День другой – кошмар все тот же - Евгений Меньшенин

с дерьмом. Надя ошиблась. Нет у меня денег, и не знаю я, где их достать. Да и как мне доставать деньги, если я не понимаю этот мир, эту планету, эти законы. Я понимаю только то, что есть в моей голове, в моих рассказах. Там мой мир. Я только там становлюсь тем, кто я есть. А тут… Все не то. Но я отвлекся, простите. В общем, когда Надя позвонила и рассказала про беременность, все это вскипело во мне. И самое страшное в том, что мне не с кем было поделиться. Мама моя меня не поймет, точнее, если я ей скажу, она тут же закинется таблетками. Ее сердце просто не выдержит. Отца я своего почти не помню и даже не знаю, где он и жив ли. Друзей у меня не осталось. Был только супердруг Вася, который мне угрожал, и Надя, которая использовала ребенка как прикрытие. Вот только что-то я не вижу у нее живота, а ведь уже три месяца прошло. Или у тебя там что, фитнес-звезда растет?

Все посмотрели на Надю. Она закатила глаза и выкрикнула:

– Я сделала аборт, урод! От тебя помощи не дождешься!

Судья ударил молотком.

– Я бы рекомендовал узнать у нее, где она делала аборт, – сказал Олег. – Сдается мне, что в клинике far far away, может даже, сам Шрэк делал.

– Сейчас мы ведем дело о вашей книге, – сказал обвинитель. – Если вы будете подавать на Надю иск, будем разбираться. А пока давайте поговорим о вашей книге.

– Так о том и речь. Надя давила на меня, как и Вася. Они стали тем рычагом, которым Эйнштейн повернул Землю, или кто там говорил это? В общем, не важно. Я очень разозлился на них, а поговорить было не с кем. Вот я и сел снова писать. Тогда я написал ту жуткую историю «Где мой воробушек?», где высказал все, что я думаю о Васе и Наде, где выплеснул все напряжение, скопившееся внутри, разделался с ними, чего они и заслуживают. Так я считал тогда. А после я впервые за долгое время напился. Купил бутылку виски «Клан Макгрегор», выпил почти половину, а для меня это серьезная доза. Разозлился еще сильнее и выложил рассказы в сеть. Я смутно это помню. На следующий день мне было плохо. Я весь день пролежал на диване. Слышал гудки телефона, это приходили сообщения. Я не смотрел. Потом мне звонили, я не брал трубку. Мне было плевать, у кого там что случилось. Я и на следующий день не смотрел, что мне писали. Хотел вообще отключиться от всех.

Через два дня в дверь постучались. Это была полиция. Тогда я и вспомнил, что сделал. Теперь я здесь перед вами. Вину признаю, раскаиваюсь. Спасибо вам, что выслушали.

В зале повисла тишина. Судья крякнул. Обвинитель прокашлялся. Адвокат сел поудобнее. Ему все это давно надоело. Еще когда адвокату сказали, кого он будет защищать, он особо не загорелся желанием. Олег сразу ему сказал, что он просто во всем признается и получит все, что причитается, поэтому дело адвоката небольшое – сидеть и слушать, следить, чтобы допрос шел в соответствии с правилами. Платили ему мало, хотя для таких обязанностей вполне неплохо.

Надя и Вася пыхтели от негодования. Присяжные что-то черкали в блокнотах. Олег улыбался. Он поднял руки, пожал плечами, мол, вот и все, ребята.

– Ясно, – сказал обвинитель. – У меня нет вопросов.

Олег сел на свое место.

– Прошу присяжных удалиться, обсудить дело и вынести приговор. Для остальных объявляется перерыв.

Присяжные встали и вышли из зала суда через специальную дверь справа от судьи. Остальные вышли из зала в коридор, кроме писателя. Ему запретили покидать свое место. Он смотрел в пол, вертел стакан с водой, поглядывал на охранника, который пристально смотрел на него. Олег подмигнул ему. Охранник нахмурился.

Через полчаса объявили продолжение заседания. Люди вернулись на свои места. Мамы не было. Надя держалась прямо, с невозмутимым видом. Но щеки ее пылали, кажется, кто-то ей задал неудобный вопрос в коридоре. Может быть, адвокат или обвинитель. Вася развалился на стуле, как будто он был тут главным.

Вернулись присяжные, вошел судья.

Среди присяжных поднялась девушка в коричневом пиджаке, со светлыми волосами и в черных брюках. Она зачитала приговор.

– По делу номер 2020 присяжные большинством голосов, десять против двух, вынесли приговор: Олег Боровин виновен в преступлении, указанном в законе о защите художественных персонажей, статья 117, пункт 2, и приговаривается к высшей мере наказания и должен написать два любовных романа и три детских книги в срок до первого декабря две тысячи двадцать второго года. Контроль за соответствием его книг нормам закона накладывается на органы охраны литературы и художественных персонажей. Также на весь срок отбывания наказания заключить обвиняемого под стражу в специальное учреждение под надзор специалистов, которые занимаются психическим здоровьем писателей, – «Дом Булгакова». Если же обвиняемый не выполнит все требования в срок, то его дело будет рассмотрено в Высшем литературном суде, а его действия будут расценены как попытка избежать наказания, а равно как побег из-под стражи. Это все, ваша честь.

Она села.

Олег смотрел на присяжных с открытым ртом.

– Лучше убейте, – прошептал он.

– Приговор привести в исполнение немедленно, дело объявляю закрытым, – сказал судья и ударил молотом.

– Стойте, но я же не придумываю то, что пишу! – воскликнул Олег. – Оно само получается! Как я вам напишу любовный роман, если я понятия не имею, что это такое? Как я напишу детскую книгу, если у меня нет детей, я даже не знаю, как к ним подступиться?

– Если вы сейчас же не замолчите, – объявил судья, – то вас задержат за неуважение к суду. И поверьте, наказание будет гораздо хуже. А вы как думали, можно вот так расправляться с невинными героями в рассказах, а потом свободно разгуливать и насвистывать себе под нос? Меня от вас тошнит! Уберите его отсюда, с глаз моих долой!

Охранник подошел к Олегу и попросил его встать. Он надел на писателя наручники и вывел из зала суда. Его провожали укоризненные взгляды присутствующих. И особенно зорко смотрели ему в спину Надя и Вася.

– Легко отделался, –