Июнь. 1941. Запрограммированное поражение. - Лев Лопуховский

Нарком не изучил, Генштаб не учел, а как сам начальник Генштаба относился к изучению опыта вермахта по применению танковых корпусов в начальный период войны? Интересный факт в этом отношении приводит в своих «Записках военного разведчика» бывший начальник Информационного отдела Главного разведывательного управления Генерального штаба В.А. Новобранец. Он описывает реакцию Г. К. Жукова на доклад, подготовленный разведчиками на основе анализа «Официального отчета французского Генерального штаба о франко-немецкой войне 1939–1940 гг.», переданного главнокомандующим французской армии генералом Гамеленом советскому военному атташе. Вручая этот документ, генерал сказал: «Возьмите, изучайте и смотрите, чтобы и вас не постигла такая же судьба». Над изучением опыта этой войны работала целая группа сотрудников Информотдела, и вскоре труд «О франко-немецкой войне 1939–1940 гт.» был закончен и представлен начальнику Генерального штаба РККА генералу Г.К. Жукову. В докладе, кроме анализа причин быстрого разгрома французской армии и английского экспедиционного корпуса, были изложены также предложения по организационной структуре вооруженных сил Советского Союза.

«Ответ получили такой, что о нем стыдно писать. На нашем докладе коряво и безграмотно была начертана резолюция за подписью Г.К. Жукова: «Мне это не нужно. Сообщите, сколько израсходовано заправок горючего на одну колесную машину».

Прочитав эту резолюцию, офицеры информотдела пожимали плечами и молча смотрели друг на друга и на меня ‹…›» [497].

Между тем в докладе, кроме всего прочего, содержался анализ боевого и оперативного применения германских танковых корпусов и впервые созданных немцами танковых групп (по существу, танковых армий), удары которых всего через полгода спутали все карты и планы советского командования. Видимо, Жуков не разобрался в сущности гибкой структуры германских танковых групп, объединявших под единым командованием два, а то и три моторизованных (танковых) корпуса, причем в зависимости от обстановки нередко усиленных пехотой. Это качественно совсем иное средство решения оперативных и стратегических задач, нежели наши отдельные мехкорпуса с их неизменным и еще недостаточно продуманным и отработанным штатом. Хотя изначально они задумывались в качестве мощного средства в руках командующих фронтами и Главного командования для развития оперативного успеха в наступлении и/или для нанесения мощных контрударов в обороне. Никто не подумал хотя бы прикинуть состав мехгрупп, предусмотренных теорией глубокой операции, в качестве средства для решения стратегических задач в руках Главного командования, и заблаговременно создать штатные органы их управления. Кстати, это еще одно веское доказательство того, что советское руководство всерьез не планировало, по крайней мере, в 1941 г. нападать на Германию.

Вот и получилось, что многие мехкорпуса, причем наиболее укомплектованные, в соответствии с планом прикрытия оказались, по существу, в подчинении командующих армиями первого эшелона приграничных округов. Так, в ПрибВО оба мехкорпуса были приданы армиям прикрытия: 12-й мк — 8-й армии, а 3-й мк — 11-й армии. В ЗапОВО наиболее мощный 6-й мк был назначен в район прикрытия, являвшийся зоной ответственности командования 10-й армии, 11-й — подчинен 3-й армии, 14-й — 4-й армии. 13-й мк был предназначен для усиления войск в районе прикрытия 13-й армии, которая еще только формировалась. В руках командующего ЗапОВО Павлова остались два самых слабо укомплектованных мехкорпуса: 17-й и 20-й, имевших, соответственно, всего по 63 и 94 танка [498]. В КОВО наблюдалась аналогичная картина. Непосредственно прикрывавшим границу войскам были переданы: 5-й армии — 22-й мк, 6-й армии — 4-й мк, 26-й армии — 8-й мк, 12-й армии — 16-й мк. В резерве командования КОВО остались 9-й, 19-й, 24-й и 15-й мехкорпуса. Только последний из них был оснащен танками сравнительно неплохо — на 73 %, остальные имели их 22–44 % от штата.

Таким образом, в резервах округов (будущих фронтов), как и в резерве Главного командования, за редким исключением, оказались мехкорпуса, имевшие к началу войны явно недостаточное количество танков. Это, несомненно, существенно ограничило возможности командующих фронтами реально влиять на ход боевых действий при неблагоприятном развитии обстановки. Кстати, именно танковые (только по названию) полки этих корпусов пришлось в пожарном порядке вооружать, вместо танков, 76-мм и 45-мм пушками, чтобы использовать их на угрожаемых направлениях в качестве противотанковых.

Укомплектованность мехкорпусов западных приграничных военных округов к началу войны личным составом и танками сведена в таблицу 6.4.

Многие мехкорпуса, в которых была собрана основная масса танков, к началу войны напоминали больше учебные соединения, чем боевые единицы. Их устаревшая матчасть годилась разве только для обеспечения учебного процесса. Но наглядно показанная в таблице низкая укомплектованность большинства мехкорпусов людьми и основным вооружением была их далеко не единственным слабым местом. Соединения и части, входившие в их состав, зачастую дислоцировались в разных районах, нередко далеко друг от друга. Быстро собрать их в кулак в случае необходимости было совсем не просто. Иногда мехкорпуса по приказу вышестоящего начальства еще до начала войны буквально растаскивались по кускам. Скажем, 28-й моторизованный полк из 28-й тд, входящей в состав 12-го мк, остался в Риге, а ее танковые полки, 55-й и 56-й, в ночь на 19 июня выступили к границе, в район Шяуляя. Из-за этого танки дивизии оказались в 100 км от своей пехоты и были вынуждены пойти в бой без ее поддержки. 1-й мк находился в распоряжении командования ЛВО, но 1-я тд из его состава 17 июня была подчинена 14-й армии и убыла из района Пскова далеко на север, в Алакуртти Мурманской области. В ПрибВО 5-ю тд из 3-го мк передали в непосредственное подчинение 11-й армии.

Об истинных причинах столь резкого увеличения количества вновь формируемых мехкорпусов, для которых не было необходимой техники, историки спорят до сих пор. В своих мемуарах Жуков об этом написал так:

«В феврале 1941 года Генштаб разработал еще более широкий план создания бронетанковых соединений, чем это предусматривалось решениями правительства в 1940 году.

Учитывая количество бронетанковых войск в германской армии, мы с наркомом просили при формировании механизированных корпусов использовать существующие танковые бригады и даже кавалерийские соединения, как наиболее близкие к танковым войскам по своему «маневренному духу».

И.В. Сталин, видимо, в то время еще не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался. Время шло, и только в марте 1941 года было принято решение о формировании просимых нами 20 механизированных корпусов» [500].

По мнению авторов, все началось с информации Главного разведуправления, согласно которой немцы довели количество своих моторизованных корпусов до 8-10 [501], а общее количество танков до 10 тысяч штук [502]. В действительности в то время танков в германской армии было только около половины этого количества. Такое большое преувеличение их истинного числа возникло совсем не случайно: в СССР предполагали, что немцы возьмут на вооружение трофейные французские и английские танки. На самом деле они не соответствовали немецким требованиям и использовались в вермахте очень мало, да и то не на советско-германском фронте, а главным образом, в тылу для охраны важных объектов и борьбы с партизанами. Но это мы знаем сейчас, а тогда при планировании за основу были взяты цифры — 10 вражеских моторизованных корпусов и 10 тысяч танков. А дальше простым умножением на 3 пришли к необходимости иметь в Красной Армии 30 мехкорпусов примерно по 1000 танков в каждом[87].

В связи с этим несколько слов о роли Г.К. Жукова в описываемый период. Конечно, это слишком сложная и противоречивая фигура, которую следует оценивать по делам, а не по панегирикам его восторженных поклонников и уж тем более не по его собственным воспоминаниям и позднейшим размышлениям. Авторы не склонны слишком высоко оценивать творческий вклад Георгия Константиновича в теорию и практику военного искусства. Руководство Генеральным штабом — «мозгом» Красной Армии — было доверено человеку, уровень образования которого никак не соответствовал должности его начальника. В 1906 году Жуков закончил три класса церковно-приходской школы, а из военного образования у него за плечами были четырехмесячная школа унтер-офицеров в 1916 г., полгода учебы на 1-х Рязанских кавалерийских курсах в 1920 г., годичные кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, законченные в 1925 г., и 3-месячные курсы усовершенствования высшего начальствующего состава зимой 1929/30 г.

Учитывая уровень знаний и склад характера командира 2-й кавбригады Г.К. Жукова, его прямой начальник, будущий маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, командовавший тогда 7-й Самарской кавалерийской дивизией, 8 ноября 1930 г. написал на него аттестацию с четким по военному выводом: