По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - Артем Драбкин

И ординарец уцелел, он был со мной на КП бригады.

— Я хочу обратиться сейчас к книге полковника Ф.В. Монастырского, посвященной боевому пути 83-й Отдельной Краснознаменной бригады морской пехоты.

На нескольких страницах этой книги рассказывается о том, как морпехи бригады, силами 305-го и 144-го батальонов, высадились в Керчи, придя на помощь прорвавшимся с плацдарма под Эльтигеном в район горы Митридат бойцам 318-й СД полковника. Расскажите об этих событиях.

— В первых числах декабря новый командир бригады полковник Мурашов, с которым у меня сложились дружеские отношения, получил приказание подготовить усиленный отряд для десантирования в Керчь, в район горы Митридат, куда с боями, неся большие потери, пробивался десант, ранее высаженный в район Эльтигена, получивший в наших частях название Огненная Земля.

В ночь на 8 декабря наши 144-й и 305-й батальоны морской пехоты, разведрота бригады и немного артиллеристов и минометчиков на 10 сейнерах и 2 бронекатерах вышли из поселка Опасное в штормовое море. Из медсанроты в этот десант был выделен один взвод под командованием Николаева. Противник, видимо, посчитал, что в такой шторм, да еще в сильно заминированную керченскую бухту десантирование с моря просто невозможно, но вопреки их расчетам десант удачно высадился, морские пехотинцы соединились с частью прорвавшихся к Керчи бойцов 318-й С Д.

Обратным рейсом корабли взяли на борт около 70 раненых, которых мы приняли на берегу в районе Опасной и Еникале. На следующую ночь для усиления керченского десанта удалось перебросить часть артдивизиона бригады, и туда отправились комбриг и замполит бригады (полковник Мурашов и подполковник Александров).

Я попросил Мурашова взять меня с собой, но он сказал, что мне там делать нечего и что я должен продолжить свою работу по приему и обработке раненых на нашем берегу. Через некоторое время пошел слух, что ранены комбриг Мурашов и его заместитель по политчасти и еще несколько офицеров, среди них командир 305-го батальона капитан Мартынов (будущий Герой Советского Союза). Я доложил об этом заместителю командира бригады подполковнику Тхору и попросил его разрешения отбыть в Керчь, но Тхор разрешения не дал, сказал, что я нужен здесь. И тут на одном из бронекатеров прибыли мокрые, полуобмороженные тяжелораненые моряки и повторили то, о чем уже говорили другие. Тогда я просто шагнул на катер, уходящий снова к Керчи, за мной на палубу прыгнул мой ординарец Мишка Файницкий. Катер подошел к керченскому берегу, причалил. На него в обратный путь должны были садиться остатки штаба 318-й СД и среди них комдив полковник Гладков, который стоял без головного убора.

Я снял с себя свою шапку-ушанку и отдал Гладкову. Начал выяснять обстановку, которая была просто критической. На нескольких пирсах, почти в открытую, скопилось множество раненых, особенно много их было в районе пакгауза и маленькой часовенки. Один из санинструкторов, работавший на берегу, сказал, что КП находится на одной из митридатских улочек, и показал, куда идти…

Шли уличные бои, немцы, стремясь утопить десант в море, использовали танки и самоходные орудия, а их авиация наносила непрерывные бомбовые удары, для них никогда не существовало такого понятия — нелетная погода.

Обстановка становилась угрожающей с каждым часом, на КП я не нашел комбрига, увидел только раненого Мартынова, по-прежнему остававшегося в строю, поговорили с ним накоротке, он сказал, что комбриг в районе пристани, куда прорываются танки противника… Раненых было много, в основном из эльтигенцев, всех разместили в мало-мальски уцелевших строениях, постройках, сараях, чтобы в первую очередь укрыть от непогоды, обогреть, накормить, напоить и затем хотя бы перевязать, остановить кровотечение, сделать иммобилизацию и так далее. На второй день закончился весь наш запас перевязочных средств и медикаментов, надо было искать выход из положения. Через санитаров, морем сопровождающих раненых, я передал просьбу, доставить в Керчь средства медпомощи, но ее мы не дождались. Уже после возвращения из десанта я узнал, что начмед армии направил нам кое-какие средства, но катер, который их доставлял, затонул, подорвавшись на мине. Для перевязок уже использовали полосы ткани из нижнего белья. Ночью мне один из фельдшеров сказал, что бригадные разведчики знают один дом, в котором видели много бинтов и ваты.

Взял с собой несколько человек, разведчик пошел проводником, под сильнейшим обстрелом мы добрались до нужного места и обнаружили склад с перевязочными материалами. Мы из этих трофеев взяли самое необходимое, сколько могли унести, и вернулись на один из медпунктов, на котором за время нашего поиска добавилось много раненых. За остальным трофейным имуществом на склад послали вторую группу, но она вернулась лишь на следующий день, так как из-за сильного обстрела не могла покинуть укрытие. В эту ночь к берегу подошли наши катера и сейнеры, и нам удалось эвакуировать большое количество раненых…

А еще через сутки наступил критический момент, началась агония митридатской группы Керченского плацдарма. Натиск противника усиливался и стал неудержимым.

Нас прижали к урезу воды, и на небольшом участке суши в районе порта остатки Эльтигенского десанта и частей нашей бригады продолжали оказывать сопротивление, хотя все понимали, что отход неизбежен. Комбриг находился рядом, это придавало уверенности морякам, что еще можно продержаться, но противник усилил натиск, вокруг не оставалось живого места, со всех сторон стена из разрывов мин и снарядов.

В предутренней дымке мы увидели совсем близко перебегающих от дома к дому немецких солдат, а танки и самоходки, находясь чуть выше нас, гвоздили из своих орудий по причалам, к которым пытались подойти одиночные бронекатера.

Несколько орудий дивизиона нашей бригады были разбиты или остались без боекомплекта. Один танк противника остановился прямо возле пакгауза, из которого санитары не успели вынести к причалу раненых…

Наша линия дрогнула, живые самостоятельно отходили к пирсу.

Под непрерывным обстрелом со всех сторон и наша группа короткими перебежками, не дожидаясь паузы между разрывами, спотыкаясь о многочисленные трупы, достигла берега. У причала стоял одиночный бронекатер, и его командир охрипшим голосом, стараясь перекричать ветер и грохот разрывов, ругаясь матом, торопил погрузку. Первыми погрузили раненых. Многие, не дожидаясь посадки, стали искать все, что можно было использовать под плавсредства: автомобильные покрышки, камеры, бревна и даже столы, из которых получались неплохие плоты, но вот куда отнесет их волной, никто не думал, лишь бы в море. Последним к причалу пробился какой-то катер с отчаянным экипажем, на него посадили командира бригады, раненого замполита и еще нескольких офицеров. Среди них я не увидел начальника артиллерии бригады подполковника Долгинского, кто-то сказал, что он уже погиб, попал в окружение и вызвал огонь на себя. Около меня остались Файницкий и еще несколько матросов, мы соорудили что-то похожее на плот, столкнули его в море и тут увидели, что недалеко от берега стоит наш катерок. Добрались до него и под огнем отошли от керченского берега, пристали в Опасной, где нас ждали. Подполковник Тхор, увидев меня, сильно отругал, и эта ругань стояла у меня долгое время в ушах. Мне нечего было ему ответить…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});