Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930) - Шэрон Ковальски

по их мнению, должны были совершать женщины в соответствии с их физиологией и положением в обществе, и что эти криминологи зачастую предвзято истолковывали источники, дабы они не ши вразрез с их стереотипами. См. [Frank 1996].

81

[Гернет 1914: 252-253], перепечатано в [Гернет 1974а: 251-252]. См. также: [Гернет 1922а: 135; Гернет 1906: 136-138; Жижиленко 1922: 24-25].

82

В частности, женщины искали возможности стать врачами или акушерками — в этих профессиях воплощались служение обществу и традиционные представления о женской заботе; кроме того, эти профессиональные поприща были одними из немногих, на которых женщинам (порой) удавалось себя проявить. О положении женщин в царской России, их участии в общественной жизни, динамике «женского вопроса» и борьбе за права женщин см. [Stites 1990].

83

См. [Finkel 2001].

84

Послесталинские криминологи упорно клеймили методологические ошибки ранних криминологов, в частности, их интерес к личности преступника но при этом присваивали их наследие. Постсоветские исследователи пытались объяснить, почему эти так называемые «ошибки» привели к ликвидации криминологии при Сталине. См. [Ной 1975:36,49; Ильина, Надьярный 1968: 310; Ильина 1981: 155; Даньшин 1980: 68-70; Shelley 1979]. П. Соломон в [Solomon 1978] рассматривает роль и положение криминологов после возрождения дисциплины в конце 1950‑х. См. также [Solomon 1974]. О постсоветской трактовке раннесоветской криминологии см. [Иванов, Ильина 1991; Кузнецова 1989: 24-31; Лейбович 1989; Лунев 1997; Сахаров 1994; Шестаков 1991]. О судьбах криминологии при Сталине и после речь пойдет в Эпилоге.

85

Например, в недавнем исследовании, посвященном музыкантам 1920‑х годов. Э. Нельсон пишет, что дореволюционные специалисты сыграли основополагающую роль в создании «советской» музыки, а также сохранили основы классического музыкального образования [Nelson 2006].

86

Процесс создания советским режимом собственной новой бюрократии рассмотрен в ряде исследований, особенно в связи с техническими и инженерными специальностями, на которые государство делало особый упор в рамках модернизации и индустриализации. Выдвинув на первый план технические специальности, предоставляя возможности трудоустройства людям с соответствующими навыками и развивая социальную мобильность, режим создавал из своих сторонников новые кадры, которые не только замещали собой старых специалистов, но и считали режим легитимным. зависели от него и работали в соответствующих рамках на его благо. См., в частности, [Bailes 1978; Fitzpatrick 1979а; Fitzpatrick 1979; Graham 1993; Lampert 1979].

87

До революции из профессиональных организаций криминологов существовало только российское отделение Международного союза криминологов (см. сноску 21 ниже). О профессиях и профессиональных группах в России последних лет существования империи см. [Balzer 1996; Brown J. 1987; Engeistein 1992; Frieden 1981; Ruane 1994]. См. также [Bialkowski 2007].

88

Э. Хахтен, например, отмечает, что «у многих ученых выработался этос служения, в котором профессиональные ценности связывались с нравственным понятием «общественного долга», и это подталкивало их к тому, чтобы трудиться на благо общества». Более того, она добавляет, что «труд на благо общества создавал публичную идентичность, отличную от таковой простого служителя государства, чиновника. Для большинства образованных русских профессионалов это было приоритетом, хотя они и оставались в зависимости от государства в огромном количестве вещей». См. [Hachten 2002: 175-179].

89

[Bradley 2002: 1121]; см. также [Balzer 1991: 187]. Вопрос существования гражданского общества в России продолжает вызывать серьезные споры, поскольку он связан с традициями вовлеченности в общественную жизнь и самостоятельной деятельности, которые могут быть истолкованы как «полезное прошлое», или национальных альтернатив самодержавному правлению. Среди недавних исследований, посвященных гражданскому обществу в предреволюционной России: [Bradley 1991; Downey 1993; Frieden 1990; Kassow 1991; Lindenmeyr 1996; McReynolds 1991; Nathans 2004; Ruane 1994; Wartenweiler 1999]. Общественные организации доставляли определенные неприятности царскому режиму, однако зачастую закрывали лакуны в социальном обеспечении, которые государство было закрыть не в состоянии. Особенно остро это проявилось в ходе Первой мировой войны и могло стать одной из причин утраты доверия к царскому режиму. См. [Gatrell 1999].

90

См. (Brown J. 1987].

91

Беспартийным специалистам посвящены следующие исследования. [Andrews 2003; Heinzen 1998; Heinzen 1986; Joravsky 1989; Mespoulet 2001; Miller 1998; Mueller 1998; Nelson 2004].

92

Согласно большевистской теории, интеллигенция являлась общественной прослойкой, которой полагалось служить авангарду пролетариата, не представляя при этом интеллектуальной угрозы или альтернативы новому режиму. Это способствовало пересмотру понятия «гражданское общество» и созданию понятия «советская общественность», с помощью которого государство пыталось установить границы для общественной самоорганизации и вовлеченности в дела государства [Finkel 2001: 20-21; Finkel 2002]. См. также [Burbank 1986; David-Fox 1997; Ильина 2000; Tolz 1997].

93

С. Соломон пишет, что в итоге Наркомат здравоохранения, после реорганизации и смещения Семашко с должности комиссара, лишился возможности защищать область общественной гигиены [Solomon S. G. 1990]; см. также [Solomon S. G. 1990а]. Об общественной гигиене и евгенике см. также [Adams 1990; Bernstein 2006].

94

Д. Хорн отмечает то же самое в исследовании, посвященном Ломброзо и телам преступников: «притязания криминологии на статус науки зависели от доступа к телам, которые можно было изучать в количественном отношении» [Horn 2003: 61].

95

О создании научных организаций в раннесоветский период см. [Graham 1993: 303-329; Medvedev 1978: 13-21; Vucinich 1984: 72-122; Островитянов 1968].

96

Крайне сложно оценить уровень преступности в первые послереволюционные годы, прежде всего по причине отсутствия систематической сводной статистики. Публикация криминальной статистики по Российской империи прекратилась в 1913 году. В 1914‑м данные не собирались, в 1915–1917 годах сбор проводился бессистемно и полностью прекратился послеоктябрьской революции. Публикация криминальной статистики возобновилась только в 1922 году после создания Отдела моральной статистики при Центральном статистическом управлении. Гернет приводит некоторые приблизительные цифры. Он отмечает, что в первой половине 1919 года было открыто 167 722 уголовных дела, во второй — 170 036. В 1920‑м народные суды заслушали 1 248 862 дела; революционные трибуналы — 36 903 дела; а военно-революционные трибуналы судили 89 466 человек. По состоянию на ноябрь 1921 года тюрьмы были переполнены — в них находилось около 73 194 заключенных, при вместимости в 60 468. Гернет отмечает значительный рост преступности за