Зеленый рыцарь - Айрис Мердок

3

Милосердие

Беллами стоял на подъездной аллее, глядя на дом Питера. После двух неудачных попыток он наконец дозвонился до Клемента, который сказал, что возвращал «ролле». Клемент также выдал ему адрес Питера. Беллами добрался туда на такси. Время близилось к одиннадцати. Беллами, как и Клемент, заметил задернутые шторы на окнах спальни верхнего этажа. Измученный и терзаемый страхами, он начал страдать еще оттого, что так долго не мог застать Клемента. Теперь же, увидев задернутые шторы, испытал настоящий ужас.

«Как мне жить дальше, — подумал Беллами, — смогу ли я вынести весь кошмар случившегося, неужели всю оставшуюся жизнь мне предстоит терзаться тяжкими угрызениями совести? О господи, почему же я не остался с ним! Какой прок стучаться в эту дверь? Никто мне не ответит».

Под сияющими лучами солнца он медленно побрел к дому, прислушиваясь к громкому шуршанию собственных ботинок по мокрому от дождя гравию. Он остановился перед дверью, обнаружил звонок и нажал кнопку. Никакой реакции. Подождав немного, он позвонил еще раз, долго не отрывая палец от звенящей кнопки. Дверь распахнулась.

— О, Беллами, отлично, — приветливо произнес Питер Мир, — Я надеялся, что вы придете.

Не прошло и десяти минут, как Беллами уже сидел на кухне Питера, налегая на яичницу с ветчиной, которая сменилась тостами с джемом и восхитительным горячим кофе. Беллами, отказавшийся в числе прочих радостей жизни и от завтрака, действительно до недавнего времени питался исключительно хлебом и консервированной фасолью. Облегченно расслабившись, он то и дело невольно улыбался и восклицал: «О, боже мой!» или «Ах, ну кто бы мог подумать!» Признание, что Питер обрадовался его приходу, оживило Беллами. Он весь так и лучился каким-то теплым и ясным светом.

Питер, одетый по-домашнему — в брюки, рубашку и шлепанцы на босу ногу, — словно помолодел. Его красивые вьющиеся каштановые волосы гладкой, поблескивающей в солнечном свете волной падали сзади на шею, темно-серые глаза сверкали под широкими густыми бровями. Морщины на его высоком лбу разгладились, гладкие округлые щеки разрумянились, как наливные яблоки, его полные, красиво очерченные губы приоткрылись в улыбке и иногда подрагивали от каких-то скрытых эмоций. Стоя у противоположного конца стола и порой нависая над ним, Питер, вероятно неосознанно, слегка оторвал его от пола, продолжая посматривать на поглощающего завтрак Беллами. Согласно объяснениям, он встал поздно, но уже успел сходить за покупками, и его очень порадовало, что он не опоздал к приходу Беллами, хотя, безусловно, они в любом случае встретились бы в самое ближайшее время. За открытым кухонным окном темнели стволы высоких садовых деревьев, более того, все окна в доме, которые заметил Беллами, были распахнуты. Солнечные лучи освещали сад, они проникали и на кухню… И вдруг Беллами подумалось, что еще до их знакомства он видел Питера, только в каких-то сумрачных местах.

Разумеется, Беллами не стал рассказывать о своих тревогах, теперь совершенно развеянных и почти забытых, по поводу «спокойного сна» Питера и пугающе задернутых штор спальни.

Он пояснил, что пришел бы раньше, но не запомнил адрес, поведал, как он долго разыскивал телефонные будки, а потом все равно не мог застать Клемента, поскольку тот отправился возвращать «ролле». В приливе радостного настроения Беллами свободно и охотно болтал с улыбчивым хозяином, и от полноты чувств его слова то и дело сталкивались друг с другом, словно спешили сорваться с языка всей словесной гурьбой. «Я тараторю, — подумал он, — о каких-то глупостях, точно ребенок, пересказывающий события дня любящему отцу!» Наблюдая за Беллами, Питер продолжал посмеиваться, и наконец Беллами тоже рассмеялся.

— Вы знаете, — сказал он, — раньше я жил недалеко от вас, только ваш дом стоит в богатом квартале. Пожалуй, именно поэтому вы и нашли Анакса… он искал дорогу к моей старой квартире!

— Да, это была отличная находка, она открыла передо мной новые возможности. Я еще расскажу вам об этом позднее. Значит, вчера вечером все вы нормально вернулись по домам?

— О да…

— А Лукас, как он добрался, взял машину Клемента?

— Нет-нет, ему не захотелось садиться за руль. Он взял такси.

— Да, наша затея завершилась весьма… неловко. Должно быть, мое падение напугало вас. Я очень благодарен вам с Клементом за то, что вы довезли меня до дома.

— Пустяки, мы с удовольствием помогли вам, но, конечно, ужасно встревожились, хотя…

— Беллами, не могли бы вы рассказать мне, что именно произошло там вчера вечером?

Беллами не ожидал такого вопроса. Он немного подумал, прикрыв глаза и склонив свою большую голову. Его рука машинально стащила с носа очки, он положил их на стол и крепко сжал пальцами прядь своих соломенных волос. Вчера вечером его так поглотили мысли о благополучии Питера, о том, выживет Мир или умрет, что он не задумывался о случившемся, вернее, не пытался определить, что именно произошло. Сняв сейчас очки, Беллами в ту же секунду понял, что интуитивно определил сущность произошедшего вчера события. Раньше они разговаривали о «метаморфозе», о некоем высшем проявлении, о чуде. В какой-то момент он увидел в Питере ангела. В нем будто открылась на мгновение святая, потусторонняя природа. Питер весь воспламенился и просиял. То моментальное изменение оказалось чересчур большим для его земного тела, вот почему он действительно мог умереть. И вчера произошло именно такое событие: таков был его смысл и таковы могли быть последствия. Но если Питер сам не понимает этого, то как же Беллами сумеет объяснить ему? Он поднял глаза, боясь увидеть встревоженного и сомневающегося Питера, решившего вдруг возложить все свои надежды на Беллами. Но Питер выглядел спокойным, даже не взволнованным, на лице его играла легкая усмешка, как у человека, знающего ответ на заданный вопрос. Беллами подумал, что Мир хочет его испытать.

— Питер, — ответил Беллами, — по-моему, вы сами прекрасно понимаете, что произошло. Произошло нечто сверхъестественное, нечто вроде чудесного превращения.

Питер с лукавым видом удивленно поднял брови.

— Вот как! И какого же превращения?

— Вроде того, что случилось с Савлом по пути в Дамаск.

Это сравнение только что пришло в голову Беллами.

Питер рассмеялся:

— О, даже так…

— Вы умерли и воскресли вновь. Вы стали ангелом.

— Ладно, мы еще вернемся позже к этой теме. Есть кое-что более неотложное и важное.

— Что же?

— Вы так и не спросили меня, что же именно я вспомнил.

Беллами действительно забыл те слова, что Питер прошептал ему вчера вечером перед расставанием. Они вылетели у него из головы просто потому, что вскоре его полностью захватила ошеломляющая мысль о возможном самоубийстве Питера. Тогда Беллами вдруг представилось, что открывшиеся воспоминания могли оказаться ужасными и сокрушительными… Чувствуя, как лицо его заливает краска смущения, он прижал руку к горлу и робко произнес:

— Пожалуйста, простите меня.

— Видите ли, что бы мы теперь ни думали о вчерашнем вечере, он привел к желаемому результату. А может статься, что он открыл и новые неожиданные возможности.

— Прошу вас, расскажите мне, что вам удалось вспомнить.

— Бога.

— Что?

— Бога… Да, да, я вспомнил Бога.

Это грандиозное заявление, безусловно, потрясло Беллами, и именно это потрясение, как он осознал позже, побудило его благоговейно склонить голову. Но увы, в тот самый момент у него промелькнула далекая от благоговения мысль: «И все-таки он безумен». Открыв рот, Беллами тупо таращился на Питера, словно услышал совершенную банальность, допускающую лишь один вялый ответ:

— Да что вы, не может быть! — Беллами тщетно подыскивал более уместные слова.

Питер, явно забавляясь, наблюдал за ним. Наконец он перестал раскачивать стол и опустился на стул.

— Не беспокойтесь, дорогой Беллами, все вполне объяснимо. Вернее, не все, но многое может проясниться со временем, а времени у нас теперь, будем надеяться, достаточно! Пока же я расскажу вам то, что имеет первоочередную важность… Ведь в итоге… после такого, если вам угодно, чудесного возвращения моей памяти придется быстро предпринять кое-какие действия… и вы должны помочь мне.

— Я сделаю для вас все, что угодно. Но почему вы упомянули Бога, как же можно забыть Бога, а потом вспомнить его?

— Вы рассказывали мне, что хотели вступить в некий монастырь.

— Верно. Но я уже отказался от этого намерения.

— Я также искал в свое время духовного просветления, но не в христианстве, а в буддизме. В молодости я был мятежным и необузданным, чертовски эгоистичным, жадным, завистливым и ревнивым типом, что весьма пагубно сказывалось на окружающих меня людях. Внезапно я почувствовал, что должен измениться, измениться или умереть, если только смерть сможет исправить мою собственную отвратительную личность. В тот момент мне посчастливилось встретить святого человека, буддиста, ныне, увы, умершего, и я прожил какое-то время, удалившись от мира, — позже я расскажу вам об этом подробнее, — потом, став последователем буддистского учения, я вернулся в мир…