Негатив. Эскалация - Павел Николаевич Корнев

хрипоты.

Когда я, изрядно взбудораженный последними известиями, вернулся на квартиру, Миша и Милена пили чай на кухне и обсуждали какую-то замысловатую схему компоновки энергетической конструкции. Я из их разговора ничего не понял, а потому мешать не стал и ушёл к себе в комнату.

С Нигилистом всё понятно, он товарищ увлекающийся, но неужто и Милена ему под стать? Вот ведь подобралась парочка! Или это лишь игра? Поди — разберись! Начинаю привыкать во всём двойное дно выискивать.

На следующее утро перед первой парой я подошёл ко Льву с некоторой даже опаской, но тот поздоровался, пожалуй, даже приветливее обычного. А Милена глянула строго, хоть я о её вчерашнем времяпрепровождении и словом не обмолвился. Ну — это тут. На встрече с Георгием Ивановичем рассказал обо всём без утайки.

— Аккуратней с ней, не сболтни лишнего, — предупредил сделавший несколько пометок в блокноте капитан Городец. — В целом — приемлемо. Свободен.

Меня так и распирало от вопросов, но перед кабинетом выстроилась очередь в два десятка студентов, да и времени оставалось в обрез: на сегодня была назначена первая процедура по смещению от пика румба к пику витка. Побежал в лабораторию, убрал одежду в шкафчик, замотался в простынку и сел пить травяной чай. Сегодня тот заварили куда крепче обычного, от интенсивного вкуса даже скулы немного свело. Очень уж терпким получился напиток.

Дальше — больше. Вместо привычных процедурных Леопольд отвёл меня в просторное помещение с куполообразным сводом потолка и стенами, выложенными огнеупорным кирпичом. В центре стоял вырубленный из гранитной глыбы постамент, на том было высечено ложе и закреплены кожаные петли под руки и ноги, ещё одна предназначалась для фиксирования головы. Резко стало не по себе.

— Не мандражируй! — в своей привычной резкой манере потребовала Федора Васильевна и протянула заполненную какой-то белёсой жижей пробирку. — Пей!

— А что это? — опрометчиво поинтересовался я, получил в ответ взгляд выразительней некуда, и решил, что лучше мне этого и не знать, но принюхаться к студнеобразному содержимому мензурки всё же не преминул.

То ничем не пахло, тогда собрался с духом и влил в себя странную субстанцию, показавшуюся холодной и склизкой; почему-то на ум пришло сравнение с устрицами, коих сроду не пробовал. Побороть приступ тошноты удалось с превеликим трудом, но не дал слабину — удержал препарат в себе.

— Это гриб, выращиваемый на двенадцатом витке Эпицентра, — произнесла тогда Федора Васильевна, — и если ты выблюешь его, то увеличишь долг на двадцать пять рублей.

Но нет, рвотные позывы уже стихли, пищевод словно заморозили, да и по животу растекался странный холодок. А вот знал бы наперёд — точно вывернуло бы.

Мир стал каким-то смазанным, стал реагировать на повороты головы с явственным запозданием, пришлось даже взгромоздиться на постамент, и седовласая тётка покачала головой.

— Быстро же тебя разобрало! Ложись давай! Да не бойся — ремни, чтобы сам не сверзился или других не покалечил.

После мимолётного колебания я опустился на каменное ложе и обнаружил, что гранит ничуть не холодный, словно снизу его подогревали трубы парового отопления. Федора Васильевна мигом зафиксировала меня ремнями, и тогда мир вновь обрёл былую резкость. Как видно, просто не следовало вертеть головой по сторонам. Такое впечатление — мозги в такой же студень превратились или какая-то беда приключилась с вестибулярным аппаратом.

Распахнулась дверь, внутрь вкатили тележку из нержавеющей стали с несколькими стеклянными сосудами; видеть их я мог лишь самым краешком глаза, поэтому содержимого не разглядел.

Федора Васильевна приспустила простыню, обнажив мне грудь и живот, прошлась по ним пальцами, удовлетворённо хмыкнула. А после запустила руку в один из сосудов, выудила из него огромную пиявку и положила ту мне чуть правее пупка!

Если б не ремни, точно на пол сверзился, и терапевт горестно вздохнула:

— Как предсказуемо!

— Но зачем?!

— Прямое воздействие на оператора в резонансе чрезвычайно рискованно и чревато спазмом энергетических каналов, а такое вот опосредованное позволяет сдёрнуть пациента с суперпозиции без особого риска заполучить целый букет осложнений.

Резко обожгло кожу, будто бы крапивой ошпарило, и следующая пиявка, которую устроили мне ближе к паховой складке, вгрызлась в кожу ничуть не менее болезненно. Впрочем, и не более. Не могу сказать, будто приходилось стискивать зубы, перебарывая неприятные ощущения. Так — неприятно, и не более того. Дальше кровососущих тварей начали устраивать на мне всё выше и выше, примерно повторяя схему Лизаветы Наумовны для коррекции энергетических каналов. Последнюю усадили на правый висок. Пиявки моментально присасывались, и кожу сначала жгло, а через минуту-другую словно замораживало уколом обезболивающего, но легче от этого не становилось. Правда, тут свою роль скорее играла элементарная брезгливость.

— Где-нибудь в болоте вблизи Эпицентра разводите? — полюбопытствовал я, облизнув пересохшие губы.

— Не нужно тебе этого знать! — отрезала Федора Васильевна и распорядилась: — Войдёшь в резонанс строго по команде и уж постарайся не вывалиться из него раньше времени. Чем дольше продержишься, тем лучше. И не держи в себе энергию, избавляйся от неё сразу. Усёк?

Я невольно сглотнул и подтвердил:

— Усёк.

Правда, вот так сразу делать ничего не пришлось, минут двадцать просто лежал и кормил кровососущих тварей, после этого появились новые действующие лица. Ассистировать Федоре Васильевне взялись сразу пятеро молодых людей и барышень, словно каждый отвечал за свою пиявку, но обдумать эту мысль не успел, начался обратный отсчёт:

— Три! Два! Один! Давай!

Даже прилагать никаких усилий не пришлось, вошёл в резонанс с необычайной лёгкостью, меня словно тянули вперёд невидимые руки — создалось даже впечатление, что приток сверхэнергии идёт куда быстрее обычного. Но за это не поручусь — реальность вновь расплылась и потеряла чёткость, выложенный кирпичом потолок с бешеной скоростью закружился перед глазами, и я бы даже зажмурился, но уже не мог.

Сверхсила захлёстывала меня с головой, летел, будто на санках с горы — стремительно и с чудовищным ускорением, а потом со всего маху в стену врезался. Ладно хоть не в бетонную, бетонную бы не пробил. Тут — кирпичная, тут ассистенты терапевта, зацепившие меня через пиявок своей волей почище чем железными крючьями, протащили сквозь пролом чуть дальше, нежели позволяли возможности организма.

Дёрнулся так, что заскрипели и едва не оборвались кожаные ремни. Тело разметало в клочья, энергетические каналы — порвало, остатки потенциала вспыхнули синим пламенем, думал — сгорю.

Но — нет, очнулся относительно целым и почти невредимым. Уставился ошалелыми глазами на Федору Васильевну, а та вытерла платочком выступивший на перечерченном глубокой морщиной лбу пот и заявила:

— Это как с лишением невинности. Первый раз нужно