Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права - Алексей Владимирович Вдовин

русского общества перед лицом отмены крепостного права757. Именно в период 1856–1861 гг. тексты такого рода стали возможны как реакция на начавшуюся реформу, угрожавшую положить конец трехсотлетнему укладу русской жизни и обозначить разрыв эпох, времен и поколений. В этот момент шла не только партийная борьба за сценарий воплощения реформы, но и борьба символических форм: демократизирующая риторика и символика вступали в конфликт с патриархальной идиллией, раритетным образцом которой был «Батя».

Образы юродивых, странных богатырей и праведников, конечно же, были окружены скорее положительным ореолом, даже если они коннотировались как загадочные. На другом полюсе этого континуума загадочности располагались немногочисленные случаи негативной репрезентации крестьян в рассказах В. А. Ушакова, Даля и Успенского. Подчиняясь задаче разоблачения и дискредитации идеализированных образов, странности их персонажей конструировались не через закрытость души и мышления, а с помощью дегуманизации и депсихологизации характеров. Субъективность таких персонажей была пустотной.

Едва ли не первый текст, исследующий карьеру дворового человека в русской литературе, – забытая повесть забытого автора 1830‐х гг. – «Хамово отродье. Картинка русского быта» В. А. Ушакова, написанная, очевидно, в 1830‐е, но опубликованная посмертно в 1845 г.758 По типу элементарного сюжета этот текст принадлежит к редкой группе «Предательство». Протагонист – вольноотпущенный дворовый помещика Нила Валерьяновича Никита Чумичкин, дослужился до писаря в Сенате и чина коллежского советника и сменил фамилию на Вязьмин, после чего выгодно женился и получил личное дворянство. Коллизия построена на том, как добрый поступок Нила Валерьяновича (вольная крепостному) обернулся против него: фактически он оказывается в финансовом рабстве у своего бывшего лакея. Никита ссужает его деньгами, обкрадывает, заставляя подписывать векселя и заемные письма на все большие суммы. Долг Нила Никите составляет около 100 тысяч рублей, и, чтобы погасить его, помещик вынужден продать своему бывшему дворовому имение Благодатное Смоленской губернии. В итоге Нил опускается и умирает приживальщиком в своем же доме, где на широкую ногу барином живет нувориш Никита Вязьмин, однако в этот момент действие резко меняется в авантюрно-дидактическом направлении.

Второе поколение – дети главных героев – своей судьбой восстанавливают нарушенный их отцами социальный порядок. Сын Никиты Алексаша, воспитанный как дворянский сын, в 1812 г. становится предателем и сбегает служить в наполеоновскую армию (от этой вести его отца разбивает паралич). Через некоторое время умирающего солдата французской армии Алексашу хоронит случайно встреченный им сын Нила Валерьян. В 1814 г. Валерьян, поклявшийся умирающему отцу никогда не играть в азартные игры, случайно выигрывает в Париже в рулетку 150 тысяч рублей – ровно ту сумму, какую его отец должен был всем кредиторам. Валерьян выкупает усадьбу предков, восстанавливая дворянскую честь и прерванную было сословную и историческую преемственность.

В финале рассказчик, приехавший в имение Валерьяна, слышит от него философские и консервативные рассуждения о психологии «хамова отродья» – дворовых, холопов и лакеев, которые, с его точки зрения, забывают Христа, не знают понятия чести и не хотят честно трудиться и служить. Уже в середине повести становится понятно, что сюжетный поворот, ведущий к восстановлению социального порядка, предопределен дегуманизирующим представлением о дворовых людях как о хамовом отродье, подобно собакам предающем бывших хозяев759. Такие люди любой ценой пытаются двигаться вверх по социальной лестнице, однако правительство, как сообщает рассказчику Валерьян, делает все, чтобы пресечь эту социальную мобильность.

Эклектичность повествования и неровный стиль «Хамова отродья» в значительной степени обусловлены эксплицированной металитературностью: текст пестрит отсылками к Пушкину, Грибоедову760, Фенимору Куперу, Эжену Сю и Бальзаку. Остросюжетный характер рассказа, цепочка случайных встреч и контрастов богатства и бедности, финансовых махинаций, азартных игр и страстей – щедрая дань Ушакова французской неистовой словесности и романтической прозе 1830‐х. Однако в нашем контексте важнее идеологические истоки его взгляда на социальную стратификацию русского общества. Есть все основания предполагать, что он сходен с булгаринским: с конца 1820‐х гг. Ушаков был другом и сторонником Булгарина и в своих прозаических дебютах развивал его поэтику нравоописательной прозы и нравственно-сатирического романа761. В концепции Ушакова место человека и его поступки определяются не столько сложной исторической и социальной динамикой, сколько происхождением, наследственностью и моралью. В повести поступки и жизненная философия Никиты Вязьмина объяснены его принадлежностью к «хамову отродью» – дворовым людям. Представления Никиты изображены в повести как ресентиментные: мученик с детства (его секли вместо барчонка), он приобретает положение и материальное благосостояние, но не благородство. Предвосхищая Иудушку Головлева, Вязьмин чаще всего поминает Иисуса, почтительно выписывает своему бывшему барину векселя, но на самом деле плетет паутину, из которой Нилу Валерьяновичу уже не выбраться. В финале его сын Валерьян Нилович говорит:

Нет! Виноват не Никита Федорович, а виноват мой батюшка <…> Или лучше сказать, не батюшка, а ложное, вредное поверье того века, в который он родился!.. Тогда, не шутя, полагали, что дворяне созданы от особенной плоти и кости! Тогда чистосердечно верили тому, что Хамово отродье, отделенное от нас целым полсветом, существует в России, во всем том, что не принадлежит к дворянскому званию!.. <…> Время, благотворные усилия правительства, неусыпные труды истинных, верных сынов отечества, мало по малу искореняют предрассудки и ставят нас выше предков. Но мы не должны их презирать за заблуждения, свойственные их веку! <…>

Не подумайте, впрочем, мои почтенные друзья, чтобы я принадлежал к числу нынешних проповедников равенства: я еще с ума не сошел! Всеобщее равенство не существует!762

Согласно такой философии, равенство следует искать не в социуме, а в религии: перед Богом все равны. Высший знанием и богатством должен дать низшему работу – Валерьян ратует за патернализм и аристократизм. Обязанность богатых – заботиться о своих подданных, но не допускать, чтобы они становились равными без образования. Образовательный ценз должен предохранить общество от появления племени выскочек, бывших рабов, без чести и стыда: «Ныне мудрое правительство прекратило такие неуместные выводы в дворяне! Ныне уже нет Хамова отродья, но зато нет и лакеев, которые от щедрот и милостей Иафетова поколения получали право срамить офицерское звание. Ныне всякому сословию определена своя сфера, просторная, достаточная и удобная. Так и должно быть, ибо касается благоустройства государства!»763

Красочно, но пристрастно изображая сложный феномен социальной мобильности, Ушаков закончил повесть резонерством одного из героев, которое прочитывается как совпадающее с позицией самого автора. Элитизм, классовая спесь и консерватизм Ушакова, его призыв к сохранению существующих сословных границ закономерно вызвали негодование демократической критики: Белинский назвал «Хамово отродье» «верхом бездарности, дурного тона, скуки, вялости, растянутости и пустословия»764. Скорее всего, суровый приговор «неистового Виссариона» привел к