Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

Сейчас всё оказалось проще некуда. Что может быть в школе интересного, тем более в конце дня, тем более на каникулах? Даже мыши, наверное, сбегают отсюда, столовая же не работает. А мы вот пришли.

Где-то в глубине коридора, в сторону которого упорно тащил меня Оливер, со стороны спортзала (в котором физрук пытался убить наш класс первогодок, каждое занятие изнуряя до смерти), насколько я помнила, он находился рядом со столовой (в которой бедных первашей все повара хором пытались отравить — это чистая правда!), раздавались звуки музыки, усиленные эхом, отходящим от высоких стен зала. Там дискотека что ли? Олли привёл меня на школьную дискотеку? Да я даже школьницей на них не ходила.

Обмякнув, я повисла на сильной конечности друга и попыталась скопировать жалобный взгляд, который так хорошо получался у него.

— Эй, я тебя не на заклание же веду, — упёрся в меня его ясный взгляд.

— А куда тогда? И зачем?

— Сюрприз!

— Да ну, я не люблю сюрпризы…

— Все любят сюрпризы.

— Но только хорошие.

— Обещаю, это очень хороший сюрприз.

Я поверила. Шестое чувство настойчиво шептало на ухо, что сюрпризы редко бывают приятными, но я, точно блондинка с проветриваемым чердаком, решила его проигнорировать. Я порою наивная, как стадо монашек.

Хотя оно свербело, и я снова активировала жалобный взгляд, пытаясь придумать достойную причину, почему не хочу идти на дискотеку:

— А я… я…

— Ты хочешь в ту… то есть дамскую комнату? — почему-то решил он.

Я изображала жалобный вид, а не измученный несварением желудка! Как такое можно не заметить? Если из меня и актриса, то только погорелого театра. Но идея мне понравилась, я вообразила, как вылезу в окно и сбегу, словно героиня молодёжной комедии, так что я часто-часто закивала головой:

— Ага.

— Тогда тебе надо… — он хотел объяснить мне куда идти, но я не нуждалась в объяснениях.

— Я знаю куда идти.

— Но…

— Я в этой школе когда-то училась, — вставила я весьма довольная собой.

— Правда?

— Правда.

— А я раньше тоже здесь учился, пока не уехал с мамой заграницу…

— Серьёзно? Я тебя не помню.

— Да я сам себя в те годы не помню, — он грустно улыбнулся.

— Амнезия? — я предположила единственное, что пришло в мою голову.

— Нет, — усмехнулся он. — Просто я такой балбес был малолетний, о некоторых вещах даже вспоминать не хочется.

— Если тебе захочется поговорить…

— То я всегда могу обратиться к тебе. Окей, я понял, — перебил он, подмигнув.

— Хорошо, — я почувствовала себя неловко, что практически пыталась выпытать у него тайны, так что поспешила ретироваться. — Я тогда пойду в ту… то есть дамскую комнату.

— Погоди, там…

— Я знаю, что и где! — теперь перебила его я.

Ещё чего не хватало — дорогу к белому другу мне указывать. И пусть мне не по нужде туда надо, а просто спрятаться и по возможности сбежать, но ведь именно из-за этого Олли и станет помехой. Как я сбегу, если он будет стоять за дверью? Серьёзно что ли в окно лезть? Это не кино, в наших суровых российских школах на окнах всегда стояли решётки, вряд ли их сняли с тех пор, как я выпустилась.

Я быстро убежала в сторону первого попавшегося мне женского туалета, но там было закрыто. На двух следующих этажах тоже было закрыто. Так вот о чём пытался предупредить меня Оливер. Наверное, надо было попросить охранника дать ключ. А ещё, наверное, они там сейчас вдвоём стоят и смеются надо мной, ждут, когда я приду за ключом. Фигушки вам, не приду.

Я помнила, что здесь есть и младший блок, так что его пошла исследовать на наличие открытых туалетов. Но вновь с третьего по первый этаж все они оказались закрытыми, кроме мужского на том же первом этаже. Нерешительно потоптавшись, я всё же вошла. А войдя вспомнила, что мне в туалет не надо было, это была моя отмазка, чтобы сбежать. Но я настолько заинтересовалась поисками, что без стука вломилась в мужской. А теперь грех не спрятаться в кабинке, потому что за дверью послышались приближающиеся шаги.

Представляя, что это Олли меня выследил, и не желая становиться причиной его смешков, я спряталась в кабинке, миновав череду писсуаров. Я впервые забрела в мужской туалет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Кто-то, шаркая ногами, зашёл и, с шумом выдохнув, отправился искать пустую кабинку. Я же притаилась, усиленно пытаясь не дышать и не выступать ни с какими резкими неожиданными звуками. Мой нос почти упирался в стенку, которая, как это и бывает в местах общественного пользования, была исписана разными фразами, ругательствами, обзывательствами по типу «Иван Петрович — мудак» или «Светлана Игоревна — жирная корова», рядом с именами красовались не менее впечатляющие рисунки-карикатуры. Кто такие Иван Петрович и Светлана Игоревна я прекрасно знала. А ещё знала то, что каждый раз в конце учебного года директор Иван Петрович под предводительством завуча Светланы Игоревны делали рейды по туалетам и заставляли учащихся оттирать «деяния своего вандализма». Ничего в отношении к «любимым учителям» не изменилось, эти двое так и продолжают волновать сердца школьников.

Но меня больше заинтриговала другая надпись, которая гласила: «Танечка, я тебя люблю. Твой Миша». Ниже было написано следующее: «Миша, ты тупой? Танечка ходит в другой туалет!» Это могло бы быть смешно, если бы я сейчас не служила прямым опровержением тому, что Танечка вполне себе могла бы наведаться в мужской туалет.

Долго на эту раздумывать не пришлось, потому моё внимание было привлечено ещё одной присутствующей на стене весьма интересной табличкой, знаменующей:

«Кристка С. — 2

Сонька М.

Саннетт — *стёрто*

Камилла — 0

Ленка М. — 5»

Я осознаю, что это не обо мне. Надписи каждый год обновляются, да и кто бы стал оценить попу первоклашки? Только извращенец. Да и кто бы додумался мне пять поставить? Но не читая дальше остальных имён и их оценок, я позволила себе немного порадоваться и сжала правую руку в кулачок с сорвавшимся с губ: «Йес!» Именно в этот момент дверь в мою кабинку распахнулась, явив моему взору очень недовольную удивлённую гримасу со смесью отвращения и ноткой обречённости. Но человек быстро взял себя в руки и, проследив за мои пальцем, уткнувшимся в надпись с порадовавшей меня оценкой, посчитал своим долгом обломать меня:

— Не обольщайся, это десятибалльная шкала.

Даже если бы я не видела его лица, то по одному голосу сразу поняла, кто тут умничает. А если бы он вдруг каким-нибудь чудесным образом сменил голос (пропил, например, или прокурил, что было вполне вероятно и совсем неудивительно), то топорные интонации в любом случае не оставили бы мне повода сомневаться в том, кто передо мной стоит и морщит лоб.

Если кто-то сомневался, что этот человек может говорить гадости, я бы такого юмориста в тот же миг на гневный костёр инквизиции сослала. В лексиконе Артёма Охренчика нет добрых слов и комплиментов. Откуда им там взяться? Ведь это же совсем не круто говорить людям приятное. Гораздо прикольнее портить настроение окружающим и всячески гадить свеженьким помётом на лбы добропорядочных граждан, взмыв в небо щегольским голубем. Угораздило же меня с подобным типом связаться!

Я неуверенно помахала ему кистью, в глубине души, в самой-самой дальней её задворки надеясь, что он лишь моё больное воображение. Я часто падала в последние дни, мозг мог повредиться и наградить меня воображаемым другом-хамом. Странно такое говорить, но последний вариант был в сотни раз предпочтительнее Шерхана во плоти.

— Ты меня преследуешь, да? — несколько обречённо скосил на меня взгляд глаз-ледышек Шер, оборвав надежды и вызвав небольшую бурю эмоций.

— Я? Ты с дуба рухнул что ли? Помнится, в прошлый раз, это ты меня вызванивал целый день! — в порыве своей правоты я чуть не угодила ногой в унитаз, позорно рухнув, но в последний момент меня спасла чудо-реакция выделенного мне государством в лице милосердного мэра города личного супермена.