Опознание невозможно - Ридли Пирсон

Как он скажет ей, что ему все известно? И какая часть его жизни будет разрушена при этом?

Болдт услышал, как на подъездной дорожке остановилась машина. Ему не хотелось встречаться с Лиз; он знал ее тайну, которой она по каким-то своим причинам предпочла не делиться с ним. Он подумал, имеет ли право знать об этих причинах, или же она решила сначала свыкнуться с мыслью о болезни сама, прежде чем поделиться ею с ним или с кем-либо еще. Внезапно он понял, почему она хотела провести время одна в летнем домике вместе с кем-то из детей. Вероятно, ей нужно было побыть наедине с каждым из малышей, ей требовалось время, чтобы обдумать и разрешить те внутренние конфликты, которые кипели в ней. Болдт понятия не имел, как действует на человека сознание собственной неминуемой приближающейся смерти.

Он вытер глаза рукавом и выглянул наружу. Это оказалась Марина с детьми, которых подвез муж Марины, а вовсе не Лиз. Его приговор был отложен на какое-то время. Он вышел на безжалостный солнечный свет и поздоровался с Майлзом и Мариной, поцеловал Сару. А когда слезы снова ручьем хлынули из глаз, он просто зашагал прямиком к своей машине и отъехал, не сказав ни слова, а его маленький сын махал ему ручонкой вслед, и в глазах его светилось беспокойство.

Глава пятьдесят первая

— Что ты об этом думаешь? — спросила у него Дафна. Они с Болдтом стояли в дальнем углу заброшенной автостоянки, позади неработающего супермаркета на 85-й улице, в четырех кварталах от «Люкс-мойки». Подозреваемый находился под наблюдением, и в наушнике Болдта звучал постоянный радиообмен. Первое, что поразило Болдта, это то, каким старым выглядел скотч, которым школьная фотография Бена была прикреплена к солнцезащитному козырьку над сиденьем водителя.

— Как они умудрились сделать это? — спросил он, дотрагиваясь до ленты. Она была хрупкой на ощупь, как будто все лето пролежала под палящими лучами солнца.

— И это все? — с негодованием спросила Дафна. — Ты приходишь, смотришь, и все, что тебя интересует, это то, как мы умудрились сделать так, что лента выглядит очень старой?

Она, конечно, имела в виду салон автомобиля. На полу перед передним пассажирским сиденьем валялись школьные листы Бена с упражнениями, исписанные его абсолютно нечитаемым почерком с многочисленными орфографическими ошибками. Для того чтобы раздобыть эти бумажки, ей пришлось совершить набег на свой собственный плавучий дом. На одном листе красовался пыльный отпечаток подошвы; рядом с ним на полу валялся смятый бумажный стаканчик из-под молочного коктейля из «Макдональдса». На приборной доске валялся перевернутый игрушечный самосвал, на сиденье сиротливо лежала фигурка солдата с оторванной рукой в компании с тщательно выполненной копией космического корабля Хана Соло из «Звездных войн» — все это принадлежало Бену. На пол за передним сиденьем были брошены трикотажный свитер и пара детских кроссовок, совершенно разбитых и подклеенных серебристой лентой. На заднем сиденье лежал один из трех имеющихся у Бена рюкзаков, который она взяла без спросу. С зеркала заднего вида свисал посеребренный крестик на цепочке, на тот случай, если в качестве «спускового крючка» должна будет выступить религия.

— Убедительно, — согласился Болдт. — Я бы не додумался приклеить фотографию, — признался он.

— Нам нужно установить прямую связь с ребенком, но, тем не менее, мы уверены, что он не станет вовлекать его.

— Очень убедительно.

— Мальчик должен сыграть роль «спускового крючка», Лу, — уверенно заявила она. — Аналогия с его матерью и само существование ребенка. Одна из моих ошибок — что я упустила из виду роль ребенка.

— Ты меня убедила, — сказал Болдт. — Теперь все, что нам остается, — добавил он, внимательно рассматривая автомобиль снаружи, — это хорошенько испачкать его в грязи.

В 15:05 пополудни патрульный офицер Мартинелли, одетая в джинсы и хлопчатобумажный свитер с капюшоном, въехала на автомобиле «форд-искплорер» в надувное сооружение, взятое в аренду компанией «Люкс-мойка, Инкорпорейтид». В фургоне департамента полиции ощущалась напряженность, но профессионализм участников возобладал, и на небольшом внутреннем пространстве разместились видеооператор, оператор связи, а также Болдт с Дафной, причем последняя сидела едва ли не на коленях у Болдта.

Время появления автомобиля Мартинелли было тщательно рассчитано, с тем чтобы подозреваемый — которого пока считали Джонатаном Гарманом — оказался именно тем работником, которому предстояло чистить салон ее машины. Он был одним из четырех, занятых в этом процессе сотрудников мойки, которые сменяли друг друга; потребовались два офицера полиции в гражданской одежде, чтобы установить этот порядок работы. Следующим шел Джонатан Гарман, ожидая своей очереди на конвейере.

Внутри фургона экран видеомонитора внезапно заискрился и зашипел, а изображение Мартинелли стало серым и покрылось рябью.

— В чем дело? — спросил Болдт.

— На мойке машин много металла, — объяснил техник. — Передатчик спрятан под задним сиденьем, а антенна находится под машиной. Ни одна система не безупречна. Вот поэтому мы установили в автомобиле еще и видеокамеру. Запись на той пленке будет чистой.

Экран продолжал мигать и искриться; радиоканал связи с Мартинелли заполонили статические помехи.

— Я внутри, — доложила детектив.

На экране замерло изображение движущихся фигур, которые перемещались рывками, с задержкой в одну-две секунды, словно роботы. Появились какие-то дополнительные помехи в виде черных горизонтальных полос.

— Мне это не нравится, — заявил Болдт.

— Мне тоже, сержант, — жалобно простонал техник. — Я попытаюсь хоть что-то исправить, о’кей?

Воспользовавшись головным наушником, Дафна спросила у Мартинелли, слышит ли та ее.

— Достаточно хорошо, — ответила женщина.

Ее портретное сходство с Дианой Гарман на фотографии было поразительным отчасти благодаря недюжинному таланту Джеффы Джеффрис, гримерши театра на Пятой авеню.

Наконец монитор заработал нормально, и на экране появилось выпуклое изображение салона автомобиля, от водительской двери до двери пассажира.

Микрофон Мартинелли отчетливо донес до них разговор, и мужской голос произнес:

— Нам не разрешается трогать ваши личные вещи, мэм. Вам придется забрать их с собой, если хотите, чтобы мы обработали внутри пылесосом. Можете особенно не спешить.

Дафна отдала распоряжение Мартинелли:

— Оставьте их. — Она хотела, чтобы триггеры оставались на месте.

— Сделайте все, что можно, — сказала Мартинелли.

Наблюдатели, расположившиеся на дальней стороне мойки, передали, что работник чистит пылесосом внутренность машины. До того, как в дело должен будет вступить Гарман, оставалось еще несколько промежуточных этапов.

Собравшиеся в фургоне наблюдали, как на экране двое чернокожих чистили пылесосами пол и коврики в автомобиле.

Судя по сообщениям, Мартинелли направлялась в административный корпус.

Автомобиль оказался в системе. Ни на секунду не отрывая взгляда от монитора, Болдт поинтересовался у Дафны:

— Ну, какие ощущения?

— У меня хорошее предчувствие. Я только не знаю, выдержит ли Мартинелли до конца.

Пока она говорила, на переднее сиденье взобрался мужчина, в одной руке у него была тряпка, в другой — флакон с очистителем. Видеосигнал снова ухудшился. Экран то и дело становился совершенно черным на несколько секунд, а потом на нем проступало смазанное и двигавшееся рывками изображение плеч мужчины или его затылка, пока он тщательно обрабатывал очистителем внутреннюю поверхность стекла, приборную доску и зеркало заднего вида.

— Ступайте! — сказала Дафна Мартинелли, вглядываясь в изображение женщины на экране монитора — она заспешила обратно к своей машине, как будто забыла там что-то.

— Покажи нам свое лицо, парень, — пробормотал Болдт, обращаясь к мойщику стекол.

— Помните о том, что вы — стерва, — напомнила Дафна, сидя на самом краешке стула. — Вы — стервозная и нервная мать. А сейчас вы просто не знаете, что делать.

Как ей и было сказано, Мартинелли вынула микрофон из уха и направилась к Джонни Гарману, усиленно покачивая бедрами и изображая высокомерную дамочку с побережья, которая не снисходит до общения с представителями низших классов. Про себя она думала о том, что следующие несколько минут могут продвинуть ее из патрульных офицеров первого класса до кандидата в детективы. У нее даже не было времени позвонить своему бывшему мужу и рассказать ему обо всем. На том месте, где она носила обручальное кольцо, осталась тонкая бледная полоска, которая привела Дафну в полный восторг. Она напомнила себе, что она — разведенная мать, работающая слишком много и оттого усталая и раздражительная. Горящая нетерпением. Может статься, ей сегодня пригодится опыт участия в драмкружке во время учебы в колледже, подумала она. Высшая оценка, которую она получила по классу актерского мастерства, была «удовлетворительно». Об этом она Дафне не сказала.