Слово о полку Игореве - Александр Зимин

В Ипатьевской летописи автор Слова мог найти многие географические наименования («в Киеве на горах», 1198 г.; «горы рекше Угорьскыя», введение к летописи, 1226 г.; «увоз Боричев»; «святая Богородица, рекомая Пирогоща», 1132 г.; «Посулье», 1126 г.).[ «Поморие», возможно, навеяно примечанием к событиям 1193 г. В. Н. Татищева: «Лукоморие бо и Поморие едино есть, как другое Лукоморие на севере именует» (Татищев. История Российская. Кн. 3. С. 502. Т. 3. С. 254). В Слове о полку Игореве речь идет о южном Поморье, но такой термин для юга Руси есть только у В. Н. Татищева, а не в летописях.] В. П. Адрианова-Перетц установила, что выражения «земля половецкая» и «поле половецкое» впервые в летописях упоминаются лишь в 1224, 1228 и 1238 гг. в связи с набегами орд татаро-монголов.[Адрианова-Перетц. Фразеология и лексика. С. 32.] Корсунь и Сурож Слова также известны Ипатьевской летописи. Но если первый встречается еще под 989 г., то Сурожа до конца XIII в. русские источники не знают.[Под 1289 г. «нѣмци, и сурожьцѣ, и новгородци, и жидове плакуся» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 920). Судьба Сурожа в конце XII в. не вполне ясна. Ибн-ал-Атир сообщает о нем в связи с нашествием татар 1223 г., что «этот город кипчаков» (Васильевский В. Г. Труды. Пг., 1915. Т. 3. C. XLXVIII. Ср.: Якобсон A. Л. Средневековый Крым: Очерки истории и истории материальной культуры. М.; Л., 1964. С. 78). Когда и в какой форме установилась власть половцев в Суроже, нам неизвестно. Истолковывать «незнаемая» (Тмутаракань) как «утраченная» (см. А. Л. Якобсон) нам кажется весьма искусственно] Только под 1289 г. читаем: «плакавшеся над ним… немци и сурожьце».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 920.] Удалой «сурожанин» — один из героев русских былин позднейшего времени, когда гости-сурожане (XIV–XV вв.) вели обширную торговлю с Крымом. Все эти сведения тщательно отобраны автором и освещены с хорошей пристрастностью настоящего художника.

Крайне редкий титул «каган» упоминается в Ипатьевской летописи только один раз — в рассказе о походе князя Святослава Игоревича на хазар в 968 г. Если считать летопись источником Слова, то будет понятно, почему и в этом памятнике тот же титул встречается в неясном пассаже о князе Святославе.[ «Иде Святославъ на козары. Слышавше же козаре, изыдоша противу съ княземъ своим ка-ганомъ» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 53). А. Г. Кузьмин обращает внимание на то, что сохранилась печать князя Михаила (Олега) с термином «каган». Поэтому он считает, что автор Слова знал действительное положение вещей (т. е. был современником), когда назвал Олега «каганом». Но, во-первых, в Слове «каган» может относиться не к Олегу, а к Святославу. Во-вторых, не доказана принадлежность печати Олегу. А. П. Каждан и другие исследователи считают, что архонт Хазарии Михаил был простым наместником Византии на Боспоре и ничего общего с князем Олегом не имел (Каждан А. П. Византийский сборщик на берегах Киммерийского Боспора в конце XII в. // Проблемы общественной и политической истории России. М., 1963. С. 95). В-третьих, неизвестно, кого еще из князей после Владимира именовали «каганом». Так, сохранилось еще граффито XI в. с надписью «спаси, Господи, кагана нашего». С. А. Высоцкий склоняется к тому, что речь идет в данном случае о Святославе Ярославиче, княжившем в Киеве с 1073 по 1076 г. (Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. Киев, 1966. Вып. 1. С. 49–52). Так или иначе, но сказать, что из русских князей XI–XII вв. только один Олег носил титул «кагана» и поэтому {мнение, что} сведение Слова обнаруживает свидетельство современника, будет совершенно неверным. {См. также: Новосельцев А. П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя//История СССР. 1982. № 4. С. 150–159.}] Трудно сказать, об одном и том же Святославе идет речь в двух этих произведениях или Игорева песнь говорит о другом одноименном князе. Но совпадение в титуле весьма примечательно.

Из летописи же взяты некоторые мотивы сна киевского князя Святослава, в их числе «дебрьские сани», на которых возили покойников.[См. в Ипатьевской летописи под 1015 г. о похоронах Владимира: «межи клѣтми проимавъше помостъ, в ковьрѣ опрятавши, и ужи свѣсиша и на землю и възложивъша и на сани» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 115). Мотивы сна Святослава исчерпывающе исследованы М. П. Алексеевым в его работе: К «Сну Святослава» в «Слове о полку Игореве»//Слово. Сб.-1950. С. 226–248. {См. также: Салмина М. А. Дебрь Кисаню//Энциклопедия. Т. 2. С. 93–96; Соколова Л. В. Сон Святослава//Там же. Т. 5. С. 30–39.}]

В Слове находится довольно странная фраза о том, что половцы взимали дань «по бѣлѣ отъ двора». И это после того, как они полонили Игоря и разграбили южнорусские земли. Перед нами чисто литературная реминисценция. Ее источник— летописное выражение «по бѣлѣ и вѣверици… от дыма» (859 г.).[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 14. Дым был устойчивой единицей. Еще Игорь дал Свенельду право сбора дани «по черне куне от дыма» (НПЛ. С. 109).] Сохранилось даже «от» вместо «со». Д. С. Лихачев прав, когда говорит, что автор Слова вспоминал «старую летописную формулу… за которой не могло уже крыться реального содержания, так как сборы дани скорее всего должны были во второй половине XII в. совершаться деньгами, а не мехом».[Лихачев. Слово. С. 71.] К тому же если в IX в. дань хазарам платилась, то можно сомневаться, что в XII в. русские княжества платили подобную дань половцам.[Д. С. Лихачев справедливо пишет, что в данном случае «автор „Слова“ допускает явную гиперболу. Половцы не собирали систематически дани с русского населения» (Лихачев. Слово-1955. С. 71). По Б. А. Рыбакову, фраза «выпадает из общего тона событий 1185 г., так как тогда половцы… не ограничивались данью соболями, а забирали женщин и детей» (Рыбаков. «Слово» и современники. С. 42).] В. Л. Янин обратил наше внимание на то, что «в южной Руси с середины XI в. до XIV в. нет ни одного клада, ни одной монетной находки». В. Л. Янин принимает как первичное чтение Лаврентьевской и Новгородской 1 летописей («по бѣлѣи веверицѣ»), а Ипатьевской («по бѣлѣ и вѣверици») — как вторичное. Но раз так, то первичное чтение «можно датировать лишь тем временем, когда „бела“ стала денежной единицей, т. е. не ранее второй половины XIII в. Соответствующее место в Слове о полку Игореве представляется нам результатом прямого заимствования из этой позднейшей редакции Повести временных лет».[Янин В. Л. Берестяные грамоты и проблемы происхождения новгородской денежной системы XV в.//ВИД. Л., 1970. Т. 3. С. 169. См. возражения А. Г. Кузьмина (Кузьмин А. Г. Термин «бела» древнерусских памятников//Средневековая Русь. М., 1976. С. 67–70).] Ведь «бѣла» стала денежной единицей только на рубеже XIII–XIV вв., да и то в Новгороде.[Ср.: Срезневский. Материалы. Т. 1. Стб. 317; Обсуждение одной концепции. С. 139. Составители «Словаря-справочника» даже не упоминают «белу» в значении денежной единицы (Словарь-справочник. М.; Л., 1965. Вып. 1. С. 47). Первые сведения о «белах» датируются концом XIV в., ибо закладная Васильевых составлена была не в XIII–XIV вв., а в середине XIV в. (ГВНиП. № 197).] Ее появление в Слове о полку Игореве может быть объяснено только непосредственным влиянием летописного текста, помещенного под 859 г. Понимание в летописном контексте «бѣлы» как белки маловероятно, ибо «веверица» и есть белка (т. е. тогда была бы явная тавтология).[Шарлемань Н. В. Из реального комментария к Слову о полку Игореве // ТОДРЛ. М.; Л., 1948. Т. 6. С. 118.] Возможно, именно как тавтологию и понял летописный текст автор Слова, откинув синонимическую «веверицу».[Веверицу отождествлял с белкой еще И. Н. Болтин в комментариях к Русской Правде: «вевериц сиречь белок» (Правда Русская, или Законы великих князей… СПб., 1792. С. 19).] Если признать верным наш вывод о том, что в сентенции о «беле» в Игоревой песни звучат летописные отголоски, то очень интересна будет замена «дыма», казалось бы, вполне ему равнозначным «двором». Но уже в 964 г. вятичи платили «дань… козаром по щелягу от рала», т. е. от плуга, а не от «двора».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 53.] Двор стал окладной единицей лишь в XVII в. Еще в XIV–XVI вв. облагались налогами выти, обжи, сохи. Переход к подворному обложению был длительным процессом. Первым подворным налогом был «подымный сбор» 1613–1639 гг. Однако введение дворовой единицы для важнейших налогов произошло после 1679 г. В XII в. дань платили от погоста (со времен княгини Ольги),[Памятники русского права. М., 1953. Вып. 2. С. 39–43, 117–118.] верви, т. е. она раскладывалась на своих членов самой общиной. Такой же порядок взимания уголовных штрафов (вир) знает и Русская Правда Пространной редакции для города и деревни («виревную платити» ст. 3, «платити по верви» ст. 6). Монголы ввели «число», за единицу считая «дом» или семью.[ «Почаша ездити оканнии по улицам, пишюще домы крестияньскыя» (НПЛ. С. 311). В грамоте Олега Рязанского (1356–1387) население погостов исчислялось «семьями» (АСЭИ. М., 1964. Т. 3. № 322). Подробнее об этом см.: Насонов А. Н. Монголы и Русь: История татарской политики на Руси. М.; Л., 1940. С. 14–15.] В этом, возможно, сказался не только порядок обложения, принятый в Китае, но и давнишняя традиция платы дани иноплеменникам с «дыма», «дома». Итак, «двор» не был на Руси окладной единицей до XVII в.