Замок Саттон - Дина Лампитт

В комнате внизу Фрэнсис Вестон и сэр Гриффит Дун приостановили игру и недоуменно посмотрели на потолок.

— Что такое? — воскликнул сэр Гриффит. — Вы слышали крик?

Фрэнсис подмигнул.

— Это нас не касается. Я думаю, доктор Захарий определяет по звездам судьбу одной славной девушки.

Гриффит загоготал.

— Господи, теперь это так называется?

— Ну вот, уже все стихло.

— Думаю, нам следует выпить за их здоровье.

Они подняли бокалы в молчаливом приветствии, а в это время наверху Захарий и Розамунда переходили от шумных забав к восхитительным и нежным ощущениям.

Когда прохладный пасмурный рассвет сошел на крепость, повсюду уже стояла тишина. Захарий спал, свернувшись, как кот, вокруг своей любовницы. А в постели короля Анна Болейн лежала с открытыми глазами, слушая его негромкий храп и гадая, зачала ли она ребенка этой ночью. Король Франциск улыбался во сне, мечтая о Диане де Пуатье. Герцог Норфолк выпил лекарство от расстройства желудка. А Фрэнсис Вестон крепко и спокойно спал, все еще сжимая кости в руке.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Голос, зовущий издалека, показался Розе Вес-тон, тесно прижавшейся к Фрэнсису в теплом и безмятежном сне, частью приятного сновидения. Теперь она была уверена в том, что опять беременна: ей снилось, что ребенок уже родился и ковылял рядом с ней по Большому залу замка Саттон. Только она взяла его на руки, чтобы он мог лучше рассмотреть цветные витражи на окнах, как ее окликнула леди Вестон. Поначалу Роза не могла расслышать слова, но они становились все громче и громче, и она удивилась, почему свекровь говорит ей: «Проснись, проснись, поторапливайся, это очень срочно. Роза, пожалуйста, вставай».

Очертания Большого зала стали расплываться, и она спиной почувствовала спину Фрэнсиса, увидела занавески кровати, одна из которых была отодвинута, Нэн Сэвил, которая склонилась над ней и в волнении трясла ее за плечо. Она разочаровалась, поняв, что находится в Уайтхолле и что ее ребенок — пока всего лишь крошечное зернышко, которое даже не начало шевелиться. После возвращения Фрэнсиса из Кале, отложенного из-за продолжительных штормов на целых две недели, она написала госпоже Анне Болейн письмо, в котором сообщила, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы возобновить службу, и попросила разрешения вернуться ко двору. Так и случилось, что своего мужа, с которым она рассталась в ссоре два месяца назад, впервые после разлуки Роза увидела, когда он, прибыв, чтобы сопроводить жену в Лондон, через арку ворот въехал во двор замка Саттон. Они встретились в Большом зале.

— Ну как, мадам, — сказал Фрэнсис, поклонившись, — ваше настроение улучшилось?

Не обращая внимания на его вопрос, она ответила:

— Помнишь, еще до того, как мы поженились, ты просил, чтобы я была откровенна с тобой во всем? Ты сказал тогда: «Пусть нашу любовь никогда не омрачит цинизм или притворство». Кажется, ты именно так сказал?

— Да.

Пока она говорила, он смотрел на нее, думая о том, что ее полные серьезности глаза напоминают ему два цветка, что он совсем забыл, как, подобно пылающему закату, могут светиться ее волосы.

— Тогда я прошу тебя отбросить всю свою неприязнь ко мне. Я ничего не могла с собой поделать. Я совсем упала духом, когда потеряла ребенка. Фрэнсис, люби меня снова, как прежде, пожалуйста.

От добродушной веселости Фрэнсиса не осталось и следа, и по его щекам неожиданно заструились слезы.

— Не плачь, родной, не надо, — утешала Роза, прижимая его к себе и пряча лицо у него на груди. — Я больше не огорчу тебя ни за что на свете.

Нетерпеливым движением руки Фрэнсис вытер глаза.

— Каким слабохарактерным идиотом я должен тебе казаться. Все потому, что я так люблю тебя, что мои чувства — одновременно и благо для меня, и проклятие. Когда мы отдаляемся друг от друга, я чувствую себя несчастным. А еще хуже — когда ты сердишься. Я готов был сделать все, чтобы доказать, что больше не люблю тебя, и тем не менее не смог. Мне кажется, нас связывает какая-то невидимая нить. Я знаю, что бессмысленно растрачиваю жизнь, но любовь к тебе делает меня самым бережливым человеком на свете.

Он поцеловал ее, прижавшись мокрой щекой к ее щеке и ощутив на губах соленый привкус ее слез, и в этом было столько отчаяния, что внезапно в нем вспыхнуло желание.

— Пойдем, — прошептал он. — Не будем терять время.

— Что случилось? — спросила она с озорной улыбкой.

— В последние два месяца я не спал с женщиной.

— А я — с мужчиной.

Он весело взглянул на нее, и слезы на его лице высохли.

— Тогда, бедная одинокая женщина, позвольте вам продемонстрировать несколько замечательных движений, которые, может быть, приведут вас в восторг.

— Ты обучился этому в Кале?

— Нет, у одной маленькой замужней развратницы.

— Надо же!

— У нее рыжая грива цвета кровавого заката, а глаза подобны цветущим лугам Кумберленда. Не догадываешься, о ком я говорю?

— Возможно, — сказала Роза, и, продолжая смеяться, они отправились в спальню, и в тот же вечер, не прибегая к помощи эликсира доктора Захария, она забеременела опять.

И вот она проснулась холодным январским утром, рядом с безмятежно спящим отцом ее ребенка, слыша, как Нэн Сэвил шепчет ей:

— Тихо, не разбуди Фрэнсиса. Мы должны хранить строжайшую тайну.

Как только Роза встала, и прежде, чем она успела что-нибудь накинуть поверх ночной рубашки, Нэн Сэвил взяла ее за руку и вывела из спальни, приложив палец к губам и жестом показывая, что они должны действовать очень тихо. В передней Нэн сказала:

— Ты должна сейчас же одеться в приличное утреннее платье.

— Но зачем? Еще темно. Разве утро наступило?

— Да, уже пробило четыре.

— Нэн, что происходит? Куда мы пойдем?

Ошеломленная Роза заметила, что Нэн не только уже одета, но и лицо ее подкрашено.

— Мы идем к маркизе.

— В такой час?

— Да. Мы должны сопровождать ее.

— По какому поводу?

— По поводу ее свадьбы.

— Свадьбы?

Роза опешила. Насколько ей было известно, Рим не дал согласия на развод, и королева Екатерина все еще оставалась законной женой Его Светлости.

— Да, — внятно повторила Нэн.

— Но почему так? Тайно! В темноте!

Нэн повернулась и посмотрела Розе прямо в глаза.

— Потому что принц Уэльский растет у нее в животе. Больше свадьбу откладывать невозможно.

Роза недоверчиво покачала головой. Итак, свершилось. Именно ночью, когда большинство людских душ воспаряют в грезах и в снах, чести Екатерины, дочери королевы Кастилии, будет нанесен последний роковой удар, и Анна, дочь кентского рыцаря, отпразднует окончательную победу. В сумерке ночи Анна Болейн достигнет, наконец свой цели, и это показалось Розе совпадением неслучайным: мрак с самого начала окутывал этот странный роман.