(Не)люди (СИ) - Елена Сидоренко

Когда сгорбившийся и спрятавший руки в карманах карлик показался среди выходящих из самолета людей, Эммет едва не бросился навстречу, но не смог сдвинуться с места. И Юко, сразу заметив отца, целенаправленно потопал к нему с непроницаемым выражением лица. Они так и не поздоровались — молча обнялись, будто это объятие могло сказать все. И оно сказало. Юко надеялся: встретившись с отцом, он поймет, что на самом деле чувствует, но запутался еще больше, когда не ощутил никакого отклика. Эммет, глядя на взрослого ребенка, которому уже перевалило за двадцать пять, не мог найти в нем и тени прежнего Юко. Они оба, глядя друг на друга, пытались отрицать этот факт, но не могли. За те годы, что они не общались, отец и ребенок стали друг другу совсем чужими. Низенький толстяк с пустотой в непривычного цвета глазах и уставшим лицом был совсем не похож на Юко, с губ которого когда-то не сходила хулиганская улыбка. Слабый старик с обвисшими щеками и полуслепыми глазами за стеклами очков мало напоминал живого и экспрессивного Эммета. Он, будучи всего на три года старше Джонатана, выглядел гораздо старше главы семьи Ферретов. Гораздо слабее и немощнее, чем ожидал Юко. Все время, пока Эммет ждал Юко, он пытался найти подходящие слова для вопросов, которые он хочет задать сыну. Десятки, сотни вопросов. Но теперь, когда наконец встретился с ним, понимал: не может. Он получил ответы еще до того, как задал вопросы. Юко, казалось, изначально было нечего спросить.

Дома гость, вымотанный ночным перелетом, уснул, едва приземлившись на диван в скромной гостиной, и Эммет укрыл его и ушел к себе. Его мучило осознание того, как тяжело пройдет эта неделя. Для них обоих. Мужчина, откинув голову на спинку большого удобного кресла, предался ностальгии. Видимо, думал он, все действительно закончилось в тот день, когда он сбежал.

— И как тебе тут, вдали от Юсты? — раздалось прямо перед носом, и мужчина вздрогнул. На столе не было солнечных дорожек, и, бросив взгляд на окно, Эммет с удивлением понял, что уже вечер, а он просто уснул. Сонный растрепанный Юко, широко зевая, прислонился к косяку двери отцовского кабинета и усмехнулся, наблюдая растерянность родителя. — Смотрю, обжился. А с работой, вижу, не очень, да? Или ты уже на пенсии? Выглядишь плохо.

Эммет, разобрав в голосе беспокойство, напоролся на испуганный взгляд Юко. И усмехнулся, не отвечая, но жестом приглашая его осмотреть помещение — кабинет, который давно перестал быть рабочим местом. Юко, чьи глаза загорелись, принялся живо совать нос в каждый угол. Совсем как ребенок, дорвавшийся до места, где собрано все, чем он увлекается. Он будто не обращал внимания на Эммета, который пытался рассказать, чем занимается. Карлик, быстро просмотрев книги на столе, начал обыскивать полки, и мужчина и вовсе закатил глаза: Юко каждый раз спрашивал разрешение взять что-то почитать. Будто был в совершенно чужом кабинете. В итоге Юко набрал целую стопку пыльных томов, которую прочесть за пять дней не сумел бы, и Эммет, видя, как сын озадачен и расстроен, несмело прикоснулся к его волосам, взъерошивая.

«Если хочешь, я могу провести краткий курс по всем из них. Я еще в своем уме и помню все. Это займет меньше времени и сил», — предложил он, с замиранием сердца ожидая реакции Юко. Тот застыл и поднял на отца странный взгляд. А после минуты молчания вздохнул и, встряхнув головой, улыбнулся:

— Ладно, давай попробуем.

* * *

— Она, конечно, держится молодцом, но не давите на нее сильно. Все-таки не забывайте, что ей почти восемьдесят, — наставляла Нину Аманда — женщина, которая приехала встретить ее. Наемная сиделка ее няни. — Она почти не встает с постели. Я несколько раз уговаривала Саару переселиться в дом престарелых, но тщетно! Она и слышать об этом не хочет и делает вид, что года ей нипочем! Шесть лет назад вон сломала ногу. Бедренную кость — до сих пор заживает. У стариков, знаете ли, все заживает гораздо медленнее.

Нина, спешащая за болтливой женщиной, не верила своим ушам. Не хотела верить, но что-то внутри подсказывало, что это правда: ноги у Саары и Ивэй слабые.

Няня позвонила ей еще перед вылетом — как раз, когда Куд с Немо ушли — и предупредила, что в аэропорте ее встретит Аманда. И, выйдя из здания, Нина начала искать глазами женщину, в руках которой должна была быть табличка с ее именем. Аманда оказалась приветливой, но ворчливой и болтливой. Она знала, что Нина не-человек, но не проявляла к ней неприязни и даже старалась не глазеть, хоть иногда и не могла себя одернуть. И Нина, натерпевшаяся шепотков и тычков пальцами в самолете, была ей за это благодарна.

— Почему она отказывается переселиться? Там о ней не будут заботиться?

— Наоборот! Все условия для счастливой старости без нужд! Но Саара убеждена, что если умирать, то дома.

Нину передернуло, и она больше не задавала вопросов. Аманда, осознав, что ляпнула лишнего, неловко замолчала и после минуты тишины, прерываемой только гулом двигателя машины, включила радио.

Как только открылась дверь квартиры, Нина отшатнулась от запаха лекарств и чего-то еще. Она не знала, что именно так пахнут квартиры стариков, но, едва вдохнув спертый воздух, поняла, что это. Саара лежала в своей спальне, укрытая одеялом, и недовольно смотрела телевизор потухшим и безразличным взглядом человека, который уже не живет, а лишь существует. Как только Нина вошла, едва волоча ноги и стараясь не упасть в обморок, старая женщина немного просияла.

— Девочка моя! — запричитала она, целуя девушку в обе щеки и обнимая слабыми иссохшими руками. — Так ты исполнила свою мечту… Прекрасные глаза, дорогая. Боже мой, какая ты стала взрослая… Сколько тебе? Двадцать?

— Двадцать восемь почти, — слабо улыбнулась Нина, ужаснувшись догадке няни: неужели Саара стала слаба умом?

— Двадцать восемь… — женщина побледнела. — Надо же, как время летит…

Они говорили о многом, и Аманда трижды приносила им чай. Саара интересовалась, чем занимается Нина, как изменилась ее жизнь в Юсте после того, как девушка обрела зрение, спрашивала о других, но совсем не рассказывала, как живет сама, — ее жизнь ограничивалась разговорами с сиделкой и просмотром телевизора вот уже двенадцать лет. Нина улыбалась и делала вид, что все хорошо, давилась чаем и сладостями, через силу вдыхала здешний воздух и старалась не смотреть на няню. Когда Саара неожиданно вспомнила о музыкальных навыках девушки и попросила сыграть, Нина обнаружила, что крышку пианино не отрывали уже много-много лет: Аманда нашла там серьгу старушки, которую они потеряли больше десяти лет назад.

Вечером, когда Саара, уставшая от счастья и потрясений, уснула, а Нина устраивалась в своей старой комнате рядом с Амандой, девушка не выдержала и разрыдалась. Женщина, совсем чужая и ей, и Сааре женщина нежно обняла ее плечи и прижала лицо к своей груди, успокаивая. Она понимала, каково Нине. Она совсем забыла, что Нина не-человек.

— Скажите, Аманда, — заикаясь, прошептала девушка. — Сколько ей осталось?.. Там, в доме престарелых, она проживет дольше?

Но Аманда не ответила, и крепче сжатые пальцы на спине сказали Нине больше, чем слова.

* * *

Куд боязно протянул руку, на всякий случай одетую в перчатку, мужу матери, и тот неуверенно и неохотно, но пожал ее. Хельга, растерявшаяся и обалдевшая от происходящего, знакомилась с Немо.

— Ну… — неуверенно протянул не-человек, не зная, с чего начать, — как-то так. Его зовут Немо. Немо, познакомься: это бабушка Хельга, — добавил он на восточном языке.

— Баа Хи, — послушно протянул ребенок, и женщина не смогла сдержать стона умиления. Мужчина нахмурился и, вопросительно взглянув на Куда, постучал пальцем по виску. Тот кивнул, подтверждая догадку.

— Немо, значит. Красивое имя, — слабо улыбнулась Хельга, когда подняла глаза на сына. Они с Кудом несколько секунд молчали, глядя друг на друга, а потом одновременно рассмеялись и расслабились. Мужчина фыркнул и пригласил всех в дом — ему надоело стоять на пороге.

Хельга сразу начала общаться с Немо, как заботливая бабушка, будто пыталась восполнить то время и ту любовь, что не отдала сыну. Куд понимал это и не обижался. Он был рад, что его самый близкий человек принял ребенка, который покорил его сердце.

— Мама, — позвал он с усмешкой, когда увидел, что она уже устала от Немо, который разыгрался и начал хулиганить, — оставь его. А ты, — он ткнул пальцем ребенку в лоб, прямо между бровей, — будешь плохо себя вести, накажу, понял?

И Немо, вжав голову в плечи, тут же стал спокойным и послушным. Хельга долго рассматривала сына непонятным взглядом, но молчала. Потом Немо снова позвал ее смешным прозвищем «Баа Хи», и все мысли улетучились: женщина принялась играть с милым пузатым ребенком.

Ночью Хельга как можно аккуратней выбралась из-под одеяла и на цыпочках вышла из спальни, чтобы не разбудить мужа: она почувствовала знакомый запах и давно забытое желание. Она нашла Куда на балконе курящим и задумчиво глядящим вниз, на пустую, будто застывшую улицу, по которой гуляли лишь ветра. Куд снял рубашку с длинными рукавами, оставшись в одной футболке, и перчатки. Стальные протезы отражали свет уличных фонарей, и женщина застыла, не в силах отвести от них взгляд. Красивые изгибы железа, будто мышцы, идеальные шарниры суставов и ювелирной работы пальцы выглядели фантастически. Ей до сих пор казалось сном, что у ее сына есть руки, пусть даже ненастоящие, но за день она насмотрелась, как ловко он ими орудует, и поняла: все так и должно быть.