Песенный мастер - Орсон Кард

Все его преступления вернулись из прошлого и, вопреки его воле, им овладели угрызения совести, чудовищное чувство вины, словно глаза Бога, заглядывающие в его душу, словно зубы дьявола, вгрызающиеся в его сердце. Фурии трепетали своими крыльями на границах поля зрения, он поднял голос в чудовищном визге, который заглушил все иные звуки, но не песнь Анссета.

Ведь песнь продолжалась.

Она истекала дальше, наполненная красками любви Анссета к Рикторсу — преданной; любви Майкела к Анссету — уничтоженной; робкой, ласковой и страстной ночи Анссета с Йосифом — утраченной навечно. Песня покрылась мраком отчаяния Анссета, когда из его тела вырвали наибольшую радость, которую он мог познать, и заменили ее наигоршим страданием, которое только он мог вынести. Глубинная боль и отчаяние заполнили воздух, они были усилены долгими — долгими месяцами молчания, когда Анссет потерял свои песни и частично утратил Самообладание. Теперь же это Самообладание он просто отбросил.

Теперь его уже ничто не удерживало.

Дворцовый мажордом слышал песню Анссета словно предсмертный скулеж лесного зверя, но никакой другой звук из зала не исходил. А потом мажордом услышал вопль Рикторса. Он вызвал стражу, побежал в зал; открыл дверь; увидел.

Анссет, с лицом поднятым к потолку, песнь истекает из его горла словно вулканическая лава, на первый взгляд — бесконечная, на первый взгляд — смертельная для всего света.

Разбросанные руки, растопыренные пальцы, широко расставленные ноги, словно земля дрожала, и парень едва мог стоять выпрямившись.

Киарен, сжавшаяся под дверью; она плачет над теми фрагментами песни, которые смогла понять.

Рикторс Майкел, император всего человечества, валяется на полу, скулит, умоляет простить его, ползет в поисках места, куда песня не доходит. Только песня нашла его и нашла цель настолько точно, что он лишился рассудка. Рикторс порвал на себе одежду, кровь стекала с лица, которое он раздирал ногтями. Всего час назад он был спокойным и неприкасаемым; теперь же песнь его победила.

Но не вся песня. Некоторые ее фрагменты Рикторс Майкел понять не мог.

Эссте была права в отношении Рикторса, когда почувствовала, что, точно так же, как перед тем Майкел, он знал границы жестокости. Рикторс, точно так же, как и Майкел, любил человечество и чувствовал свою ответственность за человечество. Если и убивал, то по необходимости. Когда же достигал своей цели, убивать прекращал. Рикторс не понимал всей песни, ибо, хотя в нем было больше жестокости, чем подозревала Эссте, была в нем и доброта.

Только песня в какой-то своей части рассказывала о смерти и о любви к смерти; она говорила об убийстве и любви к убийству. Песнь провозглашала, что необходимо понести наказание за преступления, и что единственной ценой за это является только смерть, и лишь тот, кто полюбил смерть всем сердцем, способен заплатить такую цену.

Только одна особа в зале поняла этот фрагмент песни.

Мажордом наконец-то глянул на Крысу, который единственный не издавал ни звука. Он разорвал себе собственными руками живот и теперь сам выбрасывал кишки на пол.

Он потрошил себя в фонтанах крови. На его лице был написан экстаз; он единственный из присутствующих в зале нашел средства выражения, адекватные требованиям песни.

Крыса убивал сам себя ритмичными движениями, пока не достал до сердца; остатком сил он вырвал его из груди, стиснул в пальцах. И только потом опустил взгляд. Он глядел на собственные руки, сжимающие и раздавливающие кровавый орган. Он покаялся. Теперь можно было и умирать.

Когда же он сползал на пол, песнь дошла до конца, визги Рикторса затихли, и в зале были слышны только тяжелое дыхание мажордома и тихие всхлипы Киарен, свернувшейся в комочек под стеной.

Киарен

1

Мог воцариться хаос. Известие могло разойтись, и тысячи солдат, управляющих планетами, префектов и бунтовщиков из каждого уголка империи могли начать войну за отделение, которая уничтожила бы все, созданное Майкелом и удерживаемое Рикторсом.

Могли.

Но война не вспыхнула. Поскольку дворцовый мажордом был человеком, понимающим, что он не справится с возложенной на него ответственностью. И поскольку Киарен была женщиной, которая проявила присутствие духа и отложила траур на позднее.

Рикторс Ашен впал в спячку, а когда пришел в себя, он не хотел говорить; хотя его глаза реагировали на свет, он не мигал ими, если что-то бросали ему прямо в лицо; он не отвечал на вопросы; если его руки поднимали, он держал их вверх, пока кто-нибудь не опускал их. Было исключено, чтобы он мог и дальше управлять империей. Не было известно, когда он выздоровеет и выздоровеет ли вообще.

Но лишь немногие знали о том, будто что-то произошло. Мажордом тут же окружил плотным надзором те части дворца, где правду нельзя было скрыть. Апартаменты Рикторса, в которых император лежал под надзором двух врачей, осознающих, что они никогда не выйдут отсюда живыми, если что-то не изменится. Комнату Анссета, где мальчик, владеющий идеальным Самообладанием, сейчас уже практически мужчина, постаревший от печали, все время истерически скулил, когда не спал. Тюремную камеру, где Йосиф очнулся от наркотического отупения и покончил с собой, запихивая себе простынь в рот, пока не задохнулся. Помещения, в которых мажордом и Киарен принимали имперских чиновников и передавали им указания Рикторса, словно сам Рикторс был занят в каким-то ином месте. Тех из министров и консультантов, которые, обычно, обладали легким доступом к императору, выслали подальше в командировки, чтобы они не задумывались, почему это император их избегает.

Одного из них назначили заменить Анссета на посту управляющего Землей. Если же кто-либо спрашивал, почему это Рикторс так давно не созывает советов, мажордом отвечал: «Рикторс привез свою Певчую Птицу к себе, и теперь они хотят быть одни». Все кивали головами, и им казалось, будто бы они все понимают.

Только нельзя было так тянуть до бесконечности. Оба они, мажордом и Киарен, должны были принять решение, которое их перерастало. У них обоих имелся талант к управлению, а поскольку отчаянно требовали помощи, то полагались друг на друга и не ревновали взаимно, и постепенно они стали мыслить словно одна личность чуть ли не в каждой ситуации; даже если кто-то из них принимал решение единолично, второй обязательно соглашался с мнением первого. Тем не менее, они нуждались в помощи, и буквально через пару недель Киарен решила сделать то, что, как сама знала, ей следовало бы сделать с самого начала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});