Боже, спаси русских! - Андрей Ястребов

В книге «Меткое московское слово» Евгений Иванов описывает не только слова, но и действия продавцов в старой Москве.

Парочка примеров. Обвес «на бросок»: «...продаваемое быстро, с силой бросают на весы, отчего последние идут вниз. Не давая им выровняться, быстро снимают взвешиваемое». Обвес «на путешествие»: «...продавец взвешивает без присутствия покупателя, вежливо направляя его в кассу для расчета».

В общем, много специальных терминов. К примеру, «сделать пиротехнику», или «радугу», – подменить один сорт товара другим.

И все равно, делать покупки, как этот процесс ни называй, очень приятно. Недаром мы, русские, так любили – и любим – ярмарки. Праздничен мир торговли и рекламы. Праздничен и воинствен. Реклама у нас, русских, чрезвычайно агрессивна. Она умудряется взгромоздиться на старинные здания, заслонить собой все городские ландшафты, она переполнена эротическими образами. Это, с одной стороны, приятно – кто ж не любит пряных ассоциаций? Но с другой... Вот идешь ты, не выспавшийся, на работу. Под ногами гололед. С неба дождь со снегом. А с рекламных плакатов повсюду тянутся жадные красные губы... Утомительно. Рекламу русские не любят. Она их раздражает. Хочется от нее куда-нибудь спрятаться.

Кстати, так было и в начале XX века. Откроем Тэффи: «Где прежде предлагалось, там теперь требуется. Где прежде советовалось, там теперь внушается.

Писали так: «Обращаем внимание почтеннейших покупателей на нашу сельдь нежного засола». Теперь: «Всегда и всюду требуйте нашу нежную селедку!» И чувствуется, что завтра будет: «Эй, ты! Каждое утро, как глаза продрал, беги за нашей селедкой!»

Для нервного и впечатлительного человека это отрава, потому что не может он воспринимать этих приказов, этих окриков, которые сыплются на него на каждом шагу.

Сколько бы мы ни ворчали на рекламу, ее язык внедрился в нашу жизнь. Она внушает нам представления об идиллическом мире, где самая страшная проблема – пятно на белой блузке от кофе или ягодного сока – может быть легко решена с помощью чудо-порошка. Она убеждает нас в мысли о том, что этот мир существует где-то и мы все должны к нему стремиться. В рекламном раю жить легко и весело. В этом мире никто не говорит о деньгах и никто не знает бедности.

И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...

КАЖДЫЙ – КУЗНЕЦ СВОЕГО ЧЕГО-НИБУДЬ...

Сейчас прозвучит самая пошлая фраза в мире: «Каждый кузнец своего счастья». Она слишком наивна и по-пролетарски оптимистична. Она нуждается в редактуре: «Каждый может попытаться стать режиссером своей жизни». Доказательств масса.

Кафка мечтал о комнате в подвале, где мог бы работать бесконечно; о камере, к дверям которой ему приносили бы в определенные часы завтрак, обед и ужин, в темноте и одиночестве, где он мог бы создавать труды ужасающей силы.

Пруст искал того же в своей квартире: стены кельи, созданной им для себя на бульваре Османн, были обиты изнутри пробковым деревом.

Флобер прятался, как медведь в берлоге, в Круассе.

Монтень работал в библиотеке, в башне родового замка недалеко от Бордо.

Толстой редко выезжал из Ясной Поляны.

Все они пытались убежать от жизни. Чтобы создавать культуру.

Представим на секундочку, что они живут в постперестроечной России, и каждый день слышат о том, что нужно самим стать этим самым кузнецом, завести свой бизнес, торговать чем-нибудь, взять франшизу.

Российское общество стало говорить на языке, который выучило благодаря непростому, но срочно обретенному опыту. На протяжении последних двадцати лет, если понаблюдать за русскими, можно увидеть, что все русские со страхом следят за курсом доллара. Олигархи скупают острова и футбольные клубы. А все русские продолжают со страхом следить за котировками. Видимо, курс доллара придуман только для русских.

Теперь о парадоксах зоологии. Все люди жаждут денег. Человек – не собака. Следовательно, собаки не жаждут денег.

Разбогатевший человек счастлив. Собака не может разбогатеть. Следовательно, богатый не может быть собакой.

Богатый человек – не собака. Некоторые люди отличаются наличием яхт. Следовательно, некоторые собаки не отличаются наличием яхт.

Все люди, а богатые не исключение, – животные. У некоторых животных четыре ноги. Следовательно, у некоторых богатых четыре ноги.

Деньги творят все, они пересматривают законы мироздания. И даже русский фольклор. Новый русский на рыбалке: все дела, малиновые сапоги, золотая удочка, платиновая катушка, бриллиантовый поплавок, червяк из Франции. Закинул, выдергивает – на крючке золотая рыбка кило на пять. Снимает он ее с крючка – и обратно в реку кидает. Ошалевшая золотая рыбка недоуменно:

– Слышь, мужик, а три желанья?

– Дрянь вопрос-загадывай!

О великий и могучий русский язык, сколько многосмыслия в каждом твоем смысле, сколько неожиданной логики. Вспомним анекдот. «Приходит проситель. Чиновник: "Надо ждать". Проситель про себя: понял – надо ж дать. Чиновник: "Мало ждал". Проситель про себя: понял – мало ж дал. Чиновник: "Надо доложить начальству"». Здесь уже все очевидно.

Деньги меняют все, даже национальность. Разговор не о пятой графе. Здесь в строку показательный анекдот. «Встречаются как-то трое миллионеров – еврей, татарин и чеченец. И решили новые русские пойти в ресторан».

Деньги – это новый интернациональный проект: «На рынке русский человек у лица кавказской национальности за зеленые доллары США может купить турецкие товары китайского производства и потом из-за их быстрого выхода из строя жаловаться: "Вот довели страну евреи!"».

Деньги с легкостью пересматривают идею социального тела и редактируют телесные стандарты тех, кто любит деньги.

Обычные парни, которые корячатся на работе с девяти до шести, а потом еще пару часов добираются в свой спальный район, очень любят покупать мужские журналы про то, какими должны быть настоящие парни. Настоящие парни, как утверждают модные журналы, должны быть модными. То есть ироничными, подтянутыми, прикинутыми в актуальные шмотки, пахучими нужными запахами.

Возьмет наш обычный парень связку пива плюс немалую пачку чипсов и примется читать журнал про настоящих парней, которые полдня проводят в спортзале... или как там у них это дело сегодня называется.

К обеду время подтягивается. Суббота, как тут по рюмахе-другой, а потом вечером пивком с друзьями не догнаться. Все вроде хорошо, да только парни журнальные из головы не вылазят. Больно они ироничные, подтянутые, прикинутые, актуальные и пахучие. Пойду с понедельника покачаюсь, пивное брюшко сброшу, мелькнет глупая предсонная мысль. Утром возникнет другая: а когда ходить-то?..

Забурится обычный парень в тоску, а потом как невзначай ошпарит открытие: да эти совершенные мышцы, да эти свободные дневные часы на спортзал – или как там это дело сегодня называется – могут быть только у гомиков. Вот он, финал душевных терзаний: всякий крендель с подтянутым телом – наверняка гомик, то есть совсем не настоящий мужик, как я и все мои друзья. Придет и другая мысль – не мысль, а просто загляденье: женщинам нужны как раз настоящие мужики, а не какие-то самовлюбленные педерасты, которые целыми днями качаются в зале. Отсюда вывод: если ты – обладатель пивного брюшка, то носи его с гордостью. Без всяких там ненужных мерехлюндий.

Да. Чего мы только не придумаем, чтобы хоть чуть реабилитировать себя. Только вот сами женщины отчетность портят. Женщины тоже читают журналы. Не ироничные мужские. А тупо женские, тупо женско-экономические. Там картинок до кучи. И все экономические. Про то, как настоящую жизнь обустроить.

Вот мы статистику смотрим и удивляемся, как много разводов. И чего им неймется? Жили бы да жили.

Отправимся за консультацией к социальному педагогу Даниле с просьбой: «Если можно, без всяких научных терминов». Хорошо, соглашается Данила.

Пропаганда намертво приколотила флюгер социальных интересов. Ветер перемен обреченно дует в указанном, экономическом направлении.

Глядя на царящую вокруг вакханалию, хочется исполнить стандартный номер начинающей секретарши «я – сама неприступность», да обстоятельства заставляют даже самого стойкого очень скоро сменить жизненную программу выступлений.

Мы живем между обшарпанным магазином с воровским именем «Интим» и забегаловкой, торгующей очень быстрой едой. Все мы смотрим вокруг себя и телевизор. Отовсюду, куда мы кидаем взгляд, нам кричат: «А ты, лох, почему не разбогател?»

«Скажите, ой, скажите, как вы разбогатели», – заискивающе интересуется журналистка. «Да так как-то разбогател», – следует ответ. Эти слова обычно произносятся таким тоном, каким рассказывают простенький рецепт: стакан гречки на два стакана воды.

Деньги занимают ведущее место в социальном симфоническом фестивале мифов.

– Данила, может, попроще?

– Пожалуйста. Я расскажу вам довольно банальную историю, если хотите, историю любви. Точнее, экономического чувства. Она – девушка, славная пролетарочка, хорошенькая в меру, слабенькая характером, то есть никакая. В чьи руки попадет – такой и станет. Но мечтает в те самые руки попасть, что на фотках в женских журналах. Находит она себе парня хорошего. К примеру, он машинами торгует, скрепки распространяет, в театр зазывает. С высшим образованием, с профессией, не имеющей к жизни ни малейшего отношения. Живут. Квартирный вопрос решен – родители исстарались. Почему развелись? Представьте себе, девушка, славная пролетарка, каждый божий день слышит о том, что есть другая, более красивая жизнь. Она видит эту жизнь на улице, в магазине, в телевизоре, в журнале. А тут ее еще родители подзуживают: ты глянь, Катька – твоя одноклассница – как классно устроилась, смотри, как эта Вика-дурочка по любви вышла и вот тебе... и так далее.