Самолет без нее - Мишель Бюсси

— Однако события приняли иной оборот. Совсем иной.

— Откуда же мне было знать, месье Гран-Дюк? Кто бы мог предположить, что в самолете окажется сразу два младенца? И оба погибнут, как и все остальные пассажиры. Если бы знать заранее, к каким последствиям приведет мой поступок… В тот вечер я была уверена, что действую как святая. Да, месье Гран-Дюк, именно как святая. Потом я следила по газетам за тем, как разворачивались события. Как две семьи, борясь за ребенка, схлестнулись не на жизнь, а насмерть. Как проходил суд. Но что я могла сделать? Только молчать. Все должно было пойти не так. Я почти целый час простояла там со своим ребенком на руках, переодетым в чужие одежки, пока не услышала завывание сирен и крики людей и не увидела свет фонарей. Тогда я положила своего ребенка на снег. Не слишком далеко от горящего самолета, чтобы он не замерз, но и не слишком близко, чтобы его не опалило пламенем. Я в последний раз поцеловала свою девочку. „Через несколько часов, — думала я, — у тебя будет новая семья“. И я убежала в лес. С собой я уносила завернутое в одеяло тельце ребенка, погибшего в катастрофе.

— Это вы вырыли могилу возле хижины?

— А что еще я должна была сделать? У вас есть другие идеи? Пеллетье, нанюхавшись кокаина, по-прежнему спал. Я голыми руками выкопала яму. Я рыла ее как безумная. Обливалась потом. Ободрала руки до крови. Я рыла очень долго. Пеллетье появился, когда я почти закончила. Трупик ребенка уже лежал в могиле. Я собиралась засыпать его землей и сочиняла молитвы — настоящих молитв я не знала, ни одной. Пеллетье при виде меня чуть с ума не сошел. Он решил, что это моя дочка. Что я ее убила…

— И понял свою ошибку, когда обнаружил на запястье у ребенка цепочку-браслет?

— Да. Я на нее даже внимания не обратила. Мне было не до того. Потом я прочитала выбитые на обороте буквы. „Лиза-Роза“. Зато Пеллетье хватило одного-единственного взгляда, чтобы увидеть браслет. Он же был золотой. Жорж предложил мне сделку: я отдаю ему браслет, а он держит рот на замке. Он сорвал браслет с детской ручки и исчез. Больше я его никогда не видела. Я еще некоторое время побыла там. Засыпала могилу мокрой от снега землей. В темноте, на ощупь, собрала камни и сложила их поверх могилы. Пальцы так замерзли, что почти не гнулись. Потом целую вечность мастерила из двух палок крест. Остаток ночи я провела в хижине, возле остывающего костра. По-моему, мне так и не удалось заснуть. В следующие несколько ночей я тоже не могла спать.

— На протяжении следующих лет вы возвращались к могиле?

— Да, конечно. Да вы и сами об этом догадались. Жизнь у меня понемногу наладилась. Родители искали меня, даже дали объявление в газету. Я вернулась в Бельфор. Опять пошла учиться. И выучилась на медсестру, как и решила. Шесть лет назад я познакомилась с Лораном. Я имею в виде Лорана Люизана. Он работает у нас в больнице санитаром. Мои родители постарели. Пять лет назад умер отец, еще через год — мать. Мы с Лораном не женаты, но я настояла на том, чтобы взять его фамилию. Лоран ничего не знает о моем прошлом. Да и никто не знает. Лоран хочет ребенка. Мне кажется, для меня еще не поздно… Мне всего тридцать шесть лет. Хотя не знаю. Трудно объяснить.

— Я понимаю вас, Мелани. Но вы не ответили насчет могилы.

— Да-да, месье Гран-Дюк, сейчас. Конечно, я каждый год ездила на могилу. Двадцать седьмого августа. В день рождения моей дочери. Ведь это я как будто ее похоронила там, на горе Мон-Террибль. Понимаете, месье Гран-Дюк? Похоронила не чужого ребенка, а своего родного. Не Лизу-Розу. Я ухаживала за могилой, привозила цветы. А однажды — это было в восемьдесят седьмом году — я приехала и обнаружила, что могилу кто-то раскапывал. Камни лежали по-другому. Кто это был? Я знала, что дело Витралей — Карвилей так и не закрыто. Да оно и не могло быть закрыто…

— Если исключить, что кто-нибудь наткнется на могилу возле хижины и выкопает тело, похороненное завернутым в одеяло. Например, один особенно настырный детектив.

— Например. Я испугалась. Не хотела, чтобы тело выкапывали. Чтобы выкапывали мое прошлое. Я сама раскопала могилу. Уничтожила последнюю улику.

— Вы перезахоронили останки в другом месте? Более укромном?

— А вот это вас совершенно не касается, месье Гран-Дюк. Это касается только меня. Что вы теперь намерены делать?

— Сам не знаю. Мы с вами можем встретиться?

— Боюсь, у меня нет особенного выбора. Я, как говорится, целиком в вашей власти. Давайте. Чем раньше, тем лучше. Завтра Лоран уходит на работу в пять утра. Я, наоборот, приду с ночного дежурства. У медицинских работников непростая жизнь. Моя смена заканчивается в восемь. Еще нужно время добраться от Монбельяра. Давайте часиков в девять, у меня дома? Если уж вы сумели после стольких лет разыскать меня, думаю, дорогу ко мне вы точно найдете… Надеюсь на вашу сдержанность, месье Гран-Дюк. Я изменила свою жизнь. Мне это удалось, хотя забыть о прошлом было нелегко. В ту ночь на горе Мон-Террибль я не совершила ничего дурного. Напротив, я не сомневалась, что делаю доброе дело. Кто же мог предположить…

— Что предположить?

— …

— Что предположить, Мелани?

— Предположить, что в восемнадцать лет моя дочь будет так похожа на меня?»

Стрелка на часах переползла за цифру девять. Туман, висевший над массивом Юра, начал рассеиваться, клочьями уползая к горным вершинам. Марк заметил, как внизу, на подъезде к Данмари, мелькнула маленькая белая машина. «Фиат-панда». Она приблизилась, проехала мимо них и остановилась в нескольких метрах дальше, перед шале с закрытыми ставнями. На заднем стекле машины висела медицинская эмблема. Из машины вышла женщина. Марк видел только ее светлые волосы. Женщина немного постояла возле машины, затем двинулась к дому. Автомобильные фары погасли.

…Калитка открылась. На Марка с усталой улыбкой смотрело до странности знакомое лицо.

62

20 мая 1999 г., родильный дом «Обепин», Дьепп.

Том лежал со сжатыми кулачками в прозрачной пластиковой кроватке и спал. Его грудь тихонько вздымалась в такт дыханию. Из-под одеяла выглядывали пухлые щечки и светлые волосики, поразительно длинные для малыша четырех дней от роду.

Марк держал за руку Лили. Она еще не вполне оправилась после родов. Ее постоянно клонило в сон. Сейчас она наслаждалась покоем. Наконец-то они одни. Марк, Том и она. Она пила тишину как благословенную прохладу посреди зноя, точно зная, что это ненадолго — ровно до той минуты, когда в палату грозным торнадо ворвется очередная медсестра.

Николь только что ушла от них. Лили деликатно намекнула ей, что хочет поспать. Николь готова была день и ночь дежурить у кроватки маленького Тома. Она уже успела оповестить о радостном событии весь Дьепп. Первым делом наведалась к Пьеру, на кладбище Жанваль, а потом с резвостью двадцатилетней девчонки обежала все окрестные магазины и лавки и всем сообщила, что у нее родился правнук. Правнук! Странно, что еще не прихватила с собой пачку листовок… Марк с тревогой ждал, что с минуты на минуту на палату начнется нашествие вооруженных букетами жителей Дьеппа, от мэра до директора торгового порта.

Лили сидела на кровати, положив голову Марку на плечо. Он замер, не смея шелохнуться. Осторожно протянул руку к открытке, полученной от Мелани Бельвуар. Открытка была пришпилена к букету роз, который размерами раза в три превосходил тот, что купил сам Марк.

«Поздравляю с рождением Тома. Лили! Я не смогла стать твоей матерью. Прости меня. Может быть, я подойду тебе в качестве бабушки? Честное слово, я изо всех сил постараюсь наверстать упущенное. Мне кажется, еще не слишком поздно. А ты как думаешь? Тому должно понравиться. Разве плохо иметь бабушку 36 лет?

Береги Марка.

Мелани».

Лили до последнего отказывалась от встречи с матерью. Мелани не настаивала. Лили просто трусила. Ей требовалось время, чтобы привыкнуть к мысли, что у нее есть мать. А теперь еще и сын. Том — вот кому суждено стать связующим звеном между поколениями. Лили задремала всего минуты на три, когда в палату вошла медсестра.

«Господи, неужели так трудно оставить человека в покое!» — подумал Марк.

На сей раз у медсестры имелось оправдание. Она принесла огромную коробку в подарочной бумаге.

— Только что доставили, — объяснила она. — Хорошо еще, что нам не каждый день такие огромные приходится таскать. Вот. Папе — открытка. Маме — коробка.

Медсестра вышла. Лили вытаращенными от изумления смотрела на коробку. Какого же она размера? Метр на два?

— Открывай! — подзадорил ее Марк.

— Что-то мне это подозрительно… — протянула Лили. — Ты уверен, что оно не взорвется?

— Зависит от того, кто это послал.