Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Возмущенные большевики закрывают газеты, арестовывают ораторов и редакторов. Оппозиция взывает к состраданию. Какое правительство между тем оставит такие провокации без ответной жестокости?

Только немцам может быть выгодна эта внутриполитическая борьба, которая подогревает ненависть партий друг к другу.

Неудачный выбран момент для проповедей в пользу священного демократического союза на основе защиты страны и завоеваний Революции. Конечно, большевики неохотно протягивают руку меньшевикам, но главное то, что меньшевики, похоже, непреклонны. Только союзники могли бы осуществить и закрепить их примирение, представив его, как и должно быть по совести, не как отказ каждого от собственной программы, — хотя различия между этими программами становятся все менее отчетливыми, по мере того как большевики продвигаются по пути конкретных дел, а меньшевики сближаются с программой большевиков, — но как перемирие, необходимое для борьбы с внешним (Германия) и внутренним (царизм) врагами.

Я призывал к этому необходимому примирению начиная с 25 октября. Уже в ноябре мы были к нему близки.

В конце января, когда большевики, очнувшись и осознав иллюзорность некоторых интернационалистских революционных идей, отбивались в Брест-Литовске от вцепившихся в них немцев, когда дальновидные русские — и правые, и левые — уже представляли, каким бременем ляжет на них этот мир, какими унижениями, жертвами он обернется, сколь ненадежным он будет, я почти убедил большевиков и их противников в необходимости перемирия.

И дважды я потерпел неудачу, ибо и вчера, и сегодня скрепить эти разорванные части России можно было только цементом союзников. Однако, несмотря на все мои мольбы, под предлогом, что мы не должны вмешиваться во внутренние дела России, предлогом воистину неуместным, если знать, чем занималась здесь Антанта, — союзники отказались даже попытаться сблизить собратьев-врагов.

В ноябре была надежда, что их примирение помешает заключению перемирия на фронте. В январе оно могло остановить заключение мира. И именно потому, что я понимаю, какое значение мог бы иметь для России и для нас такой союз демократических партий, я вновь начал, после съезда Советов 15 марта, работать в этом направлении и, несмотря на все неудачи, еще активнее, чем прежде.

Нет ни одного лидера эсеров или эсдеков, меньшевиков или большевиков, с кем бы я не говорил по этим вопросам и кто в конце концов не признал бы, что, как бы ни было трудно это соглашение, оно возможно, оно в любом случае необходимо, оно — единственный способ, с помощью которого Россия освободится от Германии, а демократия защитит себя от царизма. Но ни те, ни другие не хотят сделать первый шаг, они так глубоко увязли в разногласиях, что им не выбраться из них в одиночку. Кроме того, как мало среди этих людей, и особенно среди оппозиции, тех, кто искренне хочет от платонических призывов к союзникам перейти к практике активного взаимодействия, которое тут же заставит их призвать к оружию те народные массы, на которые они якобы опираются и в глазах которых они рискуют потерять всякий престиж, как только разорвут мирный договор и захотят заставить Россию возобновить войну.

Этот опасный шаг они не сделают в одиночку.

По всем перечисленным причинам союзники должны встать между ними, взять их руки, свести их и соединить.

К сожалению, большинство союзников, — я говорю о тех, кто занимается здесь политической дипломатией, — вместо того, чтобы наблюдать за российскими партиями со стороны, кинулись в драку. Они впутались во все ссоры и неосмотрительно подлили масла в огонь той розни, которую должны были всеми силами стараться погасить. По отношению к своим противникам, я говорю о политических противниках их политических друзей, они непримиримы и слепы в своем предубеждении. Они с наслаждением купаются в болоте. Пораженные неизлечимой близорукостью, они судят обо всем не с высоты Сириуса, не с международной и даже не с национальной точки зрения, но с позиций «Кафе дю Коммерс».

Мне ответят: «А вы?»

Все шесть месяцев, хотя я был теснее всего связан с жизнью Советов и правительства, я не прекращал встречаться с представителями других партий, поддерживать добрые отношения со всеми, за исключением правых, которые меня не любят и открыто об этом говорят, и никогда и никому не выносил дискриминационных приговоров.

Все знают, что я неизменно искал и продолжаю искать формулу примирения. И чтобы добиться этого союза именно у большевистской партии, у «моей партии», как мило нашептывают некоторые добрые товарищи, у партии, которая, будучи у власти, менее всех остальных мечтает уступить свои позиции, я просил о самых значительных уступках.

Москва. 9 мая

Дорогой друг,

Немцы установили на Украине диктатуру Скоропадского{129}. Безусловно, они надеются, что, избавившись, таким образом, от своих же пособников из буржуазной Рады, получат двойную выгоду и:

1. Надежнее подготовят монархическую реставрацию.

2. Будут легче получать необходимое им зерно. Рада не сумела с достаточной жестокостью потребовать его поставку от крестьян, доведенных до отчаяния бесконечными грабежами.

Немцы ведут себя невероятно нагло; они упиваются собственной силой, впрочем, неожиданно столкнувшейся с враждебностью крестьян, убийствами солдат, всякий раз, когда те [немцы] отваживаются проводить свои грабительские рейды без поддержки крупных сил. Мне показывали справки о реквизиции, составленные в таких выражениях: «Получено три свиньи от украинской свинки…», «Получено 100 пудов пшеницы от украинца, сукиного сына. Писано в его конуре, в Сумах», и т. д., и т. д…

Эти грубые унижения, которые терпит побежденный, — лучшая агитация за наше дело.

Нет ни малейшего сомнения в монархической направленности германской политики на Украине. Неприятель торжественно празднует приезд в бывший императорский дворец вдовствующей императрицы Марии Федоровны. От украинских властей требуют возведения ее в титул Ее Величества. Немцы заключают союз с крупными помещиками, которым обещают возвращение им земель, из которых крестьяне смогут выкупать в свое пользование только некоторую часть и в неопределенном будущем.

Крестьянин повсюду любит землю одинаково страстно. Изъятие той долгожданной большой земли, которая с таким трудом была вырвана из рук крупных помещиков, вызвало крайнее негодование украинских земледельцев, в основной массе сторонников индивидуальных хозяйств. И как только немцы примутся осуществлять в России свой реакционный план, который они начинают проводить на Украине, немедленно вспыхнет негодование русского крестьянства — даже в тех районах, где развернулась пропаганда коммунизма.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});