Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Генри Хаггард

Вини-Вини, как он ни протестовал, заставили идти впереди и трубить.

Итак, процессия тронулась. Первым шел Вини-Вини, вплотную за ним Паг, по-прежнему в окровавленной волчьей шкуре; чтобы Вини-Вини не сбивался с пути, Паг время от времени покалывал его в спину острым кремневым ножом. Затем шли сам Ви и его брат Моананга, а уже позади них старейшины и все племя. Так, по крайней мере, тронулись они в путь, чтобы пройти приблизительно триста шагов, отделявших их от скалы, но прежде, чем дошли они до пещеры, большинство стало отставать, так что процессия растянулась длинным хвостом от Места Сборища до обиталища Хенги.

По существу дела, шли только Вини-Вини, которому никак не удавалось улизнуть от Пага, Ви, Моананга и в некотором отдалении Уока-Злой Вещун, который бесконечным потоком слов всем сулил беды. Рядом с ним отважно шла Аака, с ненавистью глядя на его перекошенное лицо. Храбрейшие из остальных, гонимые любопытством, держались на расстоянии, достаточном, чтобы слышать, что происходит, но большинство предпочитало оставаться в отдалении или прятаться.

— Труби! — проворчал Паг, обращаясь к Вини-Вини. Тот заколебался, и Паг уколол его в спину ножом.

Тогда Вини-Вини затрубил робко и нерешительно.

— Труби снова! — повторил Паг.

Вини-Вини приложил рог к губам, но не успел еще перевести дыхание, как огромный камень выкатился из пещеры и ударил его в живот; Вини-Вини свалился, скуля и пыхтя.

— Теперь, по крайней мере, у тебя есть законная причина дрожать, — сказал Паг и заковылял в сторону, чтобы не быть ушибленным следующим камнем.

Но следующий камень не был брошен. Вместо него из пещеры с ревом выскочил дюжий волосатый темнолицый мужчина, размахивая огромной деревянной дубиной, — сам Хенга. Это был рослый, сильный, широкоплечий мужчина лет сорока, с грудью как у быка, огромной головой, с которой на плечи падали длинные черные волосы, и широким, толстогубым ртом, откуда выступали желтые клыкообразные зубы. На плечах у Хенги болталась шкура пещерного тигра — одеяние, соответствующее его званию, — и на шею было надето ожерелье из тигровых когтей и зубов.

— Кто послал этого пса тревожить мой покой? — скорее прорычал, чем прокричал он, указывая дубиной на корчившегося на земле Вини-Вини.

— Я, — ответил Ви. — Я и все племя. Я, Ви, чье дитя ты убил, — смело продолжал он, — в присутствии всего народа явился вызвать тебя, вождя, на бой, на который ты должен выйти, согласно закону. И победитель будет вождем племени.

Хенга сразу притих и взглянул на него в упор.

— Вот значит как? — спросил он голосом, шипящим от ненависти. — Знай, что я надеялся довести тебя до этого, и для того, чтобы подбодрить тебя, я и убил твое отродье и убью второго твоего детеныша.

Он взглядом указал на стоящего в отдалении Фо.

— Ты уже давно надоедаешь мне, Ви, болтовней и угрозами, и я собираюсь положить им конец. А теперь скажи мне, когда народ хочет полюбоваться на то, как я переломаю тебе кости?

— За час до захода солнца мы встретимся. Мне хочется уже эту ночь спать в пещере, как приличествует вождю племени, — спокойно проговорил Ви.

Хенга сверкнул глазами, покусывая губу, и затем сказал:

— Да будет так, пес. Я явлюсь на Место Сборищ за час до захода солнца. Но только эту ночь проведешь в пещере не ты. Аака будет спать в пещере эту ночь, а ты будешь спать в брюхе у волков. А теперь прочь, ибо мне прислали лосося, первого пойманного в этом году лосося, и я хочу съесть его поскорее.

Тогда заговорила Аака:

— Ешь досыта, злой дух, убийца детей! Ешь досыта, ибо я, мать, говорю тебе, что это твоя последняя трапеза.

Хенга, хрипло смеясь, вернулся в пещеру, а Ви со спутниками ушел.

— Кто бы это мог послать Хенге лосося? — лениво спросил Моананга.

— Я, — ответил шедший рядом с ним Паг вполголоса так, чтобы Ви не услыхал. — Я этой ночью поймал его и послал Хенге. То есть, вернее, сделал так, что лосося положили на камень возле устья пещеры.

— Зачем это? — спросил Моананга.

— Потому что Хенга любит лососей и уж непременно съест первого лосося, который пойман в этом году. Он съест рыбу всю, без остатка, и отяжелеет перед началом боя.

— Это умно. Мне бы это никогда в голову не пришло, — сказал Моананга. — Но откуда ты узнал, что Ви вызовет Хенгу?

— Этого не знали ни я, ни Ви. Но я догадался об этом: ведь Аака послала его просить совета у богов. Когда женщина посылает мужчину просить совета у богов, совет этот всегда будет именно тот, какого она хочет. По крайней мере, она в этом убедит мужчину, и мужчина ей поверит.

— А это еще умнее, — произнес Моананга, внимательно и удивленно круглыми глазами глядя на карлика. — Но почему это Аака хочет, чтобы Ви сражался с Хенгой?

— По двум причинам. Во-первых, она хочет отомстить за убитую девочку, и, во-вторых, она считает, что Ви сильнее Хенги и что она таким образом станет женой вождя племени. Впрочем, в последнем она еще не вполне уверена; я полагаю, потому, что она условилась с Ви, что в том случае, если Ви будет убит, я должен убить ее и Фо. Затем мне предстоит покончить с собой. А может быть, я с собой покончу не сразу, а только после того, как убью или, по крайней мере, попытаюсь убить Хенгу.

— Значит, что же? Ты потом будешь вождем племени? — удивленно спросил Моананга.

— Может быть, некоторое время буду. Хорошо, если оплеванный и униженный будет оплевывать и унижать тех, кто раньше издевался над ним. Но ты — брат Ви и любишь его, и тебе я могу сказать, что, если Ви будет убит, я не на много переживу его, потому что нет на свете человека, кроме только Фо, которого я любил бы так же, как люблю Ви. Я вождем не буду; вождем будешь ты, Моананга. А я исчезну, хотя, быть может, впоследствии ты будешь слышать, как зимними ночами я буду выть вокруг хижин, выть вместе с волками, моими родичами, как говорят дураки.

Моананга снова удивленно уставился на мрачного карлика, чьи речи пугали его. Затем, чтобы переменить разговор, он спросил:

— А кто, по-твоему, победит?

Паг остановился и указал на море.

На некотором расстоянии от берега шла яростная борьба между акулой и китом. Грозная акула загнала кита на мелкое место, где он беспомощно плескался, бессильно пытаясь ускользнуть. Морской волк, — так племя называло акулу, — высоко подпрыгивал и, падая снова в воду, ударял кита по голове своим мечеобразным хвостом; удары гулко разносились по побережью. Кит корчился в агонии, взбивал воду и пенил ее громадными плавниками, но ничего не мог сделать, хотя был и сильнее, и больше акулы. Вот уже он стал задыхаться и разинул огромную пасть, и тогда хищник влетел ему в глотку, ухватил кита за язык и вырвал его. Кит перевернулся на спину и стал истекать кровью.