Небо остается чистым. Записки военного летчика. - Сергей Луганский

Первым экзаменом был диктант по русскому языку. Преподаватель, высокий, худой, с усами, очень похожий на Горького, ходил между столами и громко, отчетливо диктовал отрывок из «Войны и мира» Л. Толстого. Летчики, склонившись над столами, старательно скрипели перьями. Нужно сказать, что руки, привыкшие к штурвалу самолета, плохо управлялись с таким деликатным предметом, как тоненькая ученическая ручка. Ребята сопели от напряжения, то и дело раздавался тонкий звон орденов и медалей,- ведь у каждого из кандидатов в слушатели чуть ли не полностью завешена грудь. Но ордена орденами, а знаниями мы похвалиться не могли. Смешно сейчас вспоминать все подробности того диктанта, но так было, и из песни слов не выкинешь.

Впереди меня, склонив буйную чубатую голову, пишет Иван Кожедуб. Рядом Дмитрий Глинка и Николай Гуляев, отчаянной смелости и боевой выучки ребята. На фронте от одних имен этих ребят немцев в трепет бросало, а тут они пыхтят и ерзают на скамьях, как ученики подготовительного класса.

Преподаватель только на первый взгляд кажется суровым и строгим. Надо полагать, он прекрасно представлял себе уровень нашей подготовки, поэтому-то и диктует так медленно, отчетливо, чуть ли не выговаривая отдельно каждую букву. Внимательно вслушиваясь, можно было благополучно миновать самые спорные места – так внятно произносил он каждое слово. Немного заставляли задумываться знаки препинания, но и тут преподаватель, повторяя фразу по нескольку раз, делал очень выразительные остановки. Словом, пока все шло гладко.

Расхаживая по аудитории, преподаватель останавливался у столов, из-за плеча пишущих смотрел, что у них получается, и медленно переходил дальше. Вот он постоял над склоненной головой Дмитрия Глинки, тронулся к следующему столу.

– Теперь, товарищи, проверьте все написанное и можно сдавать,- ровным, размеренным голосом говорит нам преподаватель.

Скоро прозвенел звонок, загремели стулья. Летчики потянулись к преподавательскому столу с листочками диктантов. Красные распаренные лица, словно каждый из них таскал тяжести.

В перерыве ребята принялись выспрашивать друг у друга, кто как написал то или иное слово. Один радуется, другой огорчается. Спорят.

Нужно сказать, что злополучный тот диктант закончился для нас плачевно. Мы попросту осрамились.

Нынешним школьникам, конечно, смешно и удивительно слышать такое, однако не забывайте, молодые друзья, что каждый из тех, кто экзаменовался, ушел на войну со школьной скамьи, а на фронте знания повыветрились, все основательно забылось. Иные были у всех заботы, иные дела… Так что командование поступило правильно, собрав лучшие кадры со всех фронтов и засадив их за парту. Война кончалась, нужно наверстывать упущенное.

Перед прохождением академического курса слушатели несколько месяцев повторяли общеобразовательные предметы: русский язык, математику, физику, химию. И только после этого пошли специальные лекции. Преподавание в академии было поставлено на высокий уровень. Лекции читали ведущие специалисты. Так, например, имя профессора Кузьменко было известно каждому летчику. По его классическим учебникам «Аэродинамика» и «Теория полета» училось не одно поколение советских авиаторов. Его слушателями были Чкалов, Доронин и многие другие прославленные летчики.

В академии, надо сказать, за годы ее существования сложился хороший и дружный преподавательский коллектив. Работали здесь талантливые ученые, авторы учебников по различным вопросам авиационной теории и практики.

Образование академии, кстати, было еще одним доказательством того, что партия и правительство серьезно относились к угрозе надвигающейся войны. Весной 1940 года, когда в Европе уже тянуло порохом, была организована новая авиационная академия. Сейчас это Военно-воздушная Краснознаменная ордена Кутузова академия им. Ю. А. Гагарина.

В годы войны воспитанники академии находились во всех звеньях ВВС, они выполняли самые разнообразные задачи и проявляли при этом исключительно высокие морально-боевые качества.

Так что репутация у нашей академии была высокой и заслуженной в боях.

Нет нужды говорить, насколько серьезно мы относились к учебе. День бывал загружен до предела, приходилось прихватывать часы отдыха.

В академии, целиком уйдя в занятия, мы не переставали думать о том, что пушки еще не отговорили и на подступах к Берлину идут кровопролитные сражения.

В разговорах, когда мы собирались, чтобы обсудить последние новости, для нас вновь оживали недавние фронтовые будни. Высказывались разные соображения относительно завершающих ударов, но главные разговоры шли теперь только об одном: когда? О приближающемся дне победы мы судили и рядили, сходясь после целого дня занятий на поле аэродрома, где проводилась подготовка к первомайскому параду.

По традиции наша академия должна была принять участие в первомайском параде на Красной площади в числе других высших учебных заведений Советской Армии. На подготовку к параду ушло несколько недель. Для нас, новичков в академии, предстоящий парад был первым и потому особенно волнующим событием.

В день Первого мая нас подняли по тревоге в три часа ночи. Было еще темно, в огромной спальне ярко горел свет. Оделись мы за считанные минуты.

– По машинам!- раздалась в темноте зычная команда, и мы полезли в грузовики. Длинная колонна машин тронулась со двора академии. До Москвы предстояло ехать пятьдесят километров.

Выгрузились мы возле Арбатской площади.

Солнце уже блестело на верхушках Кремлевских башен и звонниц, когда четкие квадраты колонн высших учебных заведений Советской Армии начали выстраиваться на отведенных местах. Для нашей академии был указан квадрат, как раз напротив мавзолея В. И. Ленина. Рядом, у стены нынешнего ГУМа, выстраивались колонны академии Генерального штаба, Академии имени Фрунзе и Академии бронетанковых войск.

Офицерские колонны подходили в каком-то сдержанном, взволнованном молчании. Суетились направляющие с красными флажками в руках. На огромном просторе каменной площади глохли даже самые громкие команды. Колонны четко перестраивались, занимали места. Большое движение угадывалось и за пределами Красной площади. Войска располагались на площади Свердлова, на Манежной, на площади Революции.

Стоять разрешено было вольно, все ждали часа, когда на трибуне Мавзолея появятся руководители партии и правительства. А пока переговаривались, сходились небольшими группками. Последние сообщения радио и газет приносили радостные вести. Вчера с раннего утра наши войска вели бои в самом центре фашистской столицы, пробивались к стенам рейхстага, а в половине третьего горстка храбрецов проникла внутрь фашистского парламента и над рейхстагом взвилось красное знамя!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});