Том 15. Простак и другие - Пэлем Вудхауз

Затем поднялась, само воплощение недовольства.

— Я возвращаюсь в отель. Когда уладите финансовые вопросы с вашим… другом, я бы хотела поговорить с вами. Я буду в номере.

Джордж тупо посмотрел ей вслед.

— Ну и ладно, — сказала девушка странным, натянутым голосом, словно разговаривая с собой. — Я даже рада.

— Боюсь, леди Джулия, ваша матушка обиделась, — озабоченно сказал Джордж.

Она удивленно посмотрела на него, затем в серых глазах загорелись веселые искорки, и она рассмеялась, откинувшись на спинку скамьи. Смех показался ему мягким, но слишком неуместным. Что такого он сказал? Странно.

В конце концов она остановилась, и на лице вновь заиграл румянец.

— Не знаю, что со мной, — вдруг сказала она. — Простите. Вы не сказали ничего смешного. Просто я не леди Джулия, и мамы у меня нет. Леди Джулия только что ушла, а я — ее компаньонка.

— Компаньонка!

— Точнее, теперь уже бывшая компаньонка. Она строгая, не разрешает даже приближаться к казино без нее. А я пошла.

— Значит… Значит, из-за меня вы потеряли работу, то есть место. Если бы не я, она бы не узнала. Я…

— Вы оказали неоценимую услугу, — ответила она. — Вы одним махом разрубили узел, который я не решалась развязать много месяцев. Знаете, как трудно, попав в колею, набраться мужества и вылезти из нее. Брат давно пишет, чтобы я ехала к нему в Канаду. А у меня нет воли, или сил, или что там еще нужно, чтобы решиться. Я знала, что попусту растрачиваю годы, но была вполне счастлива — по крайней мере, не несчастна. Вот так и получилось. Наверное, все женщины такие.

— И что теперь?

— Теперь вы вытащили меня из колеи. Уеду к Бобу первым пароходом.

Он задумчиво водил тростью по бетону.

— Там, вне колеи, тяжелая жизнь, — сказал он.

— Но это — жизнь.

Он посмотрел на прохожих. Казалось, они были далеко-далеко, где-то в другом мире.

— Послушайте, — хрипло сказал он, и замолчал. — Можно я сяду? — вдруг спросил он. — Я должен кое-что сказать, но я не могу, пока смотрю на вас.

Он сел рядом и уставился на яхту, качающуюся на якоре на фоне безоблачного неба.

— Вот что, — сказал он. — Давайте поженимся. Джордж почувствовал, что она резко повернулась и посмотрела на него. Он настойчиво продолжал:

— Я знаю, мы познакомились только вчера. Вы, наверное, думаете, я сумасшедший.

— Я не думаю, что вы сумасшедший. Просто немного донкихот. Вы очень любезны и жалеете меня, и слишком увлекаетесь, как вчера, в казино.

Он наконец повернулся к ней:

— Не знаю, что вы думаете обо мне, но я скажу. Я служащий в страховой конторе. Я получаю сотню в год и десять дней отпуска. Вы решили, я миллионер? Да уж, грошовый. Просто недавно мне досталась в наследство тысяча фунтов. Вот я и приехал сюда. Теперь вы все обо мне знаете. А я о вас — ничего. Только знаю, что кроме вас никого никогда не полюблю. Давайте поженимся и поедем в Канаду. Вы сказали, что я помог вам вылезти из колеи. А теперь вы — единственная, кто может вытащить меня. Если вы не поможете, мне уже будет все равно, вылезу я или останусь там навсегда. Поможете?

Она молчала, глядя на море, не замечая пестрой толпы. Тень от шляпки закрывала глаза, и он ничего не мог прочесть в них.

И вдруг, совершенно неожиданно, он почувствовал ее руку в своей, и она ухватилась за его пальцы, как утопающий хватается за веревку. Джордж увидел ее глаза, и сердце заколотилось от счастья. Это были глаза друга. Невероятно! Ведь он впервые повстречал ее только вчера.

— А теперь, — сказала она, — может, сообщите, как вас зовут?

Волны с мягким мурлыканьем набегали на песок. Где-то за деревьями в садах играл оркестр. Дул бриз, полон беззаботности и морской свежести. Юноша на скамейке вызывающе окинул взглядом толпу.

«Нет уж, — можно было прочесть в его глазах. — Я не какой-нибудь слизняк!»

БИТЬ БУДЕТ КАТБЕРТ

В курительную гольф-клуба вошел молодой человек, с грохотом швырнул на пол свою сумку, изнеможенно плюхнулся в кресло и стукнул по звонку.

— Официант! — воззвал он.

— Сэр?

Юноша с отвращением ткнул в сторону сумки.

— Унесите это. Клюшки можете взять себе, а не хотите — пусть забирает клуб.

С другого конца комнаты, из-под завесы табачного дыма, взглядом глубоким и задумчивым, таким, что приходит только после многих лет гольфа, за этой сценой с грустью наблюдал старейшина клуба.

— Бросаете гольф, молодой человек? — поинтересовался он.

Нельзя сказать, что помысел юноши застал старца врасплох: следя за игрой со своего высокого насеста близ девятой лунки, он видел, как юный игрок присоединился к послеобеденной партии, с трудом на седьмом ударе достиг первой лунки, а на подступах ко второй запустил два мяча в озеро.

— Да! — яростно вскричал юноша. — Рука моя больше не коснется этих клюшек! Бестолковая игра! Глупая, бессмысленная, дурацкая игра! Потеря времени — да и только!

Старик поморщился

— Ну зачем вы так? — упрекнул он.

— Потому что это правда! Кому нужен гольф? Жизнь — не шутка; она сурова, тем более сейчас, когда нас душат конкуренты, — а мы проматываем ее за гольфом. Да что он нам дает? Какой прок от гольфа, спрашиваю я вас? Приведите мне хоть один пример, когда любовь к этой вредной игре принесла хоть какую-то пользу.

Старец мягко улыбнулся.

— Их тысячи.

— Назовите хоть один!

— Ну что ж, — проговорил старик, — тогда из бесчисленных воспоминаний, что сразу приходят на ум, я остановлюсь на истории Катберта Бэнкса.

— Никогда не слышал о таком.

— Терпение, друг мой, — произнес старейшина, — сейчас вы о нем услышите.

* * *

События моего рассказа, начал старейшина, происходили в одном живописном местечке под названием Зеленые Холмы. Даже если вы не были в этом загородном рае, его название, думаю, вам хорошо известно. Лежащие не слишком близко, но и не очень далеко от города, Зеленые Холмы сочетают городскую роскошь с замечательными видами и по-деревенски чистым воздухом. Здесь живут в просторных домах, построенных на собственном фундаменте, ходят по насыпным дорожкам, пользуются электричеством, телефоном, канализацией, горячей и холодной водой. Жизнь здесь, должно быть, покажется вам идиллией, верхом совершенства. Миссис Уиллоби Сметерст, однако, была на этот счет иного мнения. Для совершенства, считала она, Зеленым Холмам не хватает организованного культурного досуга. Бытовых удобств для счастья мало — нужно следить и за душой, а потому миссис Сметерст поклялась, что покуда она жива, пренебрегать духовным развитием в Зеленых Холмах не будут. Она собиралась превратить Зеленые Холмы в храм всего изысканного и утонченного — и подумать только: она добилась своего. Под ее руководством литературно-дискуссионное общество Зеленых Холмов утроило свои ряды.

Увы, нет благоухающей мирры без дохлой мухи, нет салата без гусеницы. Ряды местного гольф-клуба, к которому миссис Сметерст испытывала глубокую неприязнь, за это время также утроились. Деление жителей Зеленых Холмов на спортсменов и ценителей прекрасного стало заметней прежнего и приобрело размах Великого раскола. Обе секты относились друг к другу с враждебной прохладой.

Каждый день давал новые поводы для разногласий. На беду, поле для гольфа, как раз по правую руку от четвертой метки, граничило с домом миссис Сметерст, куда часто зазывали местных знаменитостей, и громыхавшие оттуда взрывы аплодисментов загубили немало хороших ударов. А незадолго до начала нашей истории в гостиную миссис Сметерст со свистом ворвался лихо закрученный мяч и чуть было не оборвал головокружительную карьеру Рэймонда Парслоу Дивайна, стремительно восходящей звезды литературного мира (при виде мяча звезда подпрыгнула с места еще фута на полтора). Лети мяч на два дюйма правее — и Рэймонд непременно сыграл бы в ящик.

Не успели гости опомниться, как раздался звонок в дверь, и за служанкой в гостиную проследовал приятного вида юноша в свитере и широких штанах. Извинившись, он изъявил твердое желание ударить по мячу с того места, где тот остановился. Чудом спасшийся лектор и его слушатели в немом изумлении наблюдали, как незнакомец залез на стол и начал примериваться к мячу. Последовавший за этим отказ мистера Дивайна продолжать лекцию где-либо, кроме как под защитой подвальных стен, невзирая на все уговоры хозяйки, вконец испортил и вечер, и отношения между спортсменами и ценителями.

Я упомянул об этом случае потому, что именно он свел Катберта Бэнкса с племянницей миссис Сметерст Аделиной. Когда Катберт — так звали юношу, по чьей вине мир чуть не потерял блистательного литератора, — послав мяч обратно на поле, спрыгнул со стола, он встретился глазами с пристально глядящей на него красивой девушкой. Надо сказать, что все смотрели на юношу довольно пристально, и пристальней других — Рэймонд Парслоу Дивайн, но никто больше не был красивой девушкой. Красота вообще редко гостила в литературном обществе Зеленых Холмов, и пылкому взору юноши Аделина Сметерст предстала жемчужиной среди обугленных головешек.