Мозес - Ярослав Игоревич Жирков

разразится слезами. Оптимизм Мартина затухал, точно зарево уходящего на запад солнца.

«Да где же она!» – Мартин и уже набросил на голову капюшон: воздух запах дождем. Первая капля приземлилась на плечо и разбилась на десятки более мелких, затем еще одна, и еще. Пока что дождь не оправдывал возложенных на него опасений и только робко, словно стеснялся, моросил. Мартин уже хотел уйти в барак, оставив разговор до утра, как вдруг услышал позади легкие, аккуратные шаги.

Было совсем темно. По силуэту сказать было трудно, кто это. Когда вспыхнула молния, он лишь успел разглядеть, что это был человек в такой же плащ-палатке, как и у него.

– А, это ты! – сказал знакомый голос из темноты, и силуэт сделал шаг навстречу, – а я смотрю и думаю, кому еще приспичило стоять в такую погоду возле третьего барака? А это наш постоялец Мартин. – Он подошел совсем близко и Мартин, наконец, различил его лицо.

– Томас, ты что, следишь за мной?

– За тобой? Нет. Про тебя я и так достаточно знаю. А о загадочном темном силуэте, за пять минуть до ливня, я ничего не знал.

– И что, теперь-то твои глаза открылись?

– Конечно. Это был ты, – гордо сказал Адлер, с важностью гениального сыщика, – А про тебя-то я знаю, что ты бегаешь к той старушке.

– Заткнись. Сам не моложе, – уже собираясь уходить, огрызнулся Мартин. Дождь усилился.

– И то верно! Только можешь больше не ждать её, – Мартин остановился.

– Что? – он обернулся и взгляд упал на мерзкую ухмылку Адлера, мелькнувшую в свете молнии.

– Известно, что! На выходных весь этот отряд, – пальцем Томас указал на третий барак, – сопроводили куда положено.

Прогремел гром, но на этот раз не в небе, а в груди Мартина.

– Не говори чепухи! Меня не было всего лишь…

– Так что видел сегодня пепел? – не обращая внимания на разъяренный тон Мартина, продолжал Адлер, – Твоя старушка была где-то среди него.

В голове загудело, словно лопатой ударили в затылок, и Мартин сам не заметил, как руках оказалась тонкая шея Томаса.

– Да ты что бесишься, кхэ, – хрипя, говорил он, хилыми ручонками пытаясь разжать мертвую хватку.

– Заткнись, Адлер, заткнись лживый ублюдок! – На мгновение ум прояснился, и он осознал, что убийство сослуживца только усугубит положение, и разжал руки.

– Я такой же охранник, как и ты! – кашляя, испуганно бормотал Адлер. К его лицу напором прилила кровь, и он стал жадно глотать воздух.

– Ты ведь это придумал? Что бы позлить меня, да?

– Нет же! Сам посмотри, если не веришь, кто там сейчас, все новенькие!

Мартин хотел присесть, но повсюду была лишь слякоть. В голове все перемешалось, словно упала полка с архивами, где каждая мысль, мотив и воспоминание лежали в строгом порядке, а теперь обратились в хаос.

***

Он лежал в темноте барака, среди храпа и сопения, а за окном продолжал идти дождь. Сегодня он не уснет. Мартин вспоминал её лицо, взгляд, который даже без знания о том, что она его мать, был особенным и успокаивал. И не давало покоя то, что он больше никогда его не увидит.

«Мозес, ты Мозес во всём виноват! Все, кто был с тобой близок – исчезают! Отец Вилланд, брат Йозеф и Мария. Ты проклятое дитя, ты жил не своей жизнью, рушил мир вокруг себя, как болезнь убивал всех, кто был с тобою рядом».

Сослуживец на соседней кровати услышал его тяжелое, прерывистое дыхание и шикнул. Мартин притих, но не притихли мысли, не заглушились чувства. Он так и лежал, не надеясь уснуть, и не зная, что будет делать дальше.

7.

Осень 1943-го. Ранним утром только начинал пробиваться свет. Сильный ветер, едва не сбивал с ног худого парня, вяло шагающего по перрону. Он только что сошел с поезда, но его никто не встречал, хотя обещан был приём. Он не стал ждать, и сразу же направился домой. Сев на автобус, парень показательно вывернул пустые карманы. Контроллер с сочувствием посмотрел на тонкое, как прут тело в солдатской форме, впалые щеки парня, уставшие глаза и позволил ехать бесплатно.

Он смотрел из окна на проплывающие улицы родного города. Что-то осталось неизменным, но многое – совершенно неузнаваемым. Вместо зданий – руины и пыль, лишь отдаленно напоминавшие знакомые места, а дороги изъедены ямами от постоянных бомбежек. Другими стали люди, поникшими и уставшими, как и он сам. Многие при малейшем шуме, со страхом поднимали головы в небо. На улицах стало еще больше людей в форме, чему он совсем не был удивлен, ведь война пришла к ним в дом.

Парень вышел за одну остановку от дома, увидев газетный киоск. Свежая бумага еще пахла типографией и он, не имея возможности купить прессу, взглядом пробежал по заголовкам. Они были более оптимистичны, чем окружающая действительность, но и в текстах проскальзывали нотки отчаяния и несбывшихся надежд, невзирая на всю мощь цензуры. Парень развернулся, и прошел оставшейся путь пешком.

Худшие опасения, к счастью, не оправдались. Его дом был цел, а во дворе все также росли кусты малины, хоть и были похоже на высохшие, торчащие из земли палки. На бывшем пустыре возле дома стояло недостроенное здание. Парень сделал шаг во двор и остановился. Беспокойство пронзило тело. Полтора года, именно столько прошло с того момента, как родные хоть что-то слышали о нём, а он о них. Теперь же за дверьми была неизвестность, и он сам, как призрак теперь должен был появиться из ниоткуда.

Он робко постучал в дверь, словно это был не его дом, а чужой. Долго никто не открывал. Парень хотел развернуться и уйти, но идти было некуда. Вдруг дверь открылась. На пороге стоял Мартин, в ночной пижаме, слегка располневший и отрастивший тонкие усы. Выглядел он довольно смешно, и вместе с усмешкой, на глазах нежданного гостя навернулись слёзы.

– Вам кого? – сонным голосом спросил Мартин.

– Тебя, негодник.

Мартин широко раскрыл глаза, а челюсть потянулась к полу.

– Йозеф?

– Йозеф, – ответил он и уже без доли стеснения шагнул в дом и крепко, насколько позволяла дистрофия, обнял брата.

***

– Быть не может, этого просто быть не может! – повторял Мартин даже когда Йозеф, сидя на кухне пил вместе с ним кофе.

– Но вот же я, перед тобой.

– Вижу, но поверить сложно. Я сам видел похоронное извещение с твоей фотографией.

– Ты больше веришь бумажке, чем своим собственным глазам? Как обычно, да?

– Нет. Ты многого не знаешь. У меня в жизни тоже были