Королева Крика II (СИ) - blueberry marshmallow

сильно. Но ты же помнишь? Мы с тобой…

— …зеркальное отражение друг друга.

Они сказали эту фразу вместе, и под ребрами у Чопры страшно заныло. За ними зияла пустота таких размеров, что объять ее, казалось, было невозможно. Заполнит ли что-нибудь ее? Хоть когда-нибудь?

— Заполнит, — ответил Джей на ее мысли. — Обязательно заполнит. Ты не должна позволять ярости, боли или чему бы ни было ещё позволять управлять тобой.

— Низменные чувства, да? — сквозь слезы она усмехнулась.

— Всю тьму забрал я. В тебе же… в тебе всегда был свет. Яркий, ослеплявший. Иначе почему я столько бегал за тобой, а? — Бхат шутливо пихнул подругу в плечо. — И Воробей твой на что повелся?

— Мне очень плохо, Джей. Мне кажется, что это никогда не кончится. Вечная пытка.

— Ты ещё не познала покой, — согласился он. — Но это постижимо. Это в твоих силах.

— Ты думаешь? — Кала спросила это с такой наивной надеждой, что Бхат невольно умилился.

— Тебе все по плечу. И у тебя всегда буду я. Всегда.

— Но это… неправда, — в груди снова остро кольнуло. — Ты покинул меня.

— Даже не смей так думать! Поняла? — теперь он все так же нежно обхватил ее лицо, стирая дорожки слез с ее щек большими пальцами. — Если вдруг тебе будет так казаться, то просто прислушайся к своим ощущениям. Вдохни поглубже, закрой глаза. Сосредоточься на том, как воздух касается твоей кожи. В каждом касании буду я, мой чудесный траурный цветок.

Чопра больше не выдерживала. Она плакала в голос, едва не переходя на беспомощный вой. Ей было так больно. Так больно.

— Предлагаешь медитировать? — девушка взорвалась. — Ты бросил меня! Ты просто бросил меня!

— Ну что ты, — Джей совсем не обиделся на ее эмоции, продолжая смотреть ей в глаза с какой-то совершенно непостижимой мудростью. — Разве я могу бросить свою сестренку?

Сердце забилось быстрее. Сестренку.

— В шуме ветра, в шорохе листвы, в лучах солнца, в лунном свете и даже в ненастье непогоды — я всегда буду с тобой.

Не справляясь с эмоциями, Кала все же взвыла от боли. Закричала изо всех сил.

И именно из-за этого вдруг распахнула глаза, обнаружив себя в темноте спальни. Алексей укачивал ее в своих руках, как дитя, и что-то обеспокоено шептал. Пустота давила на ребра изнутри, пока Кала сотрясалась от истерических рыданий.

Но внезапно она обратила внимание на белесый свет, падающий сквозь щель в шторах на пол. Чопра подняла взгляд и увидела большой и очень яркий лунный диск.

«В лунном свете — я всегда буду с тобой».

На душе стало чуть спокойнее.

— Я хочу… хочу…

Все ещё чуть задыхаясь, Кала пыталась обратиться к Алексею.

— Я хочу домой. Я прошу тебя, давай поедем.

И она имела в виду не свою квартиру.

— Я прошу тебя, Леш, давай поедем в Индию.

Его врач прописал ему максимальную дозировку снотворного, но, откровенно говоря, это Алексею не помогало. Спал он ужасно, много думал о тяжелых, гнетущих вещах и никак не мог взять себя в руки. Мир перед глазами становился плоским, но при этом деформированным. Все, что приходило из вне, причиняло ему боль или будило тревожные, вязкие мысли, из-за которых Воробьев мечтал утонуть во снах, но при этом заснуть никак не мог.

Забавно, но ему на помощь пришел Фил. Это было странно, учитывая то, что они никогда друзьями особо не были. Просто общались. Но Киркоров, видимо, что-то такое почувствовал, потому что стал чаще приглашать Алексея к себе домой, посылать какие-то подарки. Сначала отказываться от гостей и костюмчиков для Моцарта от Александра Маккуина было неприлично, а потом Воробьев понял, что в компании детей Филиппа и его тетушек ему как-то легче. Они не видели всего этого кошмара. Их разум не был осквернен.

Но, безусловно, Алексей не покидал Калу в этот трудный период. Он утешал ее слезы и прерывал кошмарные сны. Он делал все, чтобы ей стало легче. Конечно, грустно, когда твой друг оказывается убийцей. И уж тем более чудовищно, когда ты его убиваешь. Но иногда Алексею казалось, что дело не только в дружбе. Печально, но Бхат оказался для Калы куда ближе, чем когда-либо мог стать Воробьев — это было очевидно. Все это мало привносило хорошего в лечение его недуга. Даже напротив — усугубляло то, что с ним происходило.

Она рыдает после тяжелого сна, который снова ей приснился. Алексей тянется к ней и обнимает, шепча слова утешения.

— Конечно. Конечно, мы поедем.

Алексею не хочется в Индию. Как минимум — нужно переделать кучу прививок, чтобы оформить карту для поездки. И, конечно, Моцарту тоже. Не хочется заболеть оспой или проказой. Он не готов стать вторым Кокорекиным.

Но, разумеется, для нее Алексей поедет. Для Калы он готов на многое. Главное, чтобы она это не забывала. Или наоборот — не воспринимала со стороны, в которой Воробьев оказался бы в безвыходной, проигрышной ситуации.

— Мы обязательно поедем. Всегда мечтал увидеть все это не в кино.

***

Ему нужно заниматься. Без репетиций нельзя. Он прикасается кончиками пальцев к аккордеону. Он любит этот инструмент — наверное, больше других. И гитару. И фортепиано. После всего того, что случилось. После всего того, что происходит, он находит выход в том, чтобы утонуть в музыке. В его мире и так ее достаточно, но Алексей решает, что мало. Нужно больше. Ещё больше.

И он играет много хороших песен. Это на сцене он поет нередко всякое говно. А в жизни любит совсем другое. Что-то красивое, что берет за душу.

Спокойной ночи, господа. Гасите свечи.

Окно раскройте — за окном прекрасный вечер.

И если некому вас обнимать за плечи,

Спокойной ночи, может, завтра будут встречи.

— Ну вот, — тетя Филиппа дотронулась рукой до щеки. — Опять меня до слез довёл. И что с тобой делать.

— Я не хотел, я… — он выглядит даже взволнованным.

— Да что ты… Это хорошо, когда поют так, что за душу берет.

И она встает на ноги, чтобы поцеловать Алексея в макушку, потрепать его волосы.

— Так, ты чего тут на жопе своей сидишь? — Филипп вошел в гостиную в полном облачении, натягивая на ходу кепку с золотой вышивкой. — Нас ждёт адвокат. Давай!

Вставать не хотелось. Сидеть здесь с гитарой было как-то лучше, чем выходить на улицу.

Но поход оказался хорошим. Все-таки Добровинский был мастером своего дела. Им удалось ловко отмазать Калу от возможного штрафа, и теперь Алексей и вовсе был целиком свободен. Никаких «Масок». Можно вернуться в Лос-Анджелес.