Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

30 октября

Под влиянием вчерашнего не мог уснуть почти всю ночь, встал с тяжелой головой, а в гимназии пришлось просидеть более семи часов (5 уроков и два с лишним часа — конференция).

6 ноября

Окончилась первая четверть. Прошли и педагогические советы, на этот раз — благодаря умелому ведению дела и корректности председателя — вполне мирно и гладко. На почве выставления четвертных баллов на этот раз у меня никаких конфликтов не было (хотя были попытки «исправиться» — как удачные, так и неудачные). Особенно рад я успешности VII класса, где вышла только одна двойка, да и то исключительно по лени, тогда как в прошлом году в первой четверти у того же класса (тогда VI) было 15 двоек. Нельзя ли приписать повышение успешности и в этом числе прогресс в области орфографии тому, что я в прошлом году специально занимался с ними орфографией по одному уроку в неделю и заставил их заняться дома списыванием? Пожалуй, не бесполезно будет применить это и к нынешнему VI классу, где орфография толю страдает.

Вчера на совете решили выписать целый ряд научных журналов, начиная с нового года. А то в нынешнем году благодаря Б-скому мы выписывали едва ли не один только «Журнал Министерства народного просвещения». Не было также произведено выписки книг в гимназическую библиотеку, т<ак> к<ак> Б-ский заслал все списки в округ. А теперь, когда они благополучно вернулись оттуда, деньги, ассигнованные на это, оказались уже израсходованными. За это приходится благодарить опять того же блаженной памяти Б-ского, т<ак> к<ак> у попечительского совета не хватило средств ввиду других прибавок, которые сделал щедрою рукою бывший председатель себе и своим фавориткам. Да, не скоро еще, должно быть, позабудем мы этого монстра, тем более что и он не забывает нас.

11 ноября

Придя сегодня на уроки в гимназию, узнал опять неожиданную новость: председатель Ф-в телеграммою попечителя уволен от должности и на его место назначен директор мужской гимназии Ш-ко. Поводом к увольнению, очевидно, послужил донос какого-нибудь «доброжелателя». Но характерно и то, что Б-ского, несмотря на все его «художества», держали целый год, дали летнее жалование и уволили только по прошению. С Ф-вым же расправились весьма круто, не дав ему дослужить даже второго месяца. Вот что значит не играть в политику и не якшаться с союзниками! Притом, назначая Ф-ва, попечитель уже знал, что он пьет. Кто же виноват, что и у нас он не сдержался? А теперь ему, бедняге, не на что даже выехать, и мы — его бывшие подчиненные — делали сегодня в его пользу подписку.

12 ноября

Сегодня явился ненадолго в гимназию новый председатель Ш-ко. Это еще молодой человек, по-видимому, очень ловкий и дипломатичный, благодаря чему через шесть лет службы оказался уже на посту директора. Не будучи ретроградом по убеждениям (да и какой же умный человек может искренно исповедывать такие взгляды!), он в то же время прежде всего исправный чиновник, желающий быть на лучшем счету у начальства, а потому готовый энергично проводить в жизнь все его предназначения. В то же время он настолько умен, что не желает восстановлять против себя и общество. Например, при выборах в родительский комитет он сказал речь, которая сочувственно комментировалась местной либеральной прессой; но остались ей довольны и сторонники «ежовых рукавиц». Как отзовется его политика на нас, грешных, — поживем-увидим.

14 ноября

Говорят, что новый директор у себя в мужской гимназии выступает сторонником новых методов и требует, чтобы педагоги были в курсе новых течений в области своих предметов. Это, конечно, недурно. Но это, к сожалению, не общий дух ведомства, а одна из фантазий нового барона. До новых ли течений и методов тут, когда только на днях пришлось отправлять в жандармское управление изъятые из фундаментальной библиотеки книга Овсянико-Куликовского, Вахтерова и т.п.! И по чему мы можем следить за развитием педагогических идей, когда — благодаря Б-скому — в этом году не было выписано в библиотеку ни одной книги и ни одного педагогического журнала?

15 ноября

Дела с ученицами идут в общем ладно. Неприятные инциденты, конечно, случаются, но потом постепенно все «образуется» и снова входит в нормальную колею. С неделю назад я поставил, например, три одной пятикласснице Т-вой. Та, очевидно, не замечавшая многих ошибок, сочла себя обиженной (за четверть ей было четыре) и несколько дней «дулась» на меня. Но сегодня, наконец, «сменила гнев на милость» и стала снова дружелюбно улыбаться мне. Обидел я невзначай и другую пятиклассницу К-ву. В ту четверть ей из-за письменных работ вышло три, чем она была недовольна. В эту четверть устный ответ ее я оценил тоже тройкой, так как она слабо знала стихосложение. Тогда она ничего не сказала. Но, когда сегодня я вызвал отвечавшую вчера ученицу, чтобы спросить у нее старое (что я всегда делаю), К-ва вдруг запротестовала, т<ак> к<ак> у нее я будто бы не спрашивал старое, а она его «знает на память». Я пробовал возражать, что и у нее я спрашивал тоже не один урок. Но К-ва упорно твердила свое, имея, очевидно, в виду более давнее старое, которое я, может быть, и не спросил у нее. Потом, когда я, объясняя новый урок, стал задавать беглые вопросы то той, то другой ученице, К-ва на мое обращение к ней не стала отвечать. «К-ва сердится», — спокойно сказал я. Класс расхохотался. А К-ва через некоторое время уже начала улыбаться и сама стала подымать руку. Дело, значит, опять обошлось ладно.

16 ноября

Сегодня чуть не поссорился с «моими детьми», как их в шутку зовут мои коллеги, т. е. с VIII классом. Когда я пришел на урок методики, ученицы о чем-то оживленно спорили. Я начал, было, говорить с одной из них о деле. Остальные же так шумели и кричали, что ничего не было слышно. Это, наконец, взорвало меня, и я, перекрикивая их, резко заметил им, что это безобразие, что они не умеют себя вести. Надо было распределить пробные уроки на ту неделю. Два урока по объяснительному чтению (это еще первые в нынешнем году) пришлось передвинуть на несколько дней ближе, но так, что до первого из них оставалось все-таки три дня. Поэтому я предложил давать их тем же двум ученицам, которые еще раньше взяли себе этот материал, тем более одна из них чуть не неделю назад начала работать над конспектом; а у другой статья была разработана в классе. Но те вдруг закапризничали и отказались давать в указанные дни, считая срок для подготовки слишком коротким. Одна же из них стала говорить, что и вообще она не намерена давать первой, хотя раньше соглашалась на это. Я, раздраженный этой выходкой, заявил, что тогда они теряют право на этот материал, и предложил всему классу, не пожелает ли кто давать уроки в эти дни. Но ученицы, раньше все стремившиеся записаться на объяснительное чтение, теперь не соглашались начинать урок на этот материал. Ничего не добившись от класса, я раздраженно сказал, что если так, то добровольного распределения материала больше не будет, и уроки будут даваться по назначению преподавателя. Вдруг встала одна ученица и заявила, что она согласна давать урок. За ней согласилась и другая. Ученицы, видя, что эти двое хотят выручить класс, стали говорить, что лучше бы взялись за это дело «более сильные». Я сказал на это, что П-ва не хуже других, т<ак> к<ак> за первый урок имеет четверку. Тогда, сознавая, что П-вой все-таки давать будет труднее, многие обрушились на двух отказавшихся давать урок. Те, видимо, были смущены. Я же, к тому времени уже успокоившись, предложил прекратить дальнейшие разговоры, т<ак> к<ак> материал уже распределен. Следующий урок был у меня тоже в VIII классе. Я весь час рассказывай им по педагогике о представлениях. Ученицы внимательно слушали и записывали. А когда дело дошло до иллюзий и я стал иллюстрировать свой рассказ примерами из жизни и из литературных произведений, класс оживился. Потом шла речь относительно общих представлений, которые часто заменяются то единичными представлениями, то представлениями букв данного слова; я стал экспериментировать с ученицами, прося их представить то «дом вообще», то «человека вообще». Весь класс стал дружно работать. заинтересовавшись этим. Одна говорила, что представляет общую фигуру человека, другая — что она представила определенного человека, некоторые имели буквенные представления. Я стал производить опрос. И до конца урока в классе шла веселая, живая, всех захватившая работа. Даже В-ва, отказавшаяся давать урок, приняла участие в общей работе и, весело улыбаясь, рассказывала, как она представляет себе тот или другой «предмет вообще». Таким образом, от инцидента на педагогическом уроке не осталось и следа. Хорошо, если бы и впредь было так.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});