Женщины вокруг Наполеона - Гертруда Кирхейзен

Мадам Жюно весьма задумалась над этим визитом в такой неурочный час. Она надеялась все же, что это был минутный каприз первого консула и что он больше не повторится. Но она жестоко ошиблась. На следующее утро, в тот же самый час, он вновь предстал перед ней и опять читал письма у ее постели. На этот раз он наговорил ей много комплиментов по поводу ее красивых зубов. Ровно в шесть часов он удалился, как и накануне, оставив молодую женщину в еще большем недоумении. Теперь она решила быть настороже, так как она любила своего Жюно и не хотела, чтобы о ней говорили, что она ему изменяет. А если бы видели первого консула, ежедневно выходящего из ее спальни рано утром, то несомненно распустили бы слухи, что она его любовница. На следующую ночь она заперла свою дверь, вынула ключ и строго приказала своей горничной не пускать к ней никого, кто бы он ни был. Но не было еще пяти часов, как она сама проснулась; беспокойство и возбуждение не давали ей спать. Ровно в определенный час она услыхала шаги в коридоре. Слышно было, как пытались открыть дверь, нажимая на ручку замка. Затем она услыхала, как первый консул что-то тихо говорил с горничной и затем ушел. Итак, на этот раз она отделалась от него и радовалась от всей души, что провела его. Но ее радость оказалась преждевременной. Как раз когда она начала снова засыпать, ее дверь вдруг распахнулась и Наполеон стоял перед ней, нельзя сказать, чтобы с очень дружелюбной миной. «Что, однако, вы воображаете, мадам Жюно, – сказал он недовольным тоном, – не боитесь ли уж вы, что вас убьют?» Оказалось, что он подобрал ключ к ее двери и настоял-таки на своем. Однако на этот раз он вскоре ушел, сообщив ей, что на следующее утро он опять в этот же час придет будить ее на охоту.

Лаура Жюно не знала, что ей делать; она догадывалась, чего он добивался этими посещениями. По счастью, днем приехал к ней на несколько часов ее муж из Парижа. Хотя губернатору и запрещалось ночевать вне Парижа без особого на это разрешения первого консула, но его молодая жена сумела убедить его остаться с ней, не выдавая ему при этом настоящей причины своего желания. Она заранее была в восторге от того, какое удивленное лицо будет у Наполеона, когда на следующее утро он увидит Жюно в постели рядом с ней, и почти не могла спать от возбуждения.

Настало утро – и по обыкновению Бонапарт вошел в спальню губернаторши. Кто из двух мужчин был более поражен – Наполеон или Жюно, – трудно сказать, во всяком случае, муж осведомился, что понадобилось первому консулу делать в спальне его жены в такой ранний час утра.

– Я хотел разбудить мадам Жюно на охоту, – был ответ Наполеона, который не преминул бросить плутовке яростный взгляд. – Но я вижу, – продолжал он, – что она нашла другого, кто разбудил ее еще раньше. Я мог бы наказать вас, Жюно, потому что вы здесь без разрешения.

– Генерал, если когда-нибудь проступок был более достоин извинения, то это в данном случае. Если бы вы могли вчера видеть здесь эту маленькую сирену, как она пускала в ход все свои чары и способы обольщения, чтобы убедить меня остаться здесь, то вы несомненно простили бы меня.

– Ну хорошо, я прощаю тебя и даже охотно. Мадам Жюно одна будет наказана. Чтобы доказать тебе, что я на тебя не сердит, я позволяю тебе ехать вместе с нами на охоту. Есть у тебя верховая лошадь?

– Нет, я приехал в экипаже.

– Ну, все равно. Жарден достанет тебе лошадь, а тебе я позволяю хорошенько выбранить меня. Прощайте, мадам Жюно. Вставайте скорее и не мешкайте.

С этими словами Наполеон удалился. Днем во время охоты он имел очень оживленную беседу с молодой неподатливой губернаторшей, во время которой он несколько раз назвал ее «дурочкой». Вот и все, что рассказывает мадам Жюно, и из этого ее рассказа трудно вывести какое-либо определенное заключение.

Глава XIX Мадам де-Сталь

Ни одна женщина, кроме мадам де-Сталь, не могла похвалиться, что величайший человек своего времени, державший в своих руках судьбы народов, боялся ее.

А здесь это было именно так. Наполеон боялся бойкого пера мадам де-Сталь, ее склонного к интриге ума, ее влияния на многие значительные личности, – словом, он смотрел на нее, как на опасную силу, против которой он всегда должен был быть во всеоружии и в оборонительной позиции. Но так как мадам де-Сталь была все же более слабой стороной, потому что на стороне Наполеона была сила в прямом смысле слова, то ей пришлось в конце концов покориться.

Борьба этих двух величин возникла вначале на чисто личной почве, из-за отвергнутого восхищения перед гением с одной стороны и из-за отвращения ко всему неженственному – с другой. Наполеон любил только настоящих женщин в полном смысле этого слова. А мадам де-Сталь, по его мнению, обладала слишком мужским умом и слишком эмансипированной натурой, даже и в кокетстве, которое она вначале расточала перед молодым генералом. Желание непременно играть первую роль в свете, ее ярко выраженное стремление властвовать, все это было ненавистно в женщине для него, который сам был властолюбив и честолюбив. Точно так же ему не понравилась ее неженская манера, с которой она в неумеренных словах и выражениях проявляла ему свое восхищение. Ее письма, которые она писала главнокомандующему итальянской армией, были похожи скорее на пламенные объяснения в любви, нежели на выражения чистого восхищения перед военным гением. Они были полны огня и одушевления и в выражении чувств достойны Коринны. Что она в них сравнивала его одновременно со Сципионом и Танкредом, потому что он соединял в себе строгую простоту первого с блестящими деяниями второго, это, конечно, нравилось молодому генералу, но что к этому восхищению его гением примешивалось нескрываемое обожание женщины, этого он не хотел и не мог понять, поглощенный в ту пору всецело своей любовью к Жозефине. Это отталкивало его.

Если верить словам Бурьена, то этот последний часто был свидетелем насмешливых замечаний со стороны генерала Бонапарта, когда он получал восторженные письма женевской писательницы. Наполеон иногда прочитывал ему вслух некоторые места из этих писем и говорил потом со смехом: «Бурьен, понимаете ли вы хоть что-нибудь в этих несуразностях? Эта женщина совсем сумасшедшая». Но когда в одном из писем мадам де-Сталь намекнула на то, что такой гений, как он, связал свою судьбу с маленькой ничтожной креолкой, которая недостойна его и не может его понять, и что только такая пламенная душа, как она (мадам де-Сталь), может быть предназначена для такого героя, то тогда Наполеон возмутился окончательно. Как могла такая умная женщина, как мадам де-Сталь, сделать подобный промах? Неужели она не понимала, что этим она оскорбляла самые святые чувства Бонапарта, его великую, его безграничную любовь к Жозефине? На подобные претензии «синего чулка», который осмеливался ставить себя выше его Жозефины, его единственной, несравненной артистки в любви, генерал Бонапарт мог ответить только презрительной улыбкой. «Однако – сказал он, – эта умничающая женщина, эта сочинительница чувств – и хочет сравнивать себя с Жозефиной! Бурьен, я не стану отвечать на подобные письма».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});