100 великих театров мира - Капиталина Смолина

В балетный репертуар „Сезонов“ входили „Павильон Армиды“ Черепнина, „Шехерезада“ Римского-Корсакова, „Жизель“ Чайковского, „Петрушка“, „Жар птица“, „Весна священная“ Стравинского, „Клеопатра“ („Египетские ночи“) Аренского, „Видение Розы“ Вебера, „Легенда об Иосифе“ Р. Штрауса, „Послеполуденный отдых фавна“ Дебюсси и другие. Для этой гастрольной труппы Дягилев пригласил балетмейстером М. Фокина и группу ведущих солистов балета Мариинского и Большого театров, а также артистов из частной оперы С. И. Зимина — А. Павлову, В. Нижинского, Т. Карсавину Е. Гельцер, М. Мордкина, В. Коралли и других. Кроме Парижа, дягилевская балетная труппа гастролировала в Лондоне, Риме, Берлине, Монте-Карло, в городах Америки. Эти выступления были всегда триумфом русского балетного искусства. Они способствовали возрождению балета в ряде стран Европы, оказали огромное влияний на многих артистов.

Гастроли проводились, как правило, сразу же по окончании летнего театрального сезона. В Париже выступления проходили в театрах „Гранд-Опера“ (1908, 1910, 1914), „Шатле“ (1909, 1911, 1912) Театре Елисейских полей (1913).

В не менее престижных театрах принимали труппу и в Лондоне. Это были — театр „Ковент-Гарден“ (1912), „Друри-Лейн“ (1913–1914).

После начала Первой мировой войны Дягилев переводит свою антрепризу в США. До 1917 года его балетная труппа выступает в Нью-Йорке. В 1917 году труппа распалась. Большая часть танцовщиков осталась в США. Дягилев возвращается в Европу и совместно с Э. Чеккетти создает новую труппу, в которой наряду с русскими актерами-эмигрантами выступают иностранные танцовщики под вымышленными русскими именами. Труппа существовала до 1929 года. Дягилев, с его тонким вкусом, блестящей эрудицией, громадными планами, интереснейшими проектами, всю свою жизнь был душой своего детища „Русского балета“, он всю жизнь был художественном поиске, вечно кипящим творцом. Но в 1927 году него помимо балета появилось новое, страстно его увлекшее дело книжное. Оно стремительно разрасталось, обретая дягилевские масштабы. Он был намерен создать громадное русское книгохранилище в Европе. Он составлял грандиозные планы, но смерть остановил его. Дягилев умер 19 августа 1929 года. Он и его „Русские сезоны остались уникальной и ярчайшей страницей в истории мировой русской культуры.

Мюнхенский художественный театр

Мюнхенский Художественный театр был организован в Германии по инициативе группы архитекторов и художников. Театр был открыт в 1907 году и существовал только один сезон, однако его роль в истории театра была значительна. Выступая против современного театра, руководители Мюнхенского Художественного театра не хотели размещать свой театр в обычном театральном здании с традиционной сценой-коробкой. Архитектором М. Литманом, входившим в круг руководителей, был построен специальный летний театр. Зрительный зал в нем располагался амфитеатром, длинная сцена театра (10 метров) была лишена глубины (она составляла только 4 метра) и ограничивалась с боковых сторон башнями. Спектакль шел на фоне задней стены, окрашенной в белый цвет. Благодаря специальной системе электрического освещения, во время спектакля рельефно выделялись силуэты актеров (отсюда и сцена получила свое название — силуэтная, или рельефная). Декорации в Мюнхенском Художественном театре практически отсутствовали. Интерьер состоял из нескольких объемных колонн, а также занавесей. Спектакль представлял своего рода компоновку скульптурных мизансцен, актерская игра была довольна схематична.

Театром руководил немецкий режиссер, драматург и теоретик театра Георг Фукс (1868–1949). Фукс поставил в Мюнхенском Художественном театре спектакли — „Двенадцатая ночь“ Шекспира, „Птицы Аристофана“, „Майская королева“ Глюка и собственную пьесу „Тиль Уленшпигель“. Наиболее значительная его режиссерская работа — это „Фауст“ Гете.

Фукс — автор многих теоретических работ, также оказавших серьезное влияние на развитие немецкой сцены. Это — „Сцена будущего“ (1904), „Революция театра“ (1909). Здесь Фукс, обосновывая свои художественные принципы, говорит, что современный ему театр устарел, он переживает кризис, который проявляется отчасти и в „просветительстве“. Фукс выступал против натурализма и драматургии „обличений“, как и против „партийных течений“ в театральном искусстве и их отражения в спектаклях. Целью театра, по его представлению, может быть только изображение красоты. Театр должен ориентироваться не на широкую публику, но на малый круг избранной публики и ее изысканный вкус. Фукс призывал к возрождению на сцене „праздничных действ“, но при этом совершенно не ценил народности в искусстве. Он полагал, что пьесы „из жизни бедноты“ не нужны театру вообще, как не нужны никакие изображения тяготы жизни в натуралистическом плане. Отсюда ясно и отрицание Фуксом традиционных декораций и обычной бутафории. С точки зрения режиссера Мюнхенского Художественного театра, они отвлекают публику от игры актера. Он сам требовал от художников импрессий онистической манеры оформления спектакля. Для Фукса художник в театре был ведущей фигурой, он должен был создавать такое пространство, которое выделяло бы актера в нем. Театральность стала главным признаком сценического искусства Фукса.

Каким же представлялся Мюнхенский Художественный театр самому режиссеру? Фукс задается вопросом: действительно ли есть необходимость в коренном изменении характера сценического искусства? И отвечает на него положительно. Да, необходимость изменить театр режиссер видел и в том, что он не привлекает к себе все слои общества. А представители интеллигенции, считает Фукс, особенно охладели к театру. Чтобы поднять всеобщий интерес к этому древнейшему виду искусства, необходимо изменить формы сцены и формы спектакля. Фукс считает, что современное театральное здание с его сценой, основанной на принципе кулис, и многоярусным залом было только временной необходимостью. Но из „временной“ она стала принципом постоянным. Современная сцена, говорит Фукс, стремилась к созданию иллюзии действительности, но на самом-то деле никакой иллюзии не было — все равно горы, холмы, дома делались из картона и холста. И всякая иллюзия правдоподобия нарушалась, когда на глазах изумленной публики начиналось колебание гор. Но театр упорно стремился к созданию правдоподобия, что приводило к использованию сложнейшей театральной машинерии, что удорожало в сто крат постановку спектакля. Фукс выступает и с резкой критикой перспективных живописных декораций, полагая, что и они не в состоянии разрешить задачу правдоподобия, поскольку они не менялись на фоне приближающейся или удаляющейся фигуры актера. А потому в Мюнхенском Художественном театре принцип зрительной иллюзии был заменен на принцип рельефности. Сцена, таким образом, была своеобразной архитектурной рамой для исполняемой пьесы. А если место действия не может быть буквально воспроизведено, то Фукс полагает, что его можно вообще упростить и играть спектакль на фоне живописи фрескового характера, а фантазия зрителя воссоздавала бы недостающие элементы.

Драма в Мюнхенском Художественном театре воспринималась как „драгоценный камень“ — она передавалась актерами с помощью движений тела, словами и мимикой, каждый актер находился при этом в особых „пространственных соотношениях со зрителем“. Драма — это строго замкнутый в себе мир. В некоторых спектаклях Фукса игра происходила на фоне гобеленов — и это было все сценическое оформление спектакля. Категория пространства была центральной в театральной эстетике Фукса. Она касалась как сцены, так и зрительного зала. Таким и было здание театра, в нем не было ярусов, а сцена и зал составляли „одно пространство“, однако оно все равно оставалось разделено линией рампы. Пространство сцены было лишено какой-либо панорамы. И сделано это было сознательно. Фукс говорил, что в его театре нужен был лишь „отрезок пространства“, в котором выпукло бы обрисовывались человеческие фигуры. Плоский рельеф как пространственный принцип и позволял добиваться режиссеру „объемности“.

Эксперименты со сценическим пространством составляли наиболее важную часть режиссерской деятельности Фукса. Например, задняя часть сцены могла опускаться, и появляющийся вдали актер представлялся из зрительного зала действительно идущим очень издалека от линии горизонта. Сцена в спектаклях театра была поделана как бы на три части. При этом авансцена и средняя сцена освещались сверху, а задняя сцена имела свои автономные источники света, с применением осветительного аппарата, располагающего комбинациями пяти различных цветов. На сцене художник мог передавать не только колористические эффекты, но и все нюансы светотени. С помощью света и только света в Мюнхенском Художественном театре трансформировалось одно и то же пространство то до размеров комнаты, а то создавалось впечатление открытого огромного простора. Так создавался не мир правдоподобия, но мир художественной правды (в понимании Фукса). В работе над спектаклями театра принимали участие и живописцы, и скульпторы, хорошо знающие пространственные эффекты. Но Фукс считал, что он не только обновил сцену с живописной или декоративной точки зрения, но и с чисто драматургической, ибо все прочие театральные средства были подчинены задаче драматического стиля пьесы.