, можете, — с надеждой взглянул он на котообразного и его спутников.

— Вот так незадача! — сделав печальную мину, хлопнул себя по коленке толстячок. — В таком чудном возрасте и такие ужасные болячки. Это ж надо, как мерзопакостно вышло! Какая трагедия, какая печаль для родителей… Но что-то же надо делать, — повернулся он к своим спутникам, — как-то же надо помогать страждущему человеку. А ты как думаешь, Галактион?

Парнина заерзал на лавке, засопел и, сдвинув кепку на самые глаза, поскреб затылок.

— Так… знамо дело. Вроде как оно и того. Почему бы и нет…

— Вот и я так думаю, — выпалил пухленький. — А ну, Георгий Иванович, откройте рот и покажите язык.

— Зачем? — искренне удивился Буфет.

— Ну надо, надо. Делайте, как вам говорят. А то как же я вам смогу помочь.

Жорка послушно открыл рот и высунул наружу язык.

— Так, так, — посмотрел на язык котообразный. — Я так и знал!.. — нахмурился он. — Дело плохо! Как говорил один наш знакомый, очень запущенный вариант. Но, впрочем, некоторые небольшие надежды все же имеются. Да… Но без вашей помощи, Георгий Иванович, безусловно, не обойтись. Тут уж как сами решите…

Буфет непонимающе захлопал глазами.

— А что у меня? Это опасно? Скажите. Конечно же, я буду выполнять все, что в моих силах. Если смогу…

— Соглашаюсь помочь, хотя и не моя это все же задача, драгоценный Георгий Иванович, — скривил лицо толстяк. — Вы меня, как в прорубь, толкаете на неприкрытый альтруизм. Только уж в виде крайнего исключения. И чтоб полное доверие к моим предписаниям. Никаких отступлений! В противном случае, — вздохнул он печально, — сами понимаете, участь совсем незавидная… Как там и в ваших стихах. Так что не взыщите… Так вы согласны на эти условия?

— Ну да, естественно… однозначно, — скрючился Жорка, зажимая живот, — только уж помогите.

— Ну ладно, что с вами поделаешь. Чем черт не шутит, может, и удастся перебороть? Видите ли, драгоценный Георгий Иванович, у вас… нередко встречающаяся разновидность болезни. Как написали бы опытные врачи, сильная интоксикация организма. Короче говоря, чтобы попроще вам все это растолковать, скажу, что у вас сильнейшее отравление. И все это копилось годами, голубчик. Ну точь-в-точь, как бывает накапливаются разные яды. И чем бы вы думали произошло это самое отравление? — Он сделал загадочным лицо, как будто собирался выдать страшную тайну. И тут же спокойно вынес приговор: — Не чем иным, как плохими словами! Да, да. Не удивляйтесь! Ничего необычного здесь нет. Каждое слово представляет собой соответствующий образ, точно так же, как если бы вы наблюдали все это наяву. И совершенно естественно, что и реакция организма аналогичная. Совсем неважно, как это попадает в ваше хранилище, — и он постучал пальцем по голове, — через глаза или же через уши… А с годами накопленные токсины, или, проще сказать яды, от ваших стихотворных образов и вызвали вот такую болезненную реакцию. Полное, голубчик, нарушение обменных процессов и вообще… Так что помощь зависит только от вас самого…

Жорка с открытым ртом выслушал странноватый рассказ толстяка.

— Так все-таки, что же я должен конкретно делать?

— Как, вы не поняли? Слагайте стихи, как и раньше, но только о чем-то другом. Поменяйте темы, — приблизился он к его уху и, оглянувшись по сторонам, зашептал: — Вызывайте словами положительные образы. Чем больше напишете, тем быстрее поправитесь. Вот и все. Просто до безобразия. И больше меня ни о чем не спрашивайте. Мне и так уже может за это влететь. Поняли?

Буфет шумно вздохнул, поморщился и, поморгав глазами, недоверчиво произнес:

— Хотелось бы поверить вам… Но уж очень все это как-то необычно… Так думаете, что поможет?

— Непременно, драгоценный Георгий Иванович! Верьте мне, и, как иногда выражается шеф, больше ничего не надо. Ну вот и все, а теперь прощайте… А то уж чувствую, что атмосфера вокруг, — покрутил головой он по сторонам, — здорово накаляется. Пора нам, пожалуй, и прогуляться.

Не успел Жорка ничего и ответить, как вся троица быстро снялась со своих мест и в один миг куда-то пропала.

То, что произошло потом, было для Георгия Буфетова полной неожиданностью. Не успев в полной мере осмыслить и осознать все, что было ему произнесено котообразным толстяком, Жорка еще некоторое время посидел на опустевшей скамейке, пытаясь побыстрей сложить первое четверостишие на здоровую тему. Кое-что он уже набросал, но укоренившаяся привычка к мрачному взгляду на жизнь все время пыталась ему подбросить что-нибудь этакое скользкое, гниющее и зловонное, что он, естественно, тут же изо всех сил гнал из своей головы, и через какое-то время ему почудилось, что внутренний шторм в животе стал вроде бы понемногу утихать.

Увлеченный этим занятием, он и не заметил, как на лавочку справа и слева от него подсели какие-то люди.

Еще через некоторое время сидевший справа от него человек что-то полушепотом произнес. То ли уж сам себе, то ли неизвестно кому-то еще. Из всего сказанного в ушах у Буфета застряли обрывки какого-то странного монолога. Что-то наподобие: «добрый день… прошу не беспокоиться… милиция…» и еще какие-то другие слова. Жорка пропустил все это мимо ушей и, не разлепляя закрытых глаз, продолжал ткать основу нового четверостишия о некоем солнечном луче, который мучительно размышлял о том, то ли скользнуть ему, а то ли, может быть, взять и явиться из-за темных туч, когда странная фраза повторилась опять, но уже более настойчиво и громко.

Жорка хотел узнать, кто там, здороваясь, намеками на милицию мешает его солнечному лучу, расклеил глаза и увидел рядом моложавого гладковыбритого мужчину с короткой стрижкой, который вопросительно посматривал на него. Ничего не понимая, Буфет попытался уточнить, к нему ли с монологом обращался неизвестный. Оказалось, что к нему. Но мало того, ко всему прочему и вообще оказалось, что это сотрудник милиции капитан Арканов, о чем Жорка отчетливо прочел в развернутом у него перед носом удостоверении. Сосед по лавочке слева тоже оказался коллегой Арканова, но в отличие от коммуникабельного капитана он Жорке никак не представился, а лишь только весело подмигнул.

В дальнейшем Буфет отчетливо понял, что лично он интересовал органы правопорядка постольку, поскольку имел общение со странной компанией, о чем сотрудники милиции просили его изложить со всеми подробностями в письменной форме. Что он и сделал в дальнейшем без промедления.

Затем, прочитав Жоркин отчет о встречах с неизвестными, капитан и его коллега задали несколько уточняющих вопросов. Особенно их заинтересовала голова осетра, которую вытащил из-за пазухи котоподобный толстяк. Причем Арканов попросил Жорку показать на руках истинные размеры рыбьей головы, а когда увидел, то даже присвистнул от удивления и переглянулся с коллегой: «Ты посмотри, живут же люди!» Потом сотрудники поинтересовались Жоркиным самочувствием и отпустили домой, предупредив, что если он им потребуется еще, то они его сами непременно найдут. Но как впоследствии оказалось, Жорка так никому из этого ведомства больше не потребовался, вследствие чего его так никто и не навестил.