Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти - Саймон Монтефиоре

17 сентября 1937 года Поля Николаенко обратилась к Сталину. По ее письму очевидно, что это очень простая и глупая женщина.

В приемную товарища Сталина.

Прошу передать это заявление лично товарищу Сталину. Товарищ Сталин говорил обо мне на февральском пленуме…

Дорогой вождь, товарищ Сталин… Прошу вас вмешаться в дела киевской парторганизации. Враги здесь вновь набирают силу. Они сидят в своем аппарате и творят черные дела. После пленума, на котором вы говорили о Киеве, моем деле и назвали меня «маленьким человеком», они начали меня травить. Сейчас они хотят меня политически уничтожить. Один человек, связанный с врагами народа, крикнул мне: «Я все вижу по ее глазам. Она думает одно, а говорит другое!» Я была, есть и останусь предана партии и ее Великому вождю. Вы помогли мне найти правду. Сталинская правда сильна! Сейчас я прошу вас что-нибудь сделать с киевской партийной организацией.

Иосиф Виссарионович услышал призыв о помощи. Через десять дней он указал украинским руководителям: «Обратите внимание на товарища Николаенко. Прочитайте ее письмо. Защитите эту женщину от шайки хулиганов! По моей информации, Глаз и Тимофеев не особенно надежны. Сталин». Глаза и Тимофеева арестовали, но Косиора в тот раз опасность миновала.

Вскоре на местах начали расстреливать очень много «врагов народа», и делали это очень быстро. Никита Сергеевич Хрущев, правивший в те годы Москвой, действовал активно. По его приказам был расстрелян 55 741 чиновник, что значительно превышало первоначальную политбюровскую разнарядку в 50 тысяч человек. 10 июля 1937 года Хрущев попросил у Сталина разрешения расстрелять для выполнения квоты 2000 бывших кулаков. В архивах НКВД хранятся документы, из которых следует, что Никита Сергеевич писал много просьб об арестах. К весне 1938 года благодаря Хрущеву были арестованы тридцать пять из тридцати восьми секретарей районных и городских организаций. Эти цифры дают ясное представление о том, с каким рвением он проводил чистку в столице. Поскольку Хрущев находился в Москве, то расстрельные списки он приносил прямо на стол Сталину и Молотову.

– Не может быть, чтобы врагов было так много! – воскликнул Сталин.

– На самом деле их еще больше, – ответил Хрущев, если верить Молотову. – Вы не можете себе представить, как их много в Москве.

Ашхабаду выделили квоту в 6277 расстрелянных. Местные власти перевыполнили план в два с лишним раза. Расстреляно 13 259 человек.

Сажали в тюрьмы и расстреливали в основном невинных людей. Региональные руководители отбирали жертв по собственному разумению. Своих противников они уничтожали, а друзей сохраняли. Но ведь именно этих удельных князьков, которые завели себе свиты и дворы, и хотел уничтожить Сталин. Кровожадность и усердие первых секретарей не только не спасли им жизнь, но и стали дополнительным поводом для уничтожения. Было очевидно, что через какое-то время Центр начнет вторую волну террора и направлена она будет против руководителей на местах.

Только личные ставленники Сталина, такие как Андрей Жданов в Ленинграде и Лаврентий Берия в Закавказье, могли быть спокойны за свою судьбу. Жданов был горячим сторонником версии, что в Ленинград проникли троцкисты. Правда, и он, несмотря на свой фанатизм, порой задумывался над отдельными случаями. «Знаешь, никогда не думал, что Викторов окажется врагом народа», – признался Жданов адмиралу Кузнецову. Моряк, правда, уловил в его голосе не сомнение, а лишь удивление.

Андрей Жданов стал инициатором арестов 68 тысяч ленинградцев.

Что касается Берии, то он не нуждался ни в чьей помощи, потому что сам был профессиональным чекистом. Лаврентий Павлович тоже значительно превысил разнарядку центра. Москва требовала 268 950 человек арестовать и 75 950 – расстрелять. Позже квоту для Закавказья увеличили. Были уничтожены десять процентов грузинской компартии. Сталин хорошо знал многих из них. Лаврентий Берия лично пытал врагов. В камеру вдовы Лакобы он подбросил змею, от чего она сошла с ума. Детей-подростков забил до смерти.

Сталин недолго искал решение проблемы с руководителями на местах. Он решил поручить их уничтожение своим фаворитам. Это не только позволяло ему подавить независимость провинциальных партийных руководителей, но и давало возможность лишний раз проверить друзей на верность. Соратники не подкачали. Они разъехались по городам и весям и развернулись во всю мощь. Словно военные командиры времен Гражданской войны, руководители отправились в командировки на собственных бронепоездах с головорезами из НКВД.

Анастас Микоян, нарком внешней торговли и снабжения, имел репутацию одного из самых порядочных советских вождей. Он, несомненно, помогал жертвам террора позже и многое сделал, чтобы развенчать культ личности Сталина после его смерти. Но и он в 1937 году так же, как остальные, подписывал расстрельные списки и предлагал арестовывать сотни своих сотрудников. У Анастаса Ивановича хватило ума держаться подальше от интриг и склок. Он не лез, как коллеги, наверх, энергично работая локтями. Микоян обладал практичным умом и недюжинными организаторскими способностями. Он сосредоточился на конкретной работе в своем наркомате. Но Микоян понимал, что играть необходимо по общим правилам, поэтому послушно выполнял требуемое Сталиным.

Конечно, партийные руководители старались спасти близких друзей, но происходило это в основном уже в 1939 году, когда обстановка изменилась. В приемной Андреева, по словам его дочери, всегда толпились люди. Многим из них он якобы помог. Но Каганович честно признавался, что было крайне трудно спасать друзей и даже родственников. Главным препятствием были царившая в те годы в обществе ненависть к «врагам народа». Приходилось убивать многих, чтобы помочь единицам. Скорее всего, в этом плане Микоян сделал больше других вождей. Как-то он обратился лично к Сталину и сказал, что его друга Андреасяна дураки-следователи из НКВД обвинили в шпионаже в пользу Франции лишь за то, что того звали Наполеоном.

– Он такой же француз, как и ты! – пошутил Микоян.

Сталин расхохотался.

Ворошилов, на совести которого очень много репрессированных и расстрелянных, передал Сталину просьбу дочери арестованного друга. Вождь, как обычно, написал: «Товарищу Ежову. Проверьте!»

Отец девушки, которого выпустили на свободу, пришел поблагодарить Ворошилова.

– Страшно там? – поинтересовался красный маршал.

– Очень страшно.

Больше старые друзья этот вопрос никогда не обсуждали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});