Исследователи Гора - Джон Норман

Белокурая дикарка пронзительно завопила.

Я опять ударил его копьем; тарск отлетел, однако не успокоился. Острие моего копья обагрилось; шкура зверя потемнела от крови.

Тарски хитры, проворны и жутко упрямы. Лучше всего охотиться на них с длинным копьем верхом на кайиле. На гигантских тарсков охотятся даже с воздуха — с седла тарна. Сражаться с ними в зарослях невозможно — не только из-за ограниченной видимости, но главным образом из-за недостатка маневренности. Впрочем, тарск настолько проворен и агрессивен, что и на открытой местности справиться с ним непросто.

Зверь рывком повернул голову, грива рассыпалась по спине.

— Прячься за меня! — крикнул я дикарке, но было поздно.

Низко склонив голову, хищник бросился вперед и сбил ее с ног. Я отбросил его копьем и тут же нанес еще один удар. На сей раз мне удалось пронзить его насквозь.

Тяжело дыша, я придавил тело зверя ногой, выдернул копье и повернулся к белокурой дикарке.

— Жива?

— Да, господин.

Нога ее была в крови. Я опустился на корточки:

— Покажи ногу.

— Это опасно, господин?

— Нет, — сказал я. — Просто царапина.

— А шрам останется? — с тревогой спросила она.

— Нет.

— Это хорошо. — Девушка вздохнула с облегчением и откинулась назад, заложив руки за голову. — Я так хочу быть красивой, и для себя, и для моего господина… то есть моих господ.

— За последнюю пару недель ты в самом деле похорошела.

— Благодарю тебя, господин. — Она искала моего взгляда. — Я же твоя, ты знаешь.

— Естественно.

— Последний раз ты брал меня еще в Шенди!

— Верно.

— Ты овладел мной как рабыней…

Я промолчал.

— Когда ты швырнул меня на спину и овладел мною неистово и грубо, я поняла, что я больше не свободная женщина.

— Да, девушки обычно быстро усваивают этот урок.

— Еще я помню рабыню, которая глянула на меня из зеркала. Она была так прекрасна…

— Да, — кивнул я.

— Только рабыня может быть такой красавицей.

— Да.

— Но я — земная женщина. И я не осмелилась признать в той девушке саму себя.

Я улыбнулся. Неужели она не понимала, что тогда, в Шенди, из зеркала на нее смотрело ее подлинное, сокровенное «я»? Как бы ни бывали жестоки мужчины с женщинами, сами женщины порой истязают себя гораздо больней.

Она наклонилась и принялась рассматривать свою ножку.

— Царапина неглубокая, — сказал я. — Шрама не будет.

— Я тщеславна, правда?

— Да.

— А рабыням это разрешается?

— Да.

— Хорошо… — вздохнула блондинка. — Я бы не вынесла, если бы за меня дали меньше, чем за Тенде или Элис.

— Настоящая рабыня, — усмехнулся я.

— Да, господин.

— Не бойся, — успокоил я ее, — твоя цена не уменьшится.

Я встал и направился к веерной пальме. Сложив ладони чашечкой, я зачерпнул из углубления в основании огромного листа большую пригоршню воды, вернулся к рабыне и бережно промыл ее рану. Она зажмурила глазки, но терпела. Затем я сорвал несколько листьев, обернул ими ногу девушки и перевязал усиками коврового растения.

— Благодарю тебя, господин.

Она потянулась ко мне и обвила мою шею руками. Я взял ее за запястья, медленно развел ее руки в стороны, потом вытянул их вперед и связал.

— Господин! — умоляюще воскликнула блондинка.

— В следующий раз, — сказал я, — не смей делать этого без разрешения.

— Хорошо, господин.

— Встань, рабыня! — приказал я.

— Да, господин.

В тот самый день, незадолго до полудня, мы достигли вершины водопада. Кису увидел флотилию Билы Хурумы и заставил Тенде плясать обнаженной на камне в воде…

Несколько часов мы шли вверх по реке. Ближе к вечеру, причалив к берегу, мы спрятали каноэ и углубились в лес.

— Хочу мяса, — заявил Кису.

— Я тоже, — сказал я. — Пойду поохочусь.

Воинам трудно обходиться без мяса. К тому же жители последней деревни предупреждали, что путь вверх по реке будет становиться все сложней и опасней. Неплохо было бы поесть мяса впрок.

— Мне понадобится вьючное животное, — сказал я. Белокурая дикарка немедленно вскочила на ноги и встала передо мной, низко склонив голову:

— Я — вьючное животное, господин.

— Следуй за мной, — Да, господин.

Мы шли по джунглям не меньше двух анов, пока не подняли тарска. Он набросился на меня, и я убил его.

— Наклонись, — приказал я девушке.

Она послушно подставила спину. Я взвалил тушу ей на плечи. Она пошатнулась.

Я повернулся и пошел прочь. За мной, задыхаясь и спотыкаясь под весом убитого мною зверя, брела моя рабыня.

Я посмотрел в небо сквозь густые кроны деревьев:

— Смеркается. Мы не успеем до темноты добраться до лагеря. Устроимся на ночлег здесь, а утром пойдем дальше.

— Да, господин.

Она стояла на коленях и жарила на костре мясо тарска. Я срубил длинную толстую жердь и проделал ближе к краю желобок глубиною в дюйм.

— Зачем это? — спросила девушка.

— Невольничий кол, — ответил я, — привязать тебя на ночь.

— Понимаю, — вздохнула она и повернула вертел. Капельки жира с зарумянившегося бока тарска с шипением падали в костер.

Ударами камня я вогнал жердь в землю, оставив снаружи всего несколько дюймов.

— Еда готова, господин, — сказала рабыня.

Я осторожно снял вертел с огня, положил на траву и принялся резать мясо. Рабыня смотрела на меня, стоя на коленях у костра. Я встал, накинул ей на шею длинный кожаный ремень и повел к колышку. Ремень точно лег в заранее выпиленный мною желобок.

— Встань на колени, — приказал я.

— Да, господин.

Блондинка стояла на коленях у невольничьего шеста, а я вернулся к костру и приступил к трапезе. Я отрезал кусочки сочного мяса и отправлял их в рот. Насытившись, я швырнул кусок и рабыне. Он попал ей в грудь и отскочил на землю. Девушка схватила его обеими руками и принялась жадно есть, не сводя с меня глаз.

Я вытер рот тыльной стороной ладони и снова посмотрел на рабыню:

— Хочешь еще?

— Нет, господин.

Воды с листьев веерной пальмы мы попили раньше. Я прилег у костра, опершись на локоть, и уставился на невольницу. Как все-таки приятно владеть женщинами…

— Ты свяжешь мне перед сном руки за спиной, господин? — спросила она.

— Да.

— Так всегда поступают с рабынями?

— На природе — да, — ответил я. — Особенно когда под рукой нет ни цепей, ни наручников. Но руки не обязательно спутывать за спиной. Порой их связывают над головой или перед грудью, а то и прикручивают к дереву.

— А в городах девушек тоже привязывают на ночь?

— Иногда, — сказал я. — Все равно в ошейнике они не убегут дальше городских ворот.