Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса - Сборник

В этой реальности.

– Вы специально сделали это при всех, – тихо сказал Учитель. – Чтобы у вас были свидетели того, что вы этого не делали. Свидетели, которые при любых обстоятельствах будут показывать в вашу пользу.

– Да? – вяло проговорил я. Странная логика была у этого человека. Мать Алика, его жена и сын свидетельствовали бы в мою пользу, хотя я на их глазах?.. Галка – да, она бы сказала все, что угодно, лишь бы меня оправдали, но Анна Наумовна… Да она бы убила меня на месте тем же ножом… если бы он существовал на самом деле…

– Да, – твердо сказал следователь. – Игорь не считается. Его в гостиной действительно не было в тот момент. Ваша жена не считается – она за вас в огонь и воду… Даже если вы ей изменяли, что можно считать доказанным. Жена Алекса? В первый момент она, возможно, была в состоянии шока, но вы… Послушайте, наверняка ведь все происходило не так, как все вы рассказываете! Вы начали с ним ссориться – при всех. Возможно, не впервые. Возможно, вас даже пытались разнять. Возможно, тот третий нож был на самом деле в руке Алекса, и он первым поднял на вас руку, а вы защищались… Все видели, что это была самозащита.

– Господи, – сказал я. – Какие глупости. И вы говорите о моих фантазиях. Да ваши…

– По правде говоря, я уверен, что так и было. Судя по всему, что я узнал – о вас, о Гринберге, о его родных, – именно он был скорее всего зачинщиком драки. У него был жесткий характер, не у вас. Линию защиты вы продумали, похоже, за те минуты, что прошли между вызовом «скорой» и приездом полиции. Умная линия, должен признать. Орудие убийства вы спрятали очень хитро, но мы его найдем, не сомневайтесь. А всеобщая круговая порука… Думаю, даже если вы продержитесь на этом до суда, обвинитель при перекрестном допросе не оставит от всех вас камня на камне. Неужели у матери… Неужели она хочет, чтобы ее обвинили в лжесвидетельстве?

Он собирается допрашивать Анну Наумовну? Ладно – Иру. Или Галку. Они хоть сто раз скажут о том, что видели на самом деле. Но Анна Наумовна может не выдержать. Больное сердце… Постоянные напоминания о том моменте…

Неужели этот человек не понимает, что они говорили правду, одну только правду и ничего, кроме правды?

Не докажешь.

– Чему вы улыбаетесь? – раздраженно спросил Учитель. – Я сказал что-то веселое?

Я улыбался? Не знаю, мне казалось, что я плачу.

– Юридический казус, – сказал я. – Я убил Алика в одной реальности, а обвиняют меня – в другой, там, где мне и в голову прийти не могло… Там, где я действительно ударил его ножом, Алик жив и здоров, и мы скорее всего помирились. А там, где мы давно помирились и остались лучшими друзьями, меня обвиняют в том, что я…

– Опять вы со своими парадоксами. – Следователь положил желтый блокнот в ящик стола, закрыл на ключ, экран компьютера погас, все, допрос закончен, говорить больше не о чем, обвиняемый признаваться не хочет, городит нелепость на нелепость, и что теперь делать, улик против него нет, свидетельств тоже. Понятно, что убил именно он, но – не докажешь. Только если найти нож, а до тех пор…

– До утра вы побудете в камере, – сухо сказал следователь. – А потом вас скорее всего отпустят. Вы правы, судья не даст разрешения на продление срока содержания под стражей.

– Мы так хорошо говорили с вами вчера, – сказал я, с трудом поднимаясь на ноги. Меня качало. Лучше бы они тут меня избили, я бы сломался, я не могу, когда меня бьют. И с Аликом мы никогда не дрались. Это невозможно. Лучше бы они меня тут избили, и я бы сознался в чем угодно. Я бы все им подписал. Признание. Подробности. Только не смог бы показать, куда спрятал нож.

– Да, – рассеянно сказал Учитель, – вчера мы с вами хорошо разговаривали.

– Можно мне позвонить жене? Скажу, что…

– Нет.

Конечно. Ударить он меня не может, так хоть таким образом… Садист.

Дверь открылась, двое полицейских вошли в комнату, у одного в руках были наручники.

– Не надо, – сказал Учитель. – Под мою ответственность.

Спасибо и на том.

– Послушайте, Матвей, – сказал следователь, когда я был уже в дверях. Я обернулся: Учитель вышел из-за стола, он почему-то показался мне сейчас ниже ростом, будто я смотрел на него под странным ракурсом – не из этой реальности, а из другой. Может, так и было? Может, на той ветви Мультиверса, где я действительно ударил Алика ножом, другой следователь с такой же фамилией Учитель допрашивал меня о том, как это получилось: окровавленный нож в моей руке, а у Алика – ни единой царапины?

Чепуха.

– Послушайте, Матвей, – сказал Учитель, будто время вернулось вспять на несколько секунд, в течение которых я находился в другой реальности, на другой ветви, в другом себе, – мне бы хотелось, так, как вы и ваш друг, верить во все эти ветви, в Мультиверс, другие вселенные… Легче жить. Но я даже в Бога не верю. В нашего, еврейского. Где уж мне верить в иные миры…

Может, мне показалось, а может, на самом деле невидимая нить соединила меня с этим человеком. Может, мне показалось, а может, он на самом деле хотел, чтобы все было так, как я рассказал.

– Все было так, – кивнул я. – Скажите лучше, как мне теперь жить на свете?

Слова вырвались у меня непроизвольно. Я не хотел.

Учитель пожал плечами.

– Меня действительно будут судить?

– Не уверен, – откровенно сказал следователь.

– Жаль, – сказал я.

Пожалуй, сейчас мы действительно полностью понимали друг друга.

Аркадий Гердов

Рутинное пришествие

Свалка у Николиной Горы

То ли из-за глобального потепления планеты, то ли из-за дурного циклона, ненароком прилетевшего из Сахарской пустыни и застрявшего в Москве, жара навалилась на столицу несусветная. Вокруг города под землей занялись торфяные поля, и горячее дымное марево струилось по земле, вызывая у людей чувство панической обреченности. Дышать было совершенно нечем.

Свалку, расположенную за кольцевой дорогой рядом с Николиной Горой, держала старуха Извергиль. Полвека назад очень дорогую обаятельную путану богатые клиенты нежно называли Любочкой, Любашей, Любовью свет-Васильевной. Старухой Извергиль, уже не так давно, ее прозвали аборигены свалки за крутой нрав и облик сказочной Бабы-яги.

Аборигенов, давно и постоянно кормившихся свалкой убогих людишек, было изрядно. И кроме них городской свалкой пробавлялся народ случайный, временный, попавший по каким-то причинам в скверные жизненные обстоятельства. При свалке всегда околачивались люди, волею судьбы выбитые из наезженной колеи.

Сухая, согбенная, со снежным пушком на голове старуха выстроила в своей вотчине строгую властную вертикаль и царила в ней непререкаемо. Малейший бунт подавлялся скоро и беспощадно. Аппарат подавления состоял из трех бугаев, готовых по приказу старухи искоренять крамолу в любом ее проявлении. Извергилью властную старуху называли только за глаза, а в глаза подданные боязливо величали ее королевой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});