Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Игорь Шелест

— Товарищ главный конструктор, первый полет опытного самолёта «Икс» произведён в соответствии с запланированным заданием. Существенных замечаний по самолёту нет. О своих наблюдениях в полёте разрешите доложить на разборе.

Крымов шагнул к лётчику и, уже когда обхватил Сергея за плечи, срываясь, выговорил:

— Поздравляю вас, Сергей Афанасьевич!.. Вы — настоящий мастер!

Сергей будто под увеличением увидел глаза главного конструктора, медленно собравшиеся в них две слезинки, а Крымов и не пытался их смахнуть. И тут Сергей почувствовал, что и его вдруг охватил какой-то неведомый ему ранее восторг, от которого в груди загорелось, заклокотало, разлилось теплом, и это благодатное состояние сделало Сергея сразу очень, очень счастливым.

Он был так взволнован и полётом, и бурными излияниями механиков, истискавших его, закачавших, оглушивших, и сердечным теплом главного, что воспринимал все вокруг себя как под воздействием хмельного, когда какая-то яркая мысль, какие-то хорошие слова, ощущения — вот они, здесь, мелькают, кружатся рядом, а никак их не ухватишь, никак на них не сосредоточишься.

Только когда расселись по машинам и кавалькада автомобилей помчалась по рулежной дорожке к зданиям на окраине поля, он почти успокоился, и впечатления о только что произведённом полёте в конце концов заняли целиком его воображение.

* * *

Когда все, кому следовало присутствовать на разборе, собрались в помещении приангарной бытовки, Сергей Стремнин доложил о том, что им замечено в первом полёте «Икса».

Прежде всего он рассказал о работе двигателей — не забыл упомянуть об их приёмистости, о характере работы на переходных режимах, о температурах газов и ещё о многих будто бы не очень броских наблюдениях, что, однако, не могло не вызвать удивления: «Как это все можно заметить и запомнить в одном полёте?..»

И закончил сообщение по двигателям благоприятным о них отзывом. Он подчеркнул, что отрыв самолёта произошёл практически на той скорости, которая аэродинамиками и предсказывалась, и, что очень важно, — при отрыве он не почувствовал никаких тенденций самолёта к самопроизвольным раскачиваниям, особенно в боковом отношении, чего он опасался, вспоминая неудачи поначалу с отладкой управления на моделирующих стендах в институте у Майкова. Но, перейдя в набор высоты, начиная со скорости 350 километров в час и далее, пока скорость разгонялась, заметил сравнительно небольшую, однако постоянную тряску, которая, правда, тут же прекратилась, как только убралось шасси. В остальном, сказал, заканчивая, Сергей, полет прошёл нормально, система управления работала безупречно, самолёт отлично слушался рулей, а искусственная загрузка педалей и ручки управления с его стороны пока претензий не вызывает.

Тут же взял слово Хасан Мигай — это он летал на самолёте-киносъёмщике, — он сказал, что они с оператором, проходя достаточно близко, видели, как на «Иксе» до уборки шасси вздрагивал стабилизатор.

Его спросили: «Вы засняли этот момент?» Он ответил: «Естественно. На киноплёнке вздрагивание стабилизатора должно быть достаточно заметным».

«Вероятное оказалось очевидным», — подумал Майков, вспомнив свой разговор с Борисом Ивановичем перед полётом «Икса». Теперь Майков был совершенно уверен, что тряска стабилизатора провоцируется тормозным щитком, открытым против потока, пока самолёт летит с выпущенным шасси. Говорить об этом сейчас было бы не к месту, но Майков уже думал, каким образом устранить эту тряску.

Специалисты по самолётным системам задали Стремнину несколько вопросов, на которые он ответил, и стало ясно, что замечаний у него к смежникам пока нет.

Затем Крымов сказал торжественно:

— Товарищи, мы сделали новый самолёт!.. Давайте же поздравим друг друга потеплей, а «именинника» особенно!.. — и зааплодировал первым. И все шумно зарукоплескали. Потупясь от досадливого смущения, Сергей выждал несколько секунд и вдруг протестующе поднял руку:

— Друзья, помилосердствуйте!.. — Стало тише. — Вы трудились несколько лет — я летал всего полчаса. Это я должен вас всех расцеловать за то, что вы создали такой замечательный самолёт и доверили мне его испытать!

— Ну, Сергей Афанасьевич, — рассмеялся Крымов, — эти поцелуи заняли бы слишком много рабочего времени!.. Эва нас сколько… за месяц не перецеловать… Лучше поступим так: выделим уполномоченных. — Крымов вопросительно взглянул на Филиппова, и тот с деланной серьёзностью кивнул!

— В составе, скажем, двадцати девушек…

— Вот! — подхватил Крымов. — И доверим им принять от вас, дорогой Сергей Афанасьевич, предназначенные коллективу поцелуи!

Шутка вызвала весёлое оживление, а когда наконец все угомонились, главный конструктор сказал серьёзно:

— Но я, дорогие мои коллеги, должен сказать честно: сегодня наш первенец «Икс» сделал лишь первую пробу опереться на крыло… Он у нас как младенец пока, оторвавшийся от рук матери и сделавший робкие шажки… Предстоит очень серьёзно поработать, чтобы младенец стал богатырём, гордостью нашего воздушного флота… Конечно, самый напряжённый, ответственный и, не боюсь сказать, рискованный труд ляжет на плечи Сергея Афанасьевича, а мы все, как заботливые няньки, будем помогать ему… Только избави нас бог забывать известную и очень мудрую пословицу насчёт дитятки и семи нянек!.. Помните: все вы прекрасные специалисты своего дела, но беды нас чаще всего подстерегают на стыках, на переходных границах ваших сфер деятельности… Механики и двигателисты, аэродинамики и прочнисты, к примеру, больше общайтесь, делитесь сокровенными заботами друг с другом!.. Не таите друг от друга болезненных секретов… Это касается всех специальностей!

Итак, мы сделали новый самолёт. По традиции, заведённой ещё на авиационной заре, первый вылет опытного самолёта отмечается товарищеским застольем. Так поступим и мы: всех вас приглашаю к семи часам в нашу столовую на ужин. Ура нашему коллективу энтузиастов!

Многие с криками «ура!» повскакали с мест. Молодёжь принялась скандировать: «Мо-лод-цы!.. Мо-лод-цы!.. Мо-лод-цы!.. Нашему „Иксу“ — сла-ва!.. Сла-ва!.. Сла-ва!..»

* * *

К посёлку Стремнин зашагал молодой липовой аллеей. Солнце взвилось высоко, и липки отбрасывали кургузые тени. Настроен Сергей был расчудесно, в ногах чувствовал лёгкую пружинистость, вскидывая голову, то и дело поглядывал на деревца. Стволы их снизу были аккуратно выбелены извёсткой, а игривые лучи, продираясь сквозь нежно-зелёные кудряшки, золотили их, и липки выглядели очень юными. «Десятиклассницы, да и только! — весело вглядывался он. — За зиму выросли из своих платьицев!»

Зайдя на почту, он заказал разговор с Москвой и отправил в госпиталь телеграмму:

ДОРОГИЕ ЖОС И НАДЯ! ПОЗДРАВЬТЕ НОВОРОЖДЁННЫМ. ТОЛЬКО ЧТО ВЕРНУЛИСЬ ПРОГУЛКИ. ГОРЛАСТЫЙ МАЛЫЙ, НО ПАПУ СЛУШАЕТСЯ. ВАШ СЕРГЕЙ.

Москву обещали дать в течение часа, и Сергей, присев на подоконник раскрытого окна, залюбовался цветущим садом. Уж больно хороши были яблони в розоватом клублении. Скворец самозабвенно распевал что-то о весне, и Сергей, послушав, и сам стал напевать тихонько: «Весною все кругом цветёт, весною тот лишь не живёт, кто нежных песен милой не по-е-о-от!.. Кто нежных песен милой не поёт!..»

Замолк, а в ушах словно бы звучит аккомпанемент Жоса, и тот, наигрывая, будто глядит на него с улыбкой, а в глазах: «Ну вот и Сержик наш сподобился!.. Что делает с серьёзными людьми весна!»

Воображение перенесло Сергея в беседку госпитального парка. Жос и Надя будто и не уходили: сидят, прижавшись, когда сестра вручает им телеграмму. «Ура, Надюша! — кричит Жос. — Стремнин-то наш, Серёжка, вылетел на „Иксе“!» И Надя, заглянув через плечо, хлопает в ладоши: «Ах он лапочка-папочка!..» — «Давай-ка и мы придумаем в ответ что-нибудь потешное!»

«Да что ж это я?.. — одёрнул себя Сергей. — Опять о ней думаю. Поцеловала по-дружески… из беспокойства… „Как я хочу вам счастья!“ Какого счастья?.. Удачи в полётах на „Иксе“?.. Или счастья иного?..»

«Ну, ты даёшь! — вмешался голос рассудка. — Подумай-ка! Они любят друг друга, а ты-то что?.. И вообще… Не сотворил ли ты себе кумира под влиянием влюблённого по уши Жоса?.. Смотри не окажись до смешного старомодным. Эти чудаки вечно творят из женщин королев, чтобы те потом тянули их на эшафот… И что тебя ждёт?.. Незавидная роль „друга дома“ с кровоточащим сердцем?..»

«Ну и пусть! — перебил другой голос, голос чувства. — Коль люблю — уже не несчастен! Разве бывает несчастная любовь?.. Разве самая скорбная в мире музыка не даёт счастья?.. — так, кажется, говаривал Иван Алексеевич Бунин. И, если верить ему, то и завтра и послезавтра будет все то же… все то же счастье, великое счастье!..»

Он словно очнулся от дрёмы.

— Москва!.. Пройдите в пятую кабину.

Бросившись к аппарату, он прижал к уху трубку:

— Мама, мам, здравствуй!.. Вот и звоню, как обещал! Премьера состоялась!.. Конечно, при моем участии… А как же иначе!.. — Он рассмеялся. — Я же в заглавной роли… Успех?.. О шумный!.. Даже бока намяли… Нет, ты не поняла. Ничего страшного: здесь всегда так принимают, можно сказать, носят на руках!.. Что на душе? Честно сказать — сперва тряслись колени, а выйдя, так воодушевился, что в несколько мгновений почувствовал себя на седьмом небе!..