Сердце дракона - Элизабет Бойе

Однако камни, замуровывавшие вход ее усыпальни, упорно сопротивлялись его усилиям, а отсветы пламени, наполнявшие пещеру, становились все ярче. Скарнхравн обеспокоено кружил над головой Брана, а Кольссинир шагал к нему, перепрыгивая через ростки голубого пламени.

— Бран, уходи отсюда, пока не поднялось пламя, иначе попадешь в западню! — прорычал он. — Эти камни скреплены магией, и ты не в силах их вывернуть!

Бран выхватил меч и с бессильной яростью накинулся на камни. Кольссинир хотел было выволочь его в безопасное место, пока не поздно, но тут Скарнхравн сорвался со своего насеста и угрожающе замахнулся на мага своим ржавым топором. Кольссинир в изумление отпрянул, а Скарнхравн погнался за ним, рыча:

— Убирайся отсюда, не лезь не в свои дела! Пусть себе попадает в ловушку и сдыхает в огне, если ему так хочется! Я сам продолжу дело Миркъяртана, когда завладею оружием Дирстигга, и никакие скиплинги и альвийские девицы не будут мне помехой! Разве сможет проклятый меч Дирстигга навредить мне ?

— Он засмеялся безумным, леденящим душу смехом и снова замахнулся на Кольссинира.

Бран перестал терзать неуступчивые камни, злясь не столько на коварство Скарнхравна, сколько на собственную доверчивость. Он напал с мечом на драуга, отгоняя его от Кольссинира. Скарнхравн на миг замер, насмешливо захохотав, и преградил Брану путь к спасению. В этот миг почти у самых ног Брана тяжело всколыхнулись лед и камни. Из-под лавины, стряхнув с себя глыбы льда, точно хлебные крошки, поднялась с ревом горная троллиха и в безумной ярости зашагала через огонь, который морозным инеем выбеливал ее чешую. Она точно не заметила Брана, и он воспользовался случаем отбежать в укрытие вместе с Кольссиниром, перепрыгивая через языки пламени и увертываясь от столбов голубого огня, понемногу набиравшего силу. Между тем троллиха отвесила Скарнхравну и его колдовскому скакуну такую увесистую затрещину, что они закувыркались и с визгом ужаса едва взлетели, причем Скарнхравн повис, едва цепляясь за коня. Какой урон нанес скакуну удар троллихи, стало ясно, когда несчастная тварь распалась на куски прямо в руках Скарнхравна. Конь и его чудовищный всадник разом рухнули в самое сердце возродившегося пламени и вспыхнули с громким треском, точно жир на раскаленной плите. Пламя безумными толчками подбрасывало их, точно наслаждаясь последним кусочком особенно изысканного блюда; а затем останки коня и драуга медленно опали вниз хлопьями черного инея. Клочок инея приземлился на плаще Скальга, и старый маг поспешил стряхнуть его с нескрываемым ужасом.

Троллиха внимательно следила, как опадают обгоревшие останки Скарнхравна, и отметила место, где со звоном покатился по камням шлем. Не обращая внимания на пламя, покрывавшее чешую смертоносным инеем, она проковыляла вначале к усыпальнице Ингвольд, чтобы осмотреть разрушения, и вернувшись, воззрилась на Брана кроваво мерцающими сквозь пластины намерзшего льда глазками. Они долго и понимающе смотрели друг на друга. Затем Хьердис порылась в останках Скарнхравна и извлекла шлем, побелевший от инея. Хьердис неловко сжала его в своих огромных лапах.

— Надеюсь, этот случай послужит тебе хорошим уроком. Я неуничтожима. Тебе никак не избавиться от моей власти, разве что ты предпочтешь, чтобы Ингвольд умерла — а так оно и будет, если тебя не окажется рядом, чтобы защитить ее. Меня опечалило твое предательства и сговор со Скарнхравном, однако оно пошло лишь мне во благо. Я добыла шлем, и притом небольшой ценой. Ну, не гляди так удрученно — в один прекрасный день шлем, возможно, станет твоим, если ты заслужишь мое доверие. Можешь сообщить моим доккальвам, что Скарнхравн сгинул, а я жива и сильнее прежнего. Без сомненья, неисправимый болтун Скальг будет только рад разносить повсюду сплетни о моем воскрешении.

Скальг настороженно выглянул из своего убежища.

— Я бы еще осмелился добавить, что длительное пребывание в естественной для тебя среде — подземной тьме — весьма благоприятно подействовало на твое здоровье и что ты вернешься ко своим влюбленным подданным, едва только обретешь прежнюю силу.

Хьердис злобно расхохоталась.

— Хорошо звучит, даже если это исходит от тебя. А теперь, мой доблестный меченосец, слушай мои приказания.

Бран поднял голову, чтобы взглянуть на нее. Его привычное стоическое спокойствие взяло верх над яростью разочарования, и теперь он мог сохранять хотя бы внешнее бесстрастие. Он бросил меч в ножны, и сложил руки на груди под плащом, ожидая ее приказаний. Пер все не мог оторвать глаз от его лица — в нем была твердость кремня, и казалось оно отчего-то старше, чем привычное лицо прежнего Брана, с которым выезжали они из Торстенова подворья. Бран определенно в ярости, подумал Пер, и удивился тому, как это он мог упустить такую крутую перемену в своем старом приятеле.

Хьердис мгновение помолчала, собираясь с мыслями.

— Я хочу, чтобы до наступления весны ты уничтожил Микльборг.

Вышли гонцов ко всем вождям, которые связаны со мной договором, и созови их в Хьердисборг для совета. Пускай гонцы разнесут повсюду весть, что я отныне владею всеми волшебными вещами Дирстигга и что Миркъяртан и Скарнхравн не страшны больше доккальвам. Когда все вожди соберутся здесь, ты можешь вернуться ко мне и испросить дальнейших указаний. Мне больше нечего сказать тебе, ока ты не исполнишь все то, что я приказала.

— Тогда я сделаю все возможное, — сказал Бран, бросая последний взгляд на усыпальницу, в которой покоилась Ингвольд. Суров был его голос, и также сурово и непреклонно держался он, когда они вернулись в чертоги Хьердис. Как велела королева, Бран разослал гонцов и объявил о гибели Миркъяртана и Скарнхравна. Он объявил также, что покуда Хьердис не вернется, он будет ее наместником, что нимало не пришлось по вкусу Тюркеллю. Он становился все мрачнее и все настойчивее шнырял вокруг, стараясь уловить каждое слово из разговоров Брана и его советников. Не слишком охотно, но с должным почтением доккальвы приняли своего нового полководца, и в Хьердисборг начали прибывать вожди из близлежащих горных фортов.

Ни о чем другом не толковали, как только о новом походе на Микльборг. Коротким сумеречным дням начала зимы скоро предстояло перейти в месяцы почти полной темноты, когда могущество и властолюбие доккальвов, как и прочих творений тьмы, достигнут наивысшего подъема. Чем больше дни превращались в сумерки, тем сильнее Бран падал духом, и вид у него становился все угрюмей и грознее. В самых тайных своих мыслях он обдумывал отчаянные пути спасения, надеясь, что суровые вожди доккальвов не сумеют прочесть этих его мыслей. Они взирали на него с той смесью гнева и презрения, какой удостаивается всякий двурушник, но старательно скрывали свое мнение за взъерошенными черными бородами и низко надвинутыми капюшонами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});