Властелин колец - Джон Толкин

Фродо не нашел, что ответить, и дал посадить себя на белого эльфийского коня. На пони навьючили прежний груз, и мешки путников стали значительно легче. Компания двинулась в путь. Хоббиты с трудом поспевали за не знавшим усталости быстроногим эльфом, а тот уверенно вел их все вперед и вперед – в самую пасть ночи, в глубь обложенной тучами темноты. Ни звезд, ни луны в эту ночь не было. Остановиться Глорфиндэл разрешил, только когда забрезжили первые серые лучи рассвета. К этому времени Пиппин, Мерри и Сэм уже вовсю спотыкались и, можно сказать, спали на ходу. Устал даже Бродяга – он ссутулил плечи и шагал, горбясь. Фродо забылся темным сном прямо в седле.

Когда объявили привал, хоббиты бросились в вереск в нескольких шагах от дороги и тут же заснули. Глорфиндэл остался стоять на страже. Когда он разбудил хоббитов, беднягам показалось, что они не успели еще и глаз сомкнуть. Но солнце прошло уже больше половины своего утреннего пути, и от ночи с ее туманами не осталось и следа.

– Выпейте вот этого! – сказал Глорфиндэл, наливая каждому питья из кожаной фляги, окованной серебром. Питье, прозрачное, как родниковая вода, не грело и не холодило, на вкус тоже казалось водой, но стоило глотнуть его, как по телу сразу разливались сила и бодрость. Кусок зачерствелого хлеба и сушеные фрукты (все, что осталось от былых припасов) после такого напитка утолили хоббичий голод лучше, чем самый сытный засельский завтрак.

Отдых занял едва ли больше пяти часов, и вскоре хоббиты, Глорфиндэл и Бродяга снова были в дороге. Глорфиндэл, как и прежде, немилосердно подгонял хоббитов и позволил им всего–то два коротеньких привала за целый день пути. Зато до ночи они одолели почти тридцать верст и оказались у последнего поворота. Справа открывался спуск в лощину, куда и сбегала дорога, устремляясь прямо к Бруинену. До сих пор погони за спиной слышно не было, но Глорфиндэл не раз останавливался и прислушивался, поджидая тащившихся позади хоббитов; в такие минуты лицо его туманила озабоченность. Раз или два он заговаривал с Бродягой по–эльфийски.

Но, какие бы тревоги ни одолевали проводников, к вечеру стало ясно, что хоббиты дальше идти не могут. Они брели из последних сил, пошатываясь на ходу, не в силах думать ни о чем, кроме своих стертых ног. Что касается Фродо, его рана болела вдвое сильнее, чем прежде, а перед глазами расплывалось сплошное призрачно–серое марево. Фродо почти рад был наступлению ночи – ночью мир не казался таким блеклым и пустынным.

Хоббиты еще не оправились как следует от усталости, когда ранним утром отряд снова пустился в путь. Между ними и Бродом лежало еще много верст, и хоббиты, смирясь с неизбежным, ковыляли изо всех сил.

– Главная опасность – у реки, – повторял Глорфиндэл. – Сердце говорит мне, что враги уже близко. Но у Брода нас может ожидать еще и засада.

Дорога по–прежнему бежала под уклон. По сторонам то и дело попадались полосы густой травы; хоббиты несказанно рады были пройтись по ней и дать отдых натруженным ногам. Ближе к вечеру Тракт внезапно нырнул в сумрак, под кроны высоких сосен. Чуть дальше он исчезал в глубоком ущелье с влажными отвесными стенами из красного камня. Ускорив шаг, беглецы заторопились вперед, а за ними по ущелью покатилось неумолкающее эхо, словно по пятам спешило множество ног. Затем, неожиданно ринувшись в сияющие ворота, Тракт вырвался на волю. Впереди, за крутым спуском и луговиной версты в полторы шириной лежал Бруиненский Брод. За рекой вздымалась бурая крутизна, надвое разделенная вьющейся дорогой; дальше одна выше другой темнели на фоне тускнеющего неба горы–великаны – склон за склоном, вершина за вершиной, пик за пиком.

Эхо в ущелье еще не смолкло, и беглецам по–прежнему казалось, что следом спешат тысячи ног. Но теперь к эху добавился и еще какой–то шум – словно в сосновую рощу за ущельем ворвался ураганный ветер. Глорфиндэл обернулся, прислушался – и с громким восклицанием кинулся к реке.

– Спасайся! – крикнул он Фродо. – Скорее! Погоня!

Белый конь прянул вперед. Хоббиты что есть мочи бросились бежать вниз по склону. Глорфиндэл и Бродяга поспешили за ними, прикрывая их сзади. Но они не успели еще выбежать на луговину, когда за спиной послышался грохот копыт. Из темной рощицы, закрывавшей вход в ущелье, галопом вылетел Черный Всадник. Он осадил коня и остановился, слегка покачиваясь в седле. Следом появился другой, третий – и, наконец, еще двое.

– Скачи! Скачи! – кричал Глорфиндэл Фродо.

Фродо послушался не сразу: ему словно мешало что–то. Он заставил коня перейти на шаг, обернулся и взглянул назад. Конные фигуры высились на круче, как зловещие статуи, темные и отчетливые, а лес и холмы вокруг тонули в непроглядном тумане. Внезапно Фродо понял,– сердцем, а не разумом понял: враги приказывают ему стоять! У него захватило дух от страха и ненависти. Поводья выпали у Фродо из рук, он потянулся к мечу – и выхваченный из ножен клинок вспыхнул алой молнией.

– Скачи! Да скачи же! – еще раз крикнул Глорфиндэл и громко, ясно приказал коню по–эльфийски: – Норо лим, норо лим, Асфалот!

Белый скакун сорвался с места и как ветер понесся вперед. До Брода оставалось совсем чуть–чуть. Мгновение – и черные кони уже мчались вниз по круче, почти настигая Фродо. Раздался леденящий крик – именно такой огласил когда–то впервые леса и долы Восточного Предела, наполнив их нездешним ужасом. На крик ответили – и, к отчаянию Фродо и его друзей, слева, из–за деревьев и скал, галопом вылетели еще четыре Всадника. Двое понеслись прямо на Фродо, двое – к Броду, стремясь отрезать белому коню путь к реке. Чудилось, они мчатся на крыльях урагана. Фигуры Всадников быстро увеличивались и становились все темнее.

Фродо мельком глянул через плечо. Друзей нигде не было видно. Но и погоня отстала: даже рослые кони Всадников не могли тягаться с белым скакуном Глорфиндэла. Хоббит перевел взгляд на реку. Надежда в сердце погасла. Успеть к Броду прежде Черных Всадников было невозможно: враги уже скакали наперерез. Теперь Фродо мог разглядеть их во всех подробностях. Капюшоны и черные плащи куда–то исчезли; вместо них на всадниках развевались длинные серо–белые одежды. В бледных руках сверкали обнаженные мечи, на головах поблескивали шлемы. Глаза врагов холодно светились, глухие замогильные голоса взывали к Фродо, приказывая остановиться.

Страх захлестнул Фродо без остатка. О мече он больше не помышлял. Кричать было бесполезно – он только закрыл глаза и прижался к шее коня, крепко вцепившись в гриву. В ушах свистел ветер, колокольчики на сбруе бренчали дико и пронзительно. Вдруг на Фродо пахнуло могильным холодом, и ему показалось, что в него вонзилась ледяная пика, – эльфийский конь белой молнией промчался перед самым носом у ближнего Всадника.