Память сердца - Александр Константинович Лаптев

было много золота и лагерей, в которых томились десятки тысяч заключенных.

Условия жизни и работы в «Большевике» были такими же, как и на других приисках: палатки и бараки, колючая проволока, сторожевые вышки, двенадцатичасовой рабочий день. На работу и с работы водили под конвоем, питание и теплую одежду и не спрашивай. Мы вечные труженики и здесь готовы на любой труд, лишь бы поесть хлеба. И холод, и тяжелая работа – всё это было бы терпимо, если бы кормили досыта. Без хлеба нет ни жизни, ни работы.

Зимой очищали снег с площадок, долбили ямки для закладки аммонала, взрывали, а взорванный грунт убирали в сторону. Долбить мерзлую землю в плохой одежде и в рукавицах, сшитых из старых мешковин, – дело нелёгкое. Держать лом в руках более пяти минут невозможно, примерзает рука. Лом от грунта отскакивает со звоном, земля твёрдая, как камень. От людей идёт пар и тут же замерзает, превращается в иней и сосульки. Время от времени приходилось отрывать их руками, потому что нельзя было ничего увидеть. Летом грунт оттаивали на солнце, потом грузили на тачки и возили к бутаре. А зимой морозы доходили до шестидесяти восьми градусов по Цельсию, дули сильные ветры, трудно было устоять на одном месте. Люди замерзали на работе и по дороге в лагерь. Замерзших мы приносили с собой и складывали у ворот. Иногда умерших накапливался целый штабель. Потом их убирали, выбрасывали в котлован или в траншею, а сверху закидывали промытым грунтом и снегом. Многие обмораживались, оставались без рук и ног. Потом их отправляли в инвалидный лагерь. Я, чтобы не замерзнуть, старался постоянно двигаться, танцевать около ямки на месте, но это не всегда удавалось – не хватало сил. Промерзал до мозга костей и не раз обмораживал кончики пальцев, щеки и нос. Следы обморожений держались долго, было заметно это и тогда, когда я вернулся после освобождения на родину.

Говорят: «Голодной курице зерно снится», так и нам. И во сне, и наяву мы думали и говорили о еде и о том, как быстрее добраться в лагерь, согреться и уснуть. Мы превратились в животных, другие мысли и желания в голову не приходили. Охранникам нашим тоже от морозов доставалось, но они были накормлены, одеты в шубы и валенки, им можно было разводить костры.

Первая зима в «Большевике» запомнилась ещё одним диким случаем, который произошел из-за куска хлеба. У дневального был блат с хлеборезом, у него всегда на полочке лежал лишний паек. Когда все уснули, один изголодавшийся заключенный взял с полочки дневального кусок хлеба и стал есть. Недремлющее око уголовников заметило это. К заключённому подошли трое, выволокли его на проход и сказали:

– А ну, доедай!

Бедняга есть уже не мог, знал, что по неписаному закону уголовников его ожидает смерть. Его стали избивать. Сначала кулаками, а потом поленом. Он кричал, чтобы не убивали, потерял сознание. Садисты присели на корточки, не спеша покурили, затем взяли свою жертву и выбросили из барака на мороз. Люди, изнуренные работой, спали и не проснулись. Сколько он лежал на морозе – никто не знает. Только очнулся и пополз в санчасть. Там он пролежал очень долго: ему ампутировали ноги и пальцы на руках.

В один из солнечных дней лета 1944 года в нашем лагере началась непонятная суматоха. Все мы только рты разевали от удивления. С завидной быстротой были убраны сторожевые вышки, вместе со столбами исчезла колючая проволока, дороги к лагерю и его территорию тщательно подмели, где было грязновато, – засыпали опилками. Всех нас побрили, пропустили через баню, выдали новое обмундирование и чистую постель. В столовой появились настоящий суп с американской тушенкой и белый хлеб на двести граммов больше нормы. Лагерное начальство переоделось в штатскую форму, нацепило галстуки. Охранников не стало, их заменили наши бригадиры.

На следующий день, часов в двенадцать, на Магадано-Якутской дороге появились чёрные лимузины. Подъехали к управлению прииска. Из машины вышли люди, оглядываются по сторонам. Их окружили приисковые и лагерные начальники…

Потом мы узнали, что приехала делегация из Америки во главе с вице-президентом Генри Уоллесом. Ее сопровождали сотрудники министерства иностранных дел и начальник «Дальстроя» Никишов. Американцы интересовались промывкой золота и его запасами, и тем, что за народ трудится на Колыме и в чём он нуждается.

Как только американская делегация уехала, всё стало по-прежнему. Лагерь опять окружили колючей проволокой, по углам появились вышки, прожектора и часовые с оружием. Охрана переоделась в свою форму.

В лагере было немало не только умнейших людей, но и настоящих патриотов. Мы сами, выбиваясь из последних сил, работали и призывали к этому других. Как бы тяжело нам сейчас ни было, как бы мы ни голодали, понимали, что идет тяжелая война. А золото – это оружие и хлеб. Американцы не зря сюда приезжали. Золото было нужно нашей стране для победы над Германией.

Один молодой парень, не то латыш, не то эстонец, Санюнес, так рассказывал о себе:

«Жили мы на юге Западно-Сибирского края. Занимались земледелием. Земли было много, трудились от зари до зари. Ежегодно собирали богатый урожай. Излишки хлеба сдавали государству. Скотины у нас тоже было много, без мяса мы не сидели, излишки его продавали на рынке. Жили богато, ни о чём другом не мечтали. В 1931 году, в начале весны, нам объявили, что мы должны переселиться жить в другой лесной район. Просили собраться и взять с собой всё, что надо для хозяйства: сельхозинвентарь, инструменты, топоры, пилы, продукты и семена для посева на новом месте. Скоро из города к нам приехал начальник со своим отрядом и приказал запрягать лошадей, погрузить всё, что приготовили, на сани, скотину привязать к саням. Детей, стариков и старух, которые не могли идти пешком, посадили на сани, и мы двинулись с места. Дома и недвижимое имущество всё осталось. Тяжело было расставанье, мы попрощались со всем тем, что было дорогим и родным. Мы, взрослые, шли за подводой. Сопровождал нас всю дорогу отряд ГПУ. До Барабинска ехали ещё ничего, а дальше дорога была невыносимо плохая, вся разбита и в ухабах, сани закидывало то в одну сторону, то в другую. На обочине то и дело попадались разбитые подводы и дохлая скотина. Видно, по этой дороге до нас ехало немало спецпереселенцев. Доехали до посёлка Северный, дальше дороги летом нет, только в морозы можно было проехать по зимнику через Васюганское болото до Нарыма. Заехать и выехать отсюда летом невозможно, кругом места болотистые,