Закон проклятого - Дмитрий Силлов

«И чего ж с ним делать, с басурманом, ежели он с кулаками полезет? Как там Высоцкий пел: „Бить нельзя их, а вот не вникнут – разъяснять?“ Поди разъясни такому бугаю, что не со зла, а по запарке промашка случилась. Вот не было печали…»

Он вошел в свой кабинет и замер на пороге. «Басурман» сидел за столом на законном Андреевом месте, и набыченный взгляд его не сулил ничего хорошего.

«Ага, – отметил про себя Макаренко. – Стало быть, от Деда иностранным гостям режим полного благоприятствования плюс ключи от кабинета не в меру борзого следака. Мило, мило».

Он сел на свободный стул, развязал папку и начал как ни в чем не бывало копаться в документах, не обращая внимания на американского коллегу. Прошло минут пять. Первым нарушил молчание Томпсон:

– Я есть понимать, что вы недоволен наш вмешательство в ваш расследований, – начал он, с трудом подбирая едва знакомые с детства слова. – Но мы есть иметь… o’shit… сведения, которые помочь…

– Слушай, братишка, – Андрей наконец поднял голову и захлопнул папку. – Я тебе сейчас по-быстрому объясню что к чему. Здесь Россия, браток, по вашим меркам страна дикая и неясная. И по нашим меркам – тоже. Вы – люди цивилизованные, респектабельные, вам в наше дерьмо нырять ни к чему. Тем более, всё равно ни хрена не поймете. Уж если отрядили тебя сюда – ну что ж, будь. Только очень тебя прошу – не мешайся, ладно?

Томпсон немного поиграл желваками, но потом усмехнулся и кивнул. О’кей, мол, коллега, договорились.

– Вот и хорошо, – Андрей встал со стула. – А теперь давай-ка съездим в одно место, коль начальство нам персональную машину выделило по случаю вашего приезда.

Томпсон поднял с пола свой небольшой кожаный чемоданчик и, по-прежнему молча, вылез из-за стола.

…Андрей крутил баранку казённого белого «форда» и напряжённо всматривался в вывески разноцветных магазинчиков, торчащих вдоль дороги. Сегодня у одной очень хорошей знакомой был день рождения, и по такому случаю хотелось купить какое-нибудь хорошее вино, причем такое, чтоб даме понравилось. Однако малопьющему и потому неопытному в таких делах Макаренко почему-то всё спиртное, продающееся в магазинах, казалось весьма подозрительным и не внушающим доверия. Наконец, отчаявшись, он обратил свой тоскующий взор в сторону сидящего рядом и упорно хранящего молчание зарубежного партнера:

– Слушай, сержант, будь человеком. У подруги юбилей, а что выбрать – не знаю. Всё по-вашему написано, ни хрена не поймешь.

Томпсон медленно поднял голову и уставился на следователя пронзительным взглядом холодных глаз:

– Я не хотел говорить в офис… Ты просить меня помочь? Но я не хотеть помогать нахальный русский щенок!

Макаренко кивнул. Он был готов к тому, что американец начнет выяснять отношения.

– Ладно, мужик, ты уж извини за вчерашнее. Ну погорячился маленько, с кем не бывает.

Но американец не оценил героических усилий коллеги по установлению дипломатических отношений:

– Если бы ты был в американский бар, я бы уже давно бить тебе лицо за твой хамство, – прошипел он сквозь зубы. И добавил что-то по-своему – длинное, непонятное и потому очень обидное.

Вот этого Андрей стерпеть не мог. Чтоб ему обещали дать по лицу, да еще при этом материли непонятными иностранными словами? Нет уж, хрен тебе по всей морде, уважаемый гость столицы.

Он свернул в первый же переулок, воткнул в пол педаль тормоза и рванул дверь:

– Я извинился, а ты мне все равно «бить лицо» собираешься? Хорошо, попробуй. Посмотрим, как это у тебя получится. Представь, что мы в американском баре.

Томпсон был пониже Андрея, но в плечах нисколько не уступал. «Бить лицо» заморскому гостю Макаренко не собирался – так и под суд угодить недолго. А вот поставить на место – это всегда пожалуйста. Приложить разок лопатками об асфальт, чтоб дыхалку на пару минут перекрыло, и на этом исчерпать межнациональный конфликт.

«Только не заводиться, – стучала в голове мысль. – Не переборщить и не покалечить. Слегка, Андрюша, слегка, понежней с товарищем…»

Однако «товарищ», в свою очередь, миндальничать не собирался. Видать, у него много всего накопилось в душе и гены русской бабушки для разрядки требовали хорошей драки. Он с места, долго не раздумывая, провел серию прямых в лицо Андрея. Тот еле-еле успел убрать голову и броситься в ноги шустрому американцу, намереваясь ткнуть его головой в живот и подсечь ноги, дабы тот со всего маху грохнулся на задницу. Обычно такой относительно безобидный, но весьма чувствительный прием срабатывал безотказно в тех случаях, когда не было особой надобности калечить соперника, а лишь присутствовала необходимость показать, «кто есть ху».

Но Томпсон оказался проворнее. Когда голова Андрея приблизилась на достаточное расстояние, он каким-то невероятно ловким движением сумел схватить его за волосы и резко ударить коленом в лицо.

Бах!

Голова следователя мотнулась в сторону, но сила инерции была слишком велика. Андрей врезался плечом в грудь полицейского и чисто автоматически подсек его колени. Тот не удержался, потерял равновесие и рухнул на асфальт.

Обычно в тех редких случаях, когда Андрею на улице доставалось по морде, у него начисто «слетала крыша», и после того, как он приходил в себя, оказывалось, что его оппонента уже увезли на скорой помощи. Благо после войны серьезно дрался он только два раза, причем ему везло – побитые товарищи выживали, а милицейскому начальству удавалось «отмазать» своего не в меру бравого сотрудника. Однако сейчас он каким-то чудом сохранил контроль над ситуацией и, падая на Томпсона, смог отвести свой направленный на его кадык локоть намного ниже намеченной смертельной точки.

Хрясь!

Локоть с размаху врезался полицейскому в солнечное сплетение. Раздалось утробное «х-ха!», и сержант, мгновенно приняв позу эмбриона, стал кататься по пыльному асфальту.

Андрей сразу после своего удара откатился в сторону и резво вскочил на ноги, готовясь сразу же добавить ногой в живот, ежели заокеанский коллега возжелает продолжить выяснение приоритетов. Но коллега выяснение продолжать не пожелал, а, закончив утюжить кителем асфальт, отполз в придорожные кусты, откуда сразу же стали доноситься характерные звуки, которые в народе обычно называются «вызовом Ватсона» или «пуганием унитаза».

Макаренко прислонился к забору. Голова гудела, как церковный колокол.

«Сотрясения, похоже, нет. Но фингал во все рыло обеспечен, это как пить дать».

Он усмехнулся про себя.

«А молодец американец, жалом не торгует. Успел-таки коленом достать. Ай, молодец! Видать, там у себя не только гамбургеры трескает. Не ошибся я, однако, с первого раза – точно наш человек. Да и какой он, к дьяволу, американец, если у него бабка отсюда? Русский человек, только маленько подпорченный тлетворным влиянием Запада. Но это мы ему быстро разъясним, что к чему, наставим на путь истинный… Ч-чёрт, как же рожа-то пухнет. И как я Настасье покажусь теперь?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});