Полдень XXI век 2003 №5-6 - Журнал «Полдень XXI век»

Станимир пожал плечами и принялся петь.

Чародей слушал со все возрастающим изумлением. А потом изумление превратилось в настоящий ужас.

Слезыньки горючие, чего это он так перепугался? — подумал Станимир. И замолк.

Молчал и Микула Веретено, боролся со своим ужасом.

— Мне все ясно, — сказал он наконец хриплым голосом. — У вас напрочь пропал музыкальный слух, брате. А теперь давайте разбираться — почему. Не происходило ли с вами в последнее время чего-либо чудно́го?

* * *

Когда чудное нашлось, тут же послали за владельцем «Затрапезья». Прибывший трактирщик показал, что сивушного сударям волшебникам наливать не думал. Употребляли чистейшей слезы медовушеньку. Правда, употребили ее весьма и весьма изрядно. А о прочем пусть расскажет муж-волшебник Рукосуй Молчан.

Послали за Рукосуем Молчаном.

Рукосуй долго себя ждать не заставил, прилетел к чародею аки птица небесная.

Микула Веретено поведал ему о беде, постигшей мужа-волшебника Копыта, и спросил напрямик:

— Брате Рукосуй, это ваших рук дело?

Брат Рукосуй и не подумал запираться. Но, признавшись в совершенном злодеянии, тут же достал из баула лист бумаги и подал чародею.

— Уговор, — прочел вслух Микула Веретено. — Мы, мужи-волшебники Станимир Копыто и Рукосуй Молчан, побились о заклад в следующем: Рукосуй Молчан утверждает, что способен, не прибегая к Ночному волшебству, нанести вред колдовской силе Станимира Копыта, а Станимир Копыто утверждает, что брат Рукосуй — пьяный болтун и хвастунишка. Уговорились: буде Рукосуй Молчан реализует свои утверждения, Станимир Копыто заплатит ему пятьсот целковых, буде же нет — оные пятьсот целковых заплатит Копыту Молчан. Подписано в присутствии хозяина трактира «Затрапезье». Подписи… — Он поднял глаза на волшебников.

— В тот день, когда мы с братом Станимиром пошли в трактир, я открыл новое заклятье, — виновато пробормотал Молчан, — ну и спьяну решил испытать его…

— Так-так-так, братия… — Микула Веретено почесал в затылке. — Полагаю, вам, брате Станимир, придется выложить брату Рукосую пятьсот целковых. А вам, брате Рукосуй, надлежит в моем присутствии снять с брата Станимира ваше заклятье и немедленно написать докладную записку на имя Кудесника с описанием вашего открытия. Слава богам, братия, что это заклятье не открыли ордынцы. Иначе порче подверглась бы вся Колдовская дружина! Приступайте, брате Рукосуй!

Рукосуй Молчан виновато опустил бороду на грудь:

— Простите меня, чародей!.. Вся беда в том, что я забыл противозаклятье. А записать не удосужился. Оплошка вышла!..

— Слезыньки горючие! — пробормотал Станимир, ибо на него теперь тоже обрушился настоящий ужас.

* * *

Микула Веретено вызвал тоскующего в безделье Станимира через месяц. Лицо чародея сияло, седая грива стояла дыбом.

— Радуйтесь, брате! — сказал он. — Академия волшебных наук сумела восстановить позабытое Молчаном противозаклятье. — Микула Веретено сотворил незнакомую Станимиру Копыту акустическую формулу. — Спойте.

— Фа-фа-соль-ля, — пропел Станимир. — Фа-фа-соль-ля-ля!

Чародей радостно хлопнул в ладоши:

— Порядок, брате! Ваш музыкальный слух полностью восстановлен. — Он поднялся из-за стола и продолжил официальным тоном: — Поелику законы Колдовской дружины, касающиеся связи с Ночным волшебством, не были нарушены, никто из замешанных в инциденте наказан не будет. Однако вам, брате, придется выплатить Рукосую Молчану проигранные пятьсот целковых и заплатить неустойки потерпевшим!

* * *

Неустойка пришлась воеводе как нельзя кстати, ибо он только что — срамное выражение!!! — уступил участи и отдал свою дочь в жены соседскому сынку-лоботрясу.

Вновь обретший суть жизни Станимир быстро наверстал потерянное.

Словом, все остались довольны исходом дела. Окромя воеводиной дочки: она сразу обнаружила, что молодой супружник доставляет ей в постели гораздо меньшую усладу, чем той первой ночью, когда папенька ввалился в спальню.

Увы, у нее не было колдовской силы, чтобы понять, чем различались ментальные атмосферы той ночи и наступившего медового месяца. А мужу-волшебнику Станимиру Копыту — слезыньки горючие! — ив голову не пришло хотя бы еще раз использовать переложение акустической формулы «фа-фа-си-бемоль-до второй октавы». Иначе он был бы обеспечен благодарными клиентками до конца своей жизни…

Сергей Захаров

Я — собака

Рассказ

Зверь, которого ты видел, был, и нет его,

и выйдет из бездны, и уйдет в погибель…

Откровение святого Иоанна Богослова

Отчаяние — вот то чувство, которое я испытывал, когда узнал правду. Это было отчаяние самой высшей степени, надеяться было совершенно не на что, и не было никакого способа что — либо исправить. Я смотрел на зеркало сквозь толстые прутья клетки и видел отражение собачьей морды.

— Вот, молодой человек, это теперь ваше новое обличье. Как оно вам?

Человек, держащий зеркало, засмеялся тихим, довольным смехом.

Я думал, что сплю, но очень скоро понял, что это не сон. Потом мне стало казаться, что я сошел с ума. Эта мысль, как не странно, меня успокоила, но только на время — наваждение не проходило, я был огромным пятнистым сенбернаром.

— Ну, молодой человек, я понимаю, что вам не сладко. Но наука требует жертв, да — с, и никто не виноват, что этой жертвой стали вы. Я взял части вашего мозга и вживил их в мою собаку — кстати, его зовут Джек. Это величайшее научное достижение! Величайшее! Вы должны гордиться! А пока, я вас оставлю на пару часов, а вы привыкайте, привыкайте! Отчаиваться не стоит, да это и не поможет.

Человек в белом халате опять засмеялся, поставил зеркало на пол и ушел. Я остался наедине со своим отчаянием. Наедине?

Не совсем — я чувствовал, что мое сознание не одиноко, были еще какие — то чувства, которых я раньше не знал. Какие — то странные ощущения, где — то на грани сознания, на гране моего «я». Я хотел закрыть глаза, и не смог, тело было не мое, оно мне не подчинялось. Я понял, что это был Джек.

Я попытался разобраться в себе, прикоснуться к сознанию зверя, у которого отняли тело, и мне это почти удалось. От того, что было Джеком, исходило то же чувство, что испытывал и я — отчаяние. И это чувство было гораздо сильнее моего, в нем не было даже искры мысли, а только беспросветная тоска, тоска твари, которая не понимает, что происходит, и которой очень плохо. На фоне отчаяния я различил еще одно чувство, чувство обиды на того, кому зверь был привязан более всего. Хозяин сделал Джеку плохо, и Джек не мог этого понять. Его чувства были гораздо сильнее моих и я отступил, я больше не претендовал на тело, и огромный сенбернар бросился на толстую решетку, вцепившись зубами в железный прут. Это было настоящее, ничем не сдерживаемое бешенство, от которого нам обоим стало немного легче. Приступ быстро закончился, и мы отползли в угол.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});