Зеленый рыцарь - Айрис Мердок

— Да что вы, не может быть! — Беллами тщетно подыскивал более уместные слова.

Питер, явно забавляясь, наблюдал за ним. Наконец он перестал раскачивать стол и опустился на стул.

— Не беспокойтесь, дорогой Беллами, все вполне объяснимо. Вернее, не все, но многое может проясниться со временем, а времени у нас теперь, будем надеяться, достаточно! Пока же я расскажу вам то, что имеет первоочередную важность… Ведь в итоге… после такого, если вам угодно, чудесного возвращения моей памяти придется быстро предпринять кое-какие действия… и вы должны помочь мне.

— Я сделаю для вас все, что угодно. Но почему вы упомянули Бога, как же можно забыть Бога, а потом вспомнить его?

— Вы рассказывали мне, что хотели вступить в некий монастырь.

— Верно. Но я уже отказался от этого намерения.

— Я также искал в свое время духовного просветления, но не в христианстве, а в буддизме. В молодости я был мятежным и необузданным, чертовски эгоистичным, жадным, завистливым и ревнивым типом, что весьма пагубно сказывалось на окружающих меня людях. Внезапно я почувствовал, что должен измениться, измениться или умереть, если только смерть сможет исправить мою собственную отвратительную личность. В тот момент мне посчастливилось встретить святого человека, буддиста, ныне, увы, умершего, и я прожил какое-то время, удалившись от мира, — позже я расскажу вам об этом подробнее, — потом, став последователем буддистского учения, я вернулся в мир…

— Но буддисты не верят в Бога.

— Не верят в существование персонифицированного Бога. Я воспользовался этим словом в качестве упрощенного способа, отражающего некий духовный путь.

— Ищи Господа в своей собственной душе.

— Да. Так говорил Экхарт. А буддисты говорят о присутствии в душе Будды. Так же как христиане, возможно, говорят о присутствии в душе Христа.

— Но вы же еврей.

— Что ваше «но» меняет? Да, меня можно назвать еврейским буддистом. Иудаизм тоже предполагает поиск Бога в душе. Именно Бога, а не рукотворных, человекоподобных кумиров. Вспомните вторую заповедь. О ней слишком часто забывают.

— Но, Питер…

— Я сейчас пытаюсь объяснить, что же именно затерялось в моей памяти. Из нее просто ускользнули годы приобщения к буддизму, они будто сжались под спудом лет, и я вновь, как в молодости, стал мятежным бунтарем или, как говорится, «сердитым молодым человеком» [73]. Я постоянно ощущал бремя какой-то утраты, ощущал ее как странную и чудовищную внутреннюю потерю.

— Почему вы не обратились за помощью? Вы же психоаналитик. Вам, должно быть, известны случаи подобной амнезии. Вы могли обратиться к кому-то из коллег, к друзьям…

— Верно, верно, казалось бы, удобнее всего обратиться за помощью. Да только я не знал, что мне нужно вспомнить, и даже порой боялся, что мое прошлое может оказаться ужасным, может, я тоже совершил некое преступление и намеренно забыл о нем. С того летнего вечера, когда я потерял работоспособность, меня охватило горестное сознание этой утраты и страстное желание отмщения. Меня буквально пожирала ненависть.

— Да… Понимаю… Как странно… Буддисты говорят, что просветление приходит внезапно, подобно удару…

— Дорогой мой, я никогда и близко не подходил к просветлению, я всего лишь вступил на путь буддизма! Определенно одно, удар Лукаса погасил во мне тусклый лучик внутреннего света. Вот что я подразумевал под забвением Бога.

— Первый удар погасил его в вас… а второй удар вновь зажег. Вчера вечером вас сразило наповал, вас сразил сошедший с небес ангельский свет, вы обрели душу ангела… Я видел, как вы вдруг стали невероятно высоким, видел, как ваша духовная сущность…

Питер рассмеялся:

— Как пылко вы выражаетесь. Если там и присутствовал ангел, то его роль играл Лукас.

— Лукас?

— Ангел является божественным посланником, то есть своего рода посредником, средством или орудием, порой невольным орудием.

— Значит, мы правильно поступили, повторив это все еще раз… Питер, Питер, а вы помните, как в том пабе, в «Замке», когда мы впервые разговаривали, я сказал вам, как мне хотелось бы, чтобы вы вошли в мою жизнь, вошли в мою душу, подобно окрыленному ангелу? О, позвольте мне теперь быть с вами! Я просил о высшем знаке, и вы дали мне его. Позвольте мне стать вашим пациентом, вашим слугой, исцелите меня…

— Замолчите, прошу вас, замолчите! Я сам нуждаюсь в исцелении. Конечно, наши судьбы теперь связаны, но обо всем этом мы потолкуем позже. Я сказал, что нужно предпринять кое-какие срочные действия, и тут мне требуется ваша помощь.

— Я готов на все, что угодно.

— Послушайте. Во-первых, я должен помириться с Лукасом. Я уже говорил раньше о том, что эта странная встреча — наше второе событие — благотворно повлияла на мою память. И вскоре, как я надеюсь, за этим последует другое благотворное событие — наше примирение.

— Вы подразумеваете, что утратили ненависть к Лукасу и больше не намерены мстить?

— Да, все это осталось в прошлом. Все эти жуткие призраки рассеялись, когда над ними просиял свет. Теперь я хочу лишь мирного завершения. Послушайте. Сегодня я отправлю письмо Лукасу, сообщив ему об этой перемене… метаморфозе… и предложу ему встретиться.

— А чем я могу сегодня помочь… можно мне остаться здесь с вами?

— Сегодня вы можете спокойно отдыхать. Только, полагаю, вам стоит пока хранить молчание. А завтра…

— Завтра…

— Вы расскажете Клементу о том, что произошло. И… также…

— Также?..

— Тем дамам…

— Клифтонским дамам.

— Да, я хочу, чтобы вы рассказали им тоже. Расскажите все Луизе, расскажите Алетии. То есть расскажите им, что мне удалось восстановить память. Но… по-моему… не следует описывать им вчерашний вечер. Это может огорчить их.

Вечером следующего дня Беллами предстал в Клифтоне перед компанией ошеломленных слушателей. Встреча состоялась в комнате Сефтон, чтобы запертый наверху Анакс не услышал голоса Беллами. Возможно, в кухне было бы просторнее, но кухонная дверь служила очень слабой звуковой преградой, можно сказать, ее практически не существовало. Поэтому всем пришлось втиснуться в маленькую комнату. Складной стол вместе с кучей книг временно вынесли в прихожую. Беллами устроился на стуле возле стоявшего у окна книжного шкафа. Луиза заняла другой стул, на кровати разместились Клемент, Алеф и Сефтон, а Мой и Харви расположились на полу. Утром Беллами отправился прямиком на квартиру Клемента, где они долго разговаривали и пришли к мысли, что Клементу тоже стоит присутствовать в Клифтоне при разговоре с дамами.

Сдернув с носа свои круглые очечки, Беллами помахивал ими, точно импровизированной указкой. В одежде он остался верен черно-белой гамме. Его черный пиджак приобрел уже зеленовато-коричневый оттенок старой бронзы. Поиски чистой рубашки не увенчались успехом. Во время рассказа его большая круглая голова вертелась в разные стороны, а дружелюбный взгляд светло-карих глаз останавливался поочередно на каждом слушателе. Произнесенная им речь (как позже заметила Сефтон) больше напоминала поучение, чем откровение, — казалось, что сам он познал все это давным-давно. Потом наступило время вопросов.

— Ты имеешь в виду, что он много лет был приверженцем этой религии или учения, но начисто забыл о нем? — уточнила Луиза.

— Верно.

— И сколько же лет?

— Ну… я не знаю. Довольно долго. Видите ли, подобные провалы в памяти весьма распространены. Человек может помнить множество обыденных вещей, но забывает самое главное. Подобно контуженным на войне, которые не могли сказать, кто они такие, есть ли у них семьи и так далее.

— Да, — согласился Харви, — такое бывает. Я видел этих бедняг в каком-то фильме.

— Значит, он не знал, что был добрым? — удивилась Мой.

— И забыл, как ведут себя добрые люди?.. — с сомнением в голосе добавила Сефтон.

Харви и Алеф рассмеялись.

— Не знаю, — сказал Беллами, — По-моему, он все-таки оставался добрым. Но давайте не будем обсуждать это.

— А мне кажется, это важный момент, — заметила Сефтон, — Наверное, теперь он вновь займется психоанализом.

— И все это Питер рассказал вам с Клементом в своем доме?

— А какой у него дом? — поинтересовался Харви.

— Шикарный, — ответил Беллами, — Большой, окруженный садом особняк с множеством просторных комнат. Я еще не все успел там обойти.

— Ты впервые увидел его дом? — спросила Луиза. — Ты ведь говорил, что не знаешь, где Питер живет.

— А он там и не жил, — вставил Клемент.

— Это ты так думаешь, — возразил Беллами.

— Этот дом уже давно пустовал, — настаивал Клемент. — Очевидно, он вернулся туда после долгого отсутствия. Мне показалось это слегка странным. Возможно, он хотел избежать встреч с какими-то неприятностями.

— Вероятнее всего, ему хотелось избежать неприятностей с Лукасом, — предположила Сефтон, — возможно, он подумал…