Иисус. Человек, ставший богом - Хосе Антонио Пагола

Что лежит в основании этой молитвы? Откуда берут начало тоска Иисуса и его взывание к Отцу?96 Без сомнения, его крайне удручает то, что он должен принять смерть так скоро и в такой насильственной форме. Жизнь — самый большой дар Бога. Для Иисуса, как и для любого иудея, смерть — самое большое несчастье, потому что она разрушает все хорошее, что есть в жизни, и ведет лишь в пространство теней — в шеол91. Возможно, его душа содрогается еще больше при мысли о том, что такую позорную смерть, как распятие, многие считают признаком покинутости и даже проклятия Божьего. Но для Иисуса есть еще нечто более трагичное. Он умрет, не увидев воплощения своего замысла. Он отдавался ему с такой горячей любовью, он так отождествлял себя с делом Бога, что теперь его терзания еще более ужасны. Что будет с Царством Божьим? Кто станет защищать бедных? Кто подумает о тех, кто страдает? Где грешники встретят теплое принятие и прощение Бога?

Бесчувственность бросивших его учеников вызывает у Иисуса ощущение одиночества и тоски. Происходящее показывает масштаб его поражения. Он собрал вокруг себя небольшую группу учеников и учениц; с ними он начал создавать «новую семью» для служения Царству Божьему; он выбрал именно Двенадцать, так как это число учеников символизирует восстановление Израиля; он пригласил их на свой последний ужин, чтобы поделиться с ними своей верой в Бога. А теперь он видит, что они вот-вот разбегутся и оставят его одного. Все рушится. Рассеяние учеников — самый очевидный признак краха. Кто впредь объединит их? Кто будет жить, служа Царству?

Одиночество Иисуса абсолютно. Его страдания и крики ни в ком не находят отклика: Бог ему не отвечает; его ученики «спят». Когда Иисуса схватила храмовая стража, у него уже не осталось никаких сомнений: Отец не услышал его желание остаться в живых; его ученики сбегают в поисках собственной безопасности. Он один! В текстах сквозит это одиночество Иисуса на протяжении всего периода его страстей. Жители Иерусалима, как и огромное количество паломников, наводняющих в это время улицы города, обходят вниманием небольшую группу людей, которые вскоре будут распяты за пределами города. В храме царят суета и беготня. Сейчас здесь приносят в жертву тысячи барашков. Люди лихорадочно спешат завершить последние приготовления к пасхальному ужину. На процессию осужденных обращают внимание лишь те, кто встречает ее на своем пути или проходит мимо Голгофы. Люди, жившие в те далекие времена, были приучены к сценам публичной казни. Их реакция на происходящее выражается по-разному: в любопытстве, криках, насмешках, оскорблениях, реже — в нескольких словах сочувствия. Находясь на кресте, Иисус, вероятно, замечает со стороны окружающих лишь отвержение и враждебность98.

Только Лука говорит о сострадательном и участливом отношении некоторых женщин из числа тех, кто проходит мимо креста; они с плачем подходят к Иисусу99. К тому же там присутствовали некоторые ученицы Иисуса, они «стояли вдали и смотрели», так как солдаты никому не позволяли приближаться к распятым и подниматься на вершину холма100. Нам называют имена этих храбрых женщин, пребывающих там до конца. Все евангелисты сходятся в том, что на Голгофе присутствовала Мария из Магдалы, которая так любила Иисуса. Марк и Матфей говорят еще о двух женщинах: о Марии, жене Алфеевой, матери Иакова Младшего и Иосии, и о Саломии, матери Иакова и Иоанна. Только в Четвертом евангелии упоминается о «Матери Иисуса», одной его тете, сестре его матери, и о «Марии Клеоповой». Хотя уже немало сказано о том, что присутствие этих женщин могло ободрить Иисуса, историческая достоверность этого факта маловероятна. Иисус был окружен солдатами Пилата и людьми, которым было поручено провести казнь, так что трудно предположить, что, находясь в состоянии агонии, он мог заметить их присутствие, тем более им было разрешено находиться лишь на определенном расстоянии, затерянными в толпе.

Возможно, первые поколения христиан точно и не знали, что именно еле слышно шептал Иисус во время своей агонии. Никто не стоял настолько близко от него, чтобы расслышать конкретные слова101. Существовало воспоминание о том, что Иисус молился Богу, а потом, в конце, издал сильный вопль102. И немногим более. Почти все слова, вложенные в уста Иисуса, вероятно, отражают представления христиан, рассматривающих смерть Иисуса с разных позиций, выделяя такие моменты его молитвы: отчаяние, доверие и отдание себя в руки Отца. За отсутствием конкретных воспоминаний, которые могли бы сохраниться в преданиях, они прибегают к хорошо знакомым в христианской общине псалмам, где раздаются призывы к Богу во время страданий103.

В таком случае не должны ли мы признать, что нам ничего не известно наверняка? Представляется вполне ясным, что «диалог» Иисуса с его «матерью» и «любимым учеником» — это выдуманная евангелистом Иоанном сцена104. То же самое можно сказать и о «диалоге» между разбойниками и Иисусом, почти наверняка сочиненном Лукой105. И в то же время грустно осознавать, что слова, возможно, самой прекрасной из всего текста описания страстей молитвы исторически недостоверны. Согласно евангелисту Луке, находясь на кресте, Иисус говорил: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают». Несомненно, именно таковым было его внутреннее отношение к происходящему. И оно всегда было таким. Он просил своих последователей «любить врагов» и «молиться за гонящих их»; он настаивал на том, чтобы прощать «до седмижды семидесяти раз». Те, кто знал Иисуса, не сомневались, что, умирая, он прощал, но, вероятно, он делал это молча или, по крайней мере, так, чтобы никто не мог его услышать. Именно Лука или кто-либо из переписчиков II века вложил в его уста то, о чем думала вся христианская община106.

Молчание Иисуса в его последние часы жизни будоражит. При этом он умирает, «возгласив громким голосом». Этот крик без слов — наиболее достоверное воспоминание из всего предания107. Христиане никогда его не забудут. Помимо этого, три евангелиста вкладывают в уста умирающего Иисуса три разные фразы: согласно Марку (= Матфею), Иисус издает сильный вопль: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?». Лука же опускает эти слова и говорит, что Иисус кричит: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой». Согласно Иоанну, незадолго до смерти Иисус говорит: «Жажду», а после того, как он выпивает предложенный ему уксус, восклицает: «Совершилось!». Что мы можем сказать об этих словах? Были ли они произнесены Иисусом? Это христианские слова, призывающие нас проникнуть в тайну молчания Иисуса, прерванного лишь в конце его будоражащим криком?

Нетрудно понять версию, предлагаемую Иоанном, самым поздним евангелистом. Согласно его богословским представлениям, «быть поднятым на крест» для Иисуса означает «вернуться к Отцу» и войти в Его славу. Поэтому его описание страстей — это спокойное и торжественное шествие Иисуса к смерти. Здесь нет ни отчаяния, ни ужаса. Нет и протеста против принятия горькой чаши креста: «Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец»108. Его смерть не что иное, как самый желанный им венец. Вот как он это выражает: «Жажду», я хочу завершить свое дело; меня снедает жажда Бога, я уже хочу войти в Его славу109. Поэтому, приняв предложенный ему уксус, Иисус восклицает: «Совершилось!» Он был верен до конца. Его смерть — это не спуск в шеол, а его «переход из этого мира к Отцу». В христианских общинах никто не ставил это под сомнение.

Реакцию Луки также понять просто. Отчаянный крик Иисуса, где он жалуется Богу, что Тот его покинул, кажется ему слишком суровым. Марку не составило труда вложить эти слова в уста Иисуса, но, возможно, кто-то может неправильно их понять. И поэтому Лука с легкостью заменяет их на другие, с его точки зрения, более подходящие: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой»110. Он хотел ясно показать, что переживаемое Иисусом отчаяние ни на миг не лишило его веры в Отца и полной преданности Ему. Никто и ничто не могло их разъединить. В конце своей жизни Иисус с доверием отдал себя Отцу, Который стоял в основании всего его служения. Именно это и хотел подчеркнуть Лука.

Однако, несмотря на все дошедшие до наших дней варианты, написанные Марком слова: «Элои! Элои! Ламма савахфани?», то есть «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?», безусловно, самые древние в христианской традиции, и они могли принадлежать самому Иисусу. В этих словах, произнесенных на арамейском, родном языке Иисуса, и пронзительно звучащих в атмосфере одиночества и полной оставленности, слышится суровая правда. Если бы они действительно не были произнесены Иисусом, то кто из христианской общины осмелился бы приписать их ему? Иисус умирает в полном одиночестве. Он был осужден храмовой властью. И народ не защитил его. Последователи Иисуса разбежались. Вокруг себя он слышит только насмешки и оскорбления. Несмотря на его громкие взывания к Отцу в Гефсиманском саду, Бог не пришел к нему на помощь. Его любимый Отец оставил его на постыдную смерть. Почему? Иисус не называет Бога Авва,