Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика) - Жюль Верн

Но на глубине четырнадцати тысяч метров я увидел черноватые остроконечные вершины, поднимавшиеся посреди воды. Эти вершины могли принадлежать такой же высоты подводным горам, как Монблан или Гималайские, даже и более высоким, и глубина этих бездн была неизмерима.

«Наутилус» опустился еще глубже, несмотря на то сопротивление, которое он испытывал. Я чувствовал, как дрожало листовое железо в тех местах, где соединялись болты; его брусья сгибались; его перегородки коробились; стекла в окнах салона, казалось, выпячивались внутрь под давлением воды. И этому прочному аппарату пришлось бы, без сомнения, сдаться, если бы он, как выражался капитан Немо, не был в состоянии сопротивляться, как сплошная масса.

Проходя мимо склонов этих скал, скрытых под водой, я заметил еще несколько раковин, серпул, живых спинообрисов и несколько морских звезд.

Но вскоре и эти последние представители животного мира исчезли, и, опустившись ниже трех лье, «Наутилус» перешел границу подводной жизни, как это бывает с воздушным шаром, когда он подымается в воздухе уже в зону, в которой нельзя дышать. Мы достигли глубины шестнадцати тысяч метров, то есть четырех лье, и стенки «Наутилуса» подвергались давлению шестнадцати тысяч атмосфер, иначе говоря, тысячи шестисот килограммов на каждый квадратный сантиметр всей поверхности судна.

— Какое положение! — воскликнул я. — Находиться в этих глубоких слоях, куда человек еще никогда не проникал! Взгляните, капитан, на эти великолепные скалы, на эти необитаемые пещеры, на эти последние вместилища земного шара, где уже жизнь невозможна, какие неведомые области, и почему мы должны ограничиться одним воспоминанием о них?!

— Не желаете ли, — обратился ко мне капитан Немо, — вынести отсюда нечто большее, чем воспоминание?

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что ничего нет легче, чем воспользоваться фотоаппаратом и снять вид этой подводной области.

Я не успел выразить удивление, вызванное этим новым предложением, как по приказанию капитана Немо в салон был внесен аппарат. Сквозь широко раскрытые ставни жидкая среда, освещенная электричеством, просвечивала совершенно ясно. Нигде ни тени, нигде ни малейшего ослабления света не вызывало наше искусственное освещение. Солнце ничуть не благоприятствовало бы для производства снимка. «Наутилус», двигаемый быстрым вращением гребного винта, но в то же время задерживаемый своими бортовыми наклонными плоскостями, оставался неподвижным. Аппарат был установлен для получения изображения ландшафта морского дна, и через несколько секунд был получен весьма отчетливый негатив.

На позитивном оттиске, который я впоследствии изготовил, видны эти первобытные скалы, которые никогда не знали света неба, эти нижние слои гранита, составляющие непоколебимое основание земного шара, эти глубокие пещеры, вырезанные в каменистых массах, эти профили, замечательно отчетливые, и очертания вершин, которые черны, словно они вышли из-под кисти знаменитых фламандских мастеров; затем далее видно, как горизонт замыкается волнистой линией гор, которая составляет задний план ландшафта. Я не в силах описать общий вид этих гладких, черных, глянцевитых, без малейшего пятнышка скал столь причудливых форм, прочно утвержденных на песчаном ковре, который блестел от лучей электрического света. Между тем капитан Немо, окончив свою работу, сказал мне:

— Поднимемся, господин профессор, не надо злоупотреблять своим положением и подвергать слишком долго «Наутилус» подобному давлению.

— Поднимемся! — ответил я.

— Держитесь крепче!

Не успел я еще сообразить, почему капитан обращается ко мне с таким предупреждением, как меня сбросило на ковер.

По сигналу капитана Немо гребной винт был остановлен, а наклонным плоскостям придано вертикальное положение, и «Наутилус», уносимый, как воздушный шар, стал подниматься с неимоверной быстротой, шумно рассекая воду. Нельзя было разглядеть никаких деталей. В четыре минуты он прошел четыре лье, то расстояние, которое его отделяло от поверхности воды, и, вынырнув, словно летучая рыба, снова упал в воду, подняв вокруг себя брызги на ужасающую высоту.

Глава XII

КАШАЛОТЫ И КИТЫ

В ночь на 14 марта «Наутилус» принял направление к югу. Я предполагал, что на высоте мыса Горн он оставит мыс с запада, чтобы приблизиться к Тихому океану и закончить свое кругосветное плавание. Однако судно так не поступило и продолжало идти на юг, приближаясь к полярным берегам. Куда же оно шло? К полюсу? Это было бессмысленно. Я начинал верить, что опасения Неда Ленда достаточно оправдываются безрассудством капитана.

Канадец с некоторого времени уже не говорил со мной о своих проектах бегства. Он становился не только менее общительным, но почти молчаливым; я видел, что это продолжительное заключение крайне его тяготило. Я чувствовал, что гнев его разрастается. При встрече с капитаном глаза его разгорались, и в них светился зловещий огонек; приходилось опасаться, что его природная горячность доведет его до какой-нибудь крайности.

В этот день, 14 марта, Консель и Нед вошли в мою комнату. Я спросил о причине их визита.

— Задать вам, господин профессор, один вопрос, — ответил канадец.

— Говорите, Нед.

— Сколько, вы полагаете, находится людей на борту «Наутилуса»?

— Не сумею ответить, мой друг.

— Мне кажется, — сказал Нед, — что для управления им не требуется многочисленного экипажа.

— Я того же мнения, — ответил я, — по-моему, он может обойтись командой в десять человек.

— В таком случае, — ответил канадец, — зачем же и предполагать, что их больше?

— Для чего? — переспросил я.

Я пристально взглянул на Ленда; угадать его мысль было нетрудно.

— Потому, — продолжал я, — что доверяю моим предчувствиям, и насколько я понимаю капитана Немо и саму цель постройки «Наутилуса»: последний не судно, а убежище для тех, которые порвали контакты с землей.

— Может быть, — ответил Консель, — но, во всяком случае, «Наутилус» может вмещать в себя только известное число людей. Не может ли господин профессор определить этот максимум?

— Как же это сделать, Консель?

— Путем вычисления. Принять в расчет вместимость корабля, которая известна господину профессору, а следовательно, известно и количество вмещающегося воздуха. Затем господину профессору также известно количество воздуха, которое каждый человек ежедневно расходует для дыхания. А раз «Наутилус» через каждые двадцать четыре часа должен подыматься на поверхность воды для пополнения своего запаса воздуха…