Избранное - Андрей Егорович Макаёнок

силуэт поселения — жилища человеческие на земле обетованной. Лето. Луг. Стожки. Зелень. Тишина. Покой. Надо всем этим — голубизна. Красотища сказочная. Пташки щебечут, воробышки чирикают, кузнечики стрекочут. Звенят комарики, гудят пчелки, и шмель совершает свой полет. Если одним словом, это — рай. Вдали кукует кукушка. Заливается соловушка…

А тут — горе. Томление духа. Благообразный библейский  С т а р и к  еле передвигает ноги. Мучается старче. В белой льняной рубахе, в помятых парусиновых штанах, босой. Бредет и волочит современнейший многоканальный транзистор. Какое же горе неутешное у тебя, человече? Какая беда повстречала тебя? Отчего на лице твоем такая мука? Чего ты слезами обливаешься? И молчишь? Тихо, беззвучно плачешь, будто горе твое — вселенское, будто беда твоя — непоправимая, будто боль у тебя не только твоя, а всего твоего роду-племени. Ты крикни, старик. Крикни! Освободи душу, облегчи ее криком! Ну, попробуй выплеснуть со словами ту горечь, что накопилась в тебе, в сердце твоем. Ну же! Ну!.. Не даются ему слова. Будто спутались они в клубок и застряли в горле: не проглотить, не выкашлять, не высказать. Ну, утри слезу, старик! Откашляйся. Скажи хоть что-нибудь!

С т а р и к (откашлялся, будто поперхнулся, а потом, не раскрывая уст, тихо и жалостливо, аки в муках, простонал). О-о-о-и-и-и… Что же ты наделал, сынок?! Какой позор накликал на всю фамилию нашу?! Роду нашему принес (аж захлебнулся) такую славу! Да дед же твой за такое тебя бы топором! (Рыдая.) При людях на куски тебя порубил бы. А братьям твоим каково? А сестрам? А матери твоей теперь как людям в глаза смотреть? А мне куда их сховать?..

Приближается  с т а р а я  ж е н щ и н а. Она тоже в горе. Идет медленно, а завидя старика, ступает еще тише, осторожно: боится вспугнуть его, опасается, чтоб не исчез, не сбежал… На лице ее искреннее сочувствие, душевное понимание большого горя этого человека. Еще бы! Ведь она — жена Старика, чуткая, добрая…

С т а р у х а (тихо, ласково). Как ты мучаешься, родной мой! Как же тебя скрутило, бедного! Куда же ты? Постой! Я всю ночь искала тебя. Все село на ноги подняла. Думала уж, что ты руки на себя наложил. А ты — вот ты где… (Остановилась.) Да постой, погоди… Иди сюда, иди… потолкуем, поговорим. (Выставила руки, будто голубя приглашает сесть на ладонь.)

Старик остановился, диковато стоит, склонив голову, словно вобрав ее в плечи, отвернулся от жены. Ждет.

С т а р и к. Что тут скажешь? Что говорить?

С т а р у х а (елейно). Мы всем селом тебя искали. Речку всю, все омуты облазили, осмотрели, перещупали… А ты… (Вдруг хвалится, как молодайка.) Я знала, знала, что ты тут где-то. Душа чуяла, что около своих коровок, на лугу. А где же ты был, когда мы аукали?

С т а р и к. От людей скрывался… Там, в стогу.

С т а р у х а. Я уж думала, что и сама умру. Если не найду — помру. И нашла все-таки. (Подходит, будто подплывает к Старику.)

Старик обнимает жену. Оба потихоньку всхлипывают. Нежная ласка, неподдельная жалость и доброта жены до того растрогали Старика, что он вдруг завыл, да так сердечно и искренне, с таким натуральным переходом от речитатива к песне, будто всю свою душевную боль переливал в эту песню.

С т а р и к. Горе… горе-то какое… (Поет.) «Горе… горькое… по свету шлялося и на нас невзначай набрело…» Невзначай набрело…

С т а р у х а (ошеломленная). Не надо так, не надо… Что с тобой? Ты ведь на свадьбах даже никогда не пел, на крестинах. А тут… Что с тобой?

С т а р и к. Во-от… А тут… запел…

С т а р у х а. Ну сколько он там того взял?

С т а р и к. Не в том дело — сколько, а в том, что взя-ал! Дед мой, прадед мой строго наказывали… Отец мой, помнишь, помирая, завет оставил: пуще ока блюсти честь рода, беречь добрую славу, дорожить уважением… Когда, кто из нашего рода позарился на чужое? Было такое?

С т а р у х а. Нет, не было.

С т а р и к. А было такое, чтоб кто-нибудь не дал нам в долг на веру, под честное слово? Было такое?

С т а р у х а. Нет, не было.

С т а р и к. Даже если потеряно возле нашего двора…

С т а р у х а. То это не потеряно.

С т а р и к. Кто, когда усомнился в нашей честности?

С т а р у х а. И такого не было.

С т а р и к. Не могло быть!

С т а р у х а. Нет, не могло, не могло.

С т а р и к. Во-о-от! Ре-пу-та-ция! А тут! Чтобы мой сын да вдову обидел, детей-сирот? Да не одну, а двух!

С т а р у х а. Может, ничего и не было, может, напраслина все это, может, сами обсчитались.

С т а р и к. Не заслоняй его. Ревизию прислал про-ку-рор! Следствие! Допросы ведут.

С т а р у х а. Ну вот и подожди. Пускай себе ревизия. Пускай допросят. А там и выяснится, что он ничего… что он вовсе и не виноват.

С т а р и к. Выяснится? А пятно? А подозрения? А слава? А?

С т а р у х а. Посмотри-ка, корова что-то… головой трясет. Заплуталась али что… Иди-ка посмотри. Голову задирает, будто тоже петь собирается.

С т а р и к  ушел.

Горе ты мое вековечное. Плохо, говорят, с вором жить: вечно под страхом, вечно в тревоге. Но и с моим же ой как не сладко. Эта евонная честность в печенках у меня. И у детей. И село все на цыпочках ходит. Вот — помажь ему медом по губам, так если не своим, ни за что не оближет. Вытрет, а не облизнет…

С т а р и к (возвращаясь). Мордой ткнулась в проводок под током. Вот и крутит теперь рогами.

С т а р у х а. Здорово бьет? Больно?

С т а р и к. Попробуй сама, тогда и спрашивать не будешь.

Вдруг в поднебесье — грохот сверхзвукового реактивного самолета. Старик со Старухой, задрав головы, следят за ним.

С т а р у х а. Тьфу на тебя, проклятый, перепугал до смерти.

С т а р и к. Вот у людей дети — орлы, соколы! В небе! А у нас? А мой сын?..

С т а р у х а. Не ропщи! Не гневи бога! Мои дети! Ты смотри у меня! Я за них… Ты что это? Старшая дочка — докторица, Яков — конструктор на испытательной станции! Коля — агроном, Петя — судья в столице. Аня по рыбам специалист. Соня и Клава с Доски почета не слезают…

С т а р и к (прерывает). А этот?.. А? (Кричит.) Жан! Не Иван, а Жан! Имя себе подменил! Не как у людей, а как бобик! Не в поле, не к станку, не на трактор пошел. А легкого хлеба ищет. Учиться лень. Работать неохота. А жить хочется шикарно. Кто он? А? Откуда он? Торговать? Бизнесмен!

С т а р у х а. Не выдумывай. Ну пускай хоть один попробует…

С т а р и к. Что — попробует? Обсчитывать? Обманывать? Вдову с четырьмя детьми обсчитал на сорок две копейки! А? Что? А эту, хроменькую, и так богом обиженную, обсчитал на семнадцать копеек. Чья у него фамилия, у этого твоего Жана? Позор! Срам! Им разве