Девочка из прошлого - Аля Драгам

должно было быть.

Он так хотел меня, а теперь? Теперь разочаруется от ступора, который напал на меня?

— Милая, девочка моя… прости, прости меня…

Ну за что он сейчас просит прощения?

Давид делает шаг назад и слезы начинают течь уже нескончаемым потоком. Понимаю, что близка к новому обмороку, когда перед глазами мелькают черные точки. Что есть силы мотаю головой…

Мужчина опускается на колени и, словно у него не осталось сил, упирается в мои ноги.

— Саш, прости… я… — голос звучит глухо и потеряно… его слова рвут на куски не только сердце, но и душу. — Я думал, ты… у нас… я был уверен, что у нас…

Он говорит отрывками, голос срывается. Но я понимаю абсолютно все, что он хочет сказать. И как многое хочется ответить. Как люблю, как хочу быть с ним, как доверяю ему и как он смог починить мою душу… но губы словно склеили… это от шока. После похищения я несколько недель не могла произнести ни звука.

Давид обнимает мои ноги, сжимая их до побелевших костяшек… его плечи трясутся…

Пытаюсь сглотнуть ком, сдавивший горло, и никак не получается. Воздуха не хватает, а рвущиеся рыдания лишают последних сил. Давид поднимает покрасневшие глаза и с какой—то безысходностью и обреченностью снова повторяет «прости». Встает и идет за полотенцем, в которое уже молча заворачивает меня.

Закрываю лицо ладонями, чтобы не видеть больше ничего. Ненавижу себя в этот момент. Ненавижу все, что со мной было. Ненавижу панику, которая накрыла… потому что та боль, что испытывает сейчас мой любимый мужчина… я физически ее ощущаю.

Он бросает на меня взгляд и выходит за дверь. Мне бы бежать за ним, найти лист или мобильный, написать, что да, да, я хочу, что люблю… безумно люблю… но вместо этого темнота все сильнее и сильнее затягивает в свои сети. И все, на что хватает сил, это сползти с тумбы на пол, а затем по стенке и прикрыть глаза.

Это не он, это я должна просить прощения. Из—за моих загонов и особенностей Давиду столько приходится возиться со мной. Последняя здравая мысль, сформулированная затухающим сознанием. И вот спасительная чернота забирает в свою власть. В ней нет боли и переживаний, нет ничего… и только в груди нещадно жжет. Он не понял, он ушел…

Глава 68.

Давид.

Не знаю, что на меня нашло, когда вырвалось предложение. Я давно планировал это сделать, готовил сюрприз. Но в одно мгновение стало не до него, захотелось здесь и сейчас. Праздник, если Саша захочет, можно организовать в любое время. Ожидал чего угодно, но не нарастающего ужаса во взгляде, а потом водопада слез.

Передавил? Испугал?

Почему она молчит? Делаю попытки добиться хоть какого—то ответа. Ну хотя бы «я подумаю». Но девочка только трясет головой, размазывая слезы.

Скажи… скажи…

Мысленно умоляю ее, ничего уже не понимая в происходящем. Ноги не держат, а в ушах шум такой силы, что всерьез опасаюсь, как бы не хлынула кровь. Впрочем, кажется, сейчас это уже нестрашно. Перестать чувствовать и видеть — единственное желание. Отчаяние накрывает с головой. Опускаюсь на колени, пытаясь объясниться.

— Саш, прости… я… Я думал, ты… у нас… я был уверен, что у нас…

Голос срывается, а глаза жжет так сильно, что терпеть нет сил. Чертовы математики со своими формулами. Боль и страх — вот истинная формула любви. Когда глаза напротив, горевшие страстью, вдруг транслируют панику, а все внутренности от осознания собственной ненужности превращаются в лед.

Сашу трясет не меньше, чем меня самого. Но из нас двоих мужчина я и ошибки допустил тоже я. Никто не просил меня мечтать. Никто не просил влюбляться так сильно. Маленькая и наивная девочка просто сдалась моему напору. А сейчас она сидит и потеряно плачет, молча закрывая лицо ладошками.

Закутываю девочку в полотенце и выхожу. Внутри зверь мечется и ревет, хочет крушить все вокруг, а на деле же я нахожу силы только дойти до кровати и упасть на нее, смотря в потолок.

Мыслей нет. Чувств… тоже нет? Но себя ведь не обманешь. Меня тянет к ней, обратно. Обнять, попросить вернуться на час назад, когда нам было так хорошо. Когда из меня еще не вырвались эти слова…

С каждым новым ударом сердца дыра в груди растет и растет. Дышать трудно, но зачем—то продолжаю это делать. Не знаю, сколько времени лежу, пялясь в потолок. Мерещится, что Саша прошла мимо и уходит. Не хочу этого видеть, не хочу. Слишком живы в памяти воспоминания, когда она уже прощалась. Как специально в голове всплывают фрагменты пламени, в котором я горел, что у окна в ту ночь. Наверное, сейчас выжгло все до тла.

Перестал любить? Нет. К сожалению, по щелчку пальцев это сделать невозможно.

Перестал болеть ею? Тоже нет.

Жалею себя? Странно, но снова нет.

Жалею ее… девочку, что поддалась моей страсти.

От созерцания темноты отвлекает поскуливание щенка. Хочет есть? Мы ведь ворвались в дом и не подумали ни о чем. Мысленно усмехаюсь… растворились друг в друге, пока сам все не испортил. Ас другой стороны сколько бы мы протянули на самообмане? Может, оно и к лучшему?

— Чак, пойдем, накормлю тебя.

Кое—как стаскиваю тело с постели, натягиваю домашние штаны и бреду к двери. По паспорту мне тридцать, а по ощущениям лет восемьдесят.

Смотрю на пса, а он скребет лапой дверь в ванную, пытаясь открыть. Заторможено соображаю, что, быть может, хочет пить? Почему здесь, а не внизу из миски?

Чак начинает выть, упершись носом в дверь. Я теряю терпение и подхожу, чтобы взять на руки, но щенок оскаливается и щелкает зубами. Психую, открывая ему дверь, раз так рвется, и еле удерживаюсь на ногах.

Сознание выкидывает в прошлое от увиденного, и пока делаю шаги вперед, мигает как на быстрой перемотке, перемешиваясь с настоящим. Прислонившись к стене спиной, хрупкая фигурка в полотенце. Без сознания. Сегодняшнее напряжение сыграло со всеми нами злую шутку. Был уверен, что Саша вышла. Оказывается, пока я там оплакивал свои чувства, она здесь…

Подхватываю пушинку и несу в кровать. Упираясь коленом в матрас, кладу, придерживая одной рукой, а второй тянусь к телефону, чтобы вызвать скорую. Пока жду врачей, которые приезжают на удивление быстро, пытаюсь самостоятельно привести в