Охота на пиранью - Александр Бушков

– Да уж, да уж... – человек в золотых очках подошел к бильярдному столу, не прикасаясь, провел рукой над Мазуровым барахлишком. – Самородное золото, пистолетик, два чужих документа, да вдобавок на разные фамилии... Это у тебя хобби такое – ментов шлепать?

– Каких ментов? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Мазур.

– Ну, голубь... Несерьезно. Насчет шантарского, чьи корочки вот тут алеют – тебе виднее. Но про тех двух прапорщиков, которых ты вчера на трассе замочил, в Пижмане только младенцы еще не слышали...

– Я их не убивал, – сказал Мазур. Голова почти не болела, только пакостный привкус во рту не проходил.

– А кто? Водила?

– Вообще-то, ты знаешь, мог и водила, – сказал второй. – Дело туманное...

– А какая разница? – пожал литыми плечами человек в золотых очках. – Пусть он мусоркам доказывает, мы же, слава те господи, не прокуроры... Не моя проблема. Главное, мы из-за него могли огрести кучу хлопот...

– Попинать? – предложил третий.

– Чадушко мое, ты же одной ногой в Европе стоишь, а провинциализма так и не изжил... – поморщился очкастый. – Ну, попинаешь ты его. Кроссовки испачкаешь. Новые купишь. И где же здесь стратегия и тактика?

– Тогда – сдать ментам. Позвонить Кондратьичу, пусть пришлет орлов... А девочку сначала не грех и попользовать. Ишь, очаровашечка... Глазами стригет, как Мата Хари.

– Сдать, конечно, нетрудно, – протянул очкастый. Он ничуть не издевался – просто рассуждал вслух. – Машину его ты отогнал черт-те куда, тут все чисто... Но я здесь вижу две сложности. Во-первых, как ты ни крути, а на присутствующую здесь компанию ляжет тень – ма-аленькая такая, черненькая такая... Что при наличии недругов не то чтобы чревато, но неприятно. Оно нам надо? И потом, поди угадай, что этот разобиженный басмач начнет петь у следователя. Они ж, синие, мастера тискать романы. Пискнуть не успеешь, как окажется, что это мы его подучили, спрятать обещали, а в последний момент передумали и сдали...

– Да кто его слушать будет?

– Может, никто. Может, все. Я тебе говорил не раз и еще повторю: дурак как раз на том и сыплется, что полагает себя самым крутым. Тщательней надо, чадо... Когда вокруг теснятся конкуренты и завистники, нельзя давать против себя и тени компромата. Маленькая оплошка – и возгорится из искры пламя... Мы с вами не генералы. Поручики-с... А поручиков сдают легко. И достают легко из благополучных заграниц.

– Мочить предлагаешь? – бросил немногословный второй.

– Мочить... – задумчиво протянул очкастый, словно пробуя каждую букву на вкус. – Оно бы, конечно, неплохо. Разом снимает все шероховатости. Нет человека – нет проблемы, как говаривал незабвенный Виссарионыч. Хорошо ему было, в Кремле-то сидючи... Ты в самом деле думаешь, что мы втроем сможем их кончить быстро, чисто, без крови на стенах и собственной блевотины от избытка эмоций? Не имея никакого опыта? А вызывать мальчиков – не просто чревато. Архичревато. Словом, не хочу я потратить всю ночь на головоломные шарады и нежданные хлопоты. Я уже как-то свыкся с мыслью, что завтра к вечеру приземлюсь среди сияющих витрин Европы... В общем, вариант с мочиловкой не проходит. Мочить придется наспех, трупы прятать наспех, уйму народу посвящать, импровизации косяком пойдут, как следствие – неизбежные промахи и недоработочки... Наследим жутко. А я хочу сюда еще вернуться, чистеньким...

Третий покрутил головой, встал и протянул руку к пистолету:

– Ну тогда давай его развяжем, вернем пушечку, пригласим с нами в баньке помыться, водочки похлебать, а потом еще и на своей тачке на вокзал отвезем...

– Не лапай! – прикрикнул очкастый. – Мало ли что на этом стволе висит...

– Слушайте, я их не убивал... – сказал Мазур.

– Ну и что? – отмахнулся человек в золотых очках. – Кого это интересует... Твои проблемы.

– Ну тогда давай вместе думать, как нам разойтись, – сказал Мазур. – Не хотел я тебя подставлять, так вышло... Бери золото. На манер штрафа.

– И возьму, – спокойно сказал очкастый. – Это само собой, мейн либер. Только тогда получится, что слишком уж легко ты отделался, а это непорядок. На этом свете бесплатных пирожных нету... За все платить приходится. Может, и в самом деле сесть, подумать, как придушить эту сладкую парочку качественно и быстро? Он же, потрох лагерный, обиду затаит...

– Да я не лагерник, – сказал Мазур. – Так вышло...

– Ну да, – сказал очкастый с легкой скукой. – Наколки тебе наставили ради шутки, на пьяной вечеринке, и твоей девочке тоже. Золотишко само в карман прыгнуло, телекинезом ты его приманил, пистолет на дороге валялся, а документы на сосне висели... И вообще, ты – кандидат микробиологических наук или философ из Сорбонны... Корешок, ты уж не старайся – ты ведь импровизировать начнешь на ходу, не будет той завлекательности и цветистости. Наслушался я вас на своем веку, ты б знал... Такие были романисты!

– Да послушай... – начал Мазур.

– И слушать не буду, – сказал очкастый твердо. – Что там у тебя? Физик из Дубны, но документы украли... Новый космический корабль испытывал и над тайгой крушение потерпел... Ревизор от Ельцина, замаскированным бродишь и кривду выискиваешь по именному повелению... – он говорил чуть пренебрежительно и устало, чуть ли не тоскливо: – Говорю же тебе – наслушался столько, что можно третью «Библиотеку приключений» написать. И ни единому твоему словечеку не поверю. Заранее. Бывают в жизни чудеса и приключения, но не верю я в них как-то, приземленный насквозь человек, не посетуй... – Он повернулся к Ольге: – А вы, киса, тоже с фантазией? Или как? Вот кто вы?

– Искусствовед...

– Ох! – вздохнул очкастый, театрально заведя глаза под лоб. – Ну как дети оба...

– Я вам могу доказать...

– Чем?

– Ну, рассказать про...

– Про все книжки, что прочитали? Так что это доказывает? Что вы, Катюша, книжки читали, и не обязательно глупые? Что тут удивительного, объясните вы мне... Я же и не говорил, будто у вас, классических уголовников, одни темные и нисколечко не эрудированные... Верю, вполне верю. Какие искусствоведы, это еще семечки... Знал я в Питере одного деятеля, который фабриковал древнеримские монеты и статуэтки Фаберже. Так у него, Катенька, было аж два высших образования, на трех языках болтал и бегло читал, даже ради хохмы наловчился болтать на американском диалекте с южным акцентом. Серьезно, его однажды за техасца приняли сами же янкесы – вашингтонские, правда... И латынь знал, как древнеримский грек... Да что там, я и сам, похвастаюсь, примитивный французский детективчик без словаря прочитать смогу. И диплом где-то валяется. Вы что же думаете, в маленьких городках люди без мозгов рождаются? Наоборот, из провинции как раз самые головастые и выходят – нам же надо догнать и наверстать, не имея преимущества на старте. Что Ломоносову, что Алене Апиной... – Он повернулся к Мазуру. – Синий, ты про Юлия Цезаря слышал?

– Доводилось, – сказал Мазур сквозь зубы. Он понимал, что влип прочно и надежно, но ругать себя было бы пустой тратой времени.

– Умный был человек, за что, подозреваю, и зарезали. Это ж он сказал: лучше быть первым в деревне, чем последним в Риме. Вот мы и старались, как могли, пока не заработали окно в Европу умом и горбом... А ты – ментов мочить. Да ладно, ладно, верю, что не ты, но положения твоего это не меняет, штраф-то все одно платить придется. Головка, кстати, не болит?

– Нет, – бросил Мазур.

– Вот видишь, почти никаких побочных явлений. Препарат качественный, не зря деньгу содрали... Золотишко прибери, – повернулся он к молчаливому. – Не бог весть что, но все ж не опилки...

Молчаливый сунул кисет в карман, потянулся к валявшимся там же разнокалиберным купюрам, вопросительно глянув на главаря..

– Не мелочись, – поморщился тот. – Во-первых, крохи, во-вторых, надо же им на что-то отсюда выбираться.

– А если их в городе возьмут?

– Хай берут. Тогда пусть болтают, что угодно. Нас здесь не было весь последний месяц, не докажут. А все ихние пальчики здесь против них же и сработают – залезли, когда хозяев не было, дополнительная статья...

– Внешность опишут?

– Ну, так они вчера мимо нашей машины на трассе проходили, когда мы на обочине пепси дегустировали. Успели рассмотреть. Что они будут болтать в городе, меня уже не волнует... – Он повернулся к Ольге. – Что-то мы, знаете, отвлеклись. Начали о вашем светлом будущем, когда вам его еще заработать надо... Главное неудобство маленьких городков, Катенька, в том, что мало тут по-настоящему стильных девочек, ужасно трудно организовать культурный досуг... А несговорчивых насиловать как-то оскорбительно для имиджа, не шпана, в самом-то деле... Вам мою мысль растолковать или как? – Он подошел, присел на широкий подлокотник ее кресла. – Нет, глазками-то на меня сверкать не надо, я еще мысль не закончил. – И заговорил жестче: – Значит, лялька, торг будет простой. Или-или. Или я вас все же сдаю рабоче-крестьянской милиции, которая, чует мое сердце, вас долгонько в гостях задержит, или идешь с нами в баньку и помогаешь скоротать время со всем старанием. Только я тебе сразу уточняю: ведешь себя красиво, раскованно и непринужденно, со всем послушанием и готовностью к экспериментам. Естественно себя ведешь, как будто всех троих сто лет знаешь и во всех со школьной скамьи влюблена. Никаких принцесс в лапах у пиратов, ясно? Сможешь сыграть такой спектакль без малейшей фальши – поутру уберетесь отсюда к чертовой матери, на все четыре стороны. Нет – лучше сразу отказывайся и поедем в ментовку. В конце-то концов, не убудет тебя, мы ж не садисты, ничего тебе не порвем и плетками охаживать не будем... Не девочка, от трех нормальных мужиков не помрешь. Свобода, Катюша – вещь дорогая... Давай, быстренько подумай и взвесь. Не принцесса, в самом-то деле...