Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

— О, — широкая улыбка осветила его лицо, — сейчас узнаешь. Пошли за мной.

Мы снова двинули по коридорам больницы, но теперь на улицу через чёрный ход и оттуда прошествовали в соседнее здание. Без эксцессов поднявшись на второй этаж, Оливер остановился на пороге одного из отделений стационара и, загадочно мне подмигнув, отправился к дежурной медсестре, с упоением зачитывающейся бульварным романчиком. Не понимая, что мы здесь делаем, я хлопала глазами. Подойдя к медсестре, он снял очки, и эта курица (мне все его поклонницы кажутся курицами, которые кудахчут вокруг, пытаясь обратить внимание) его сразу узнала и принялась строить глазки. Он о чём-то с ней пошептался и махнул мне рукой, чтобы подошла. Что же задумал этот неугомонный сорванец с червями в том месте, где у других геморрой?

Лицо парня озаряла улыбка клинического идиота, а моя мысль прочно застряла на том, что он всё-таки ослепительно совершенен. Эта мысль изредка замещалась другой мыслью, более насущной — неужели у него кто-то из родственников или друзей в больнице лежит? Если из родственников, то это вполне может быть мой муж Артём, которому я тут же голову штопором отвинчу за то, что у него ни мозгов, ни фантазии (то есть фантазия-то есть, но такая убогая), а если друг или подруга, то просто за дверью постою, подожду. Я выразила Оливеру своё нежелание посещать неизвестных мне персон, на что он, ничуть не обидевшись, схватил за руку и потащил за собой, предварительно напялив на меня халат необъятных размеров. Себе он взял нормальный, по фигуре. Думаю, дело в медсестричке — это она меня к своему идолу взревновала и поэтому выделила жуткий бесформенный мешок, решив, если она сама в мини, а я в мешке, то будет на моём фоне выгодно выделяться. Маразм крепчал. Она и так выделяется своим ярким макияжем: красными губами и сильно подведёнными и накрашенными тонной туши глазами, — боевой раскрас индейцев. А ещё своим супер-томным голоском и висением на правой руке моего друга в довесок к его пакетам, ещё бы на спину запрыгнула, а то скачет на своих шпильках как коза во время землетрясения.

Так что с одной стороны Олли висела авангард современной медицины, с другой — я и пакеты, пакеты, пакеты. Я решила помочь другу, и взяла часть пакетов, он взглянул на меня с благодарностью.

Мы вломились в мрачное отделение интенсивной терапии с давящими голубоватого оттенка стенами и разлитым в воздухе противным запахом лекарственных препаратов, где с трёх до четырёх часов, судя по табличке, был тихий час. На жутких стенах там и сям были изображены герои советских мультов — Пятачок с Винни-Пухом; кот Леопольд и два его друга-мышонка; Матроскин, Шарик, почтальон Печкин и компания; Волк и Заяц из «Ну, погоди!» и другие вперемешку с зарисовками природных явлений. Исполнено очень красиво и ярко, но то ли сама больничная обстановка угнетала, то ли ещё что — не знаю — но в этих стенах я чувствовала себя неуютно, но не настолько неуютно, как если бы я была голой, например, но всё равно довольно неуютно. Отсюда хотелось поскорее убежать, но Оливер продолжал уверенно продвигаться вперёд, куда-то вглубь коридора мимо диванчика с креслами и допотопным телевизором. Я думала, он тоже не фанат больниц, помнится, он сам мне об этом говорил в тот день, когда мы познакомились. Хотя какой уж тут фанат, если кто-то близкий отчаянно борется за жизнь в этой угрюмой обстановке?

— Улыбнись, — заглянув в моё созерцающее округу лицо, попросил парень.

На его лице плясала улыбка, так что улыбнуться в ответ не составило особого труда.

— Хорошо, а ты мне расскажешь к кому мы пришли?

— Конечно! Сначала мы зайдём к Валерке и Никите, — начал он загибать пальцы на каждом имени, — потом к Светочке, Танюшке, Азальке, Толяну…

На последнем имени медсестра покачала головой, потупив взгляд куда-то в район плинтуса. Оливер взгрустнул и тяжко вздохнул, коротко спросив: «Когда?» На что индеец ответила: «Уж месяц как…»

Я тоже прониклась их прегрустными интонациями и даже, мне кажется, поняла, о чём речь, но посчитала некорректным интересоваться, так что просто горько вздохнула в такт двум страдальцам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вот чёрт! — всё же выругался Оливер.

— Это жизнь, — повела плечами дежурная и даже сумела удивить меня мудрым изречением, а я-то думала у неё не голова, а тыква с Хэллоуина, у которой вместо мякоти и семечек внутри свечка плавится: — бывает, что ты её, но чаще — наоборот…

— Дети — не могут сражаться. И вообще — жизнь не должна быть для них войной, — пакеты уже были раскиданы вокруг нас, а его кулак с силой впечатался в пасть крокодила из сказки об Айболите, «повредив» ему зуб.

— Се ля ви, — вновь блеснула крупицами интеллекта медсестричка.

В этот момент из приёмной, где находился её пост, раздалось треньканье стационарного телефона, и она поспешила нас покинуть.

Оливер с шумом выдохнул, коротко взглянул в мои глаза, но быстро отвёл взгляд, а я всё же успела заметить, что теплившаяся в его глазах ещё минуту назад доброта, была безжалостно сменена холодом Арктики, только пингвинов (или кто там живёт — белые медведи?) не хватало, чтобы они стремительно один за другим скатывались по «заледенелой» радужке прямиком в воды Северно-Ледовитого океана. Это был взгляд Шера, и сейчас я отчётливо видела схожесть.

Я погладила его по плечу, не зная, что сказать, потому что, видимо, мне блистать было нечем, не то, что этой девице с зашкаливающим Ай-Кью, Олли сморгнул и вновь воззрился на меня оттаявшим взглядом. Вот что значит — работник сцены! Да он прирождённый актёр.

— Кого я первыми по списку называл, Ленк? — спросил он меня.

— Валеру и Никиту? — неуверенно предложила я вариант, который казался мне верным, хотя моей памяти доверять не стоит.

— Точно! — указал в мою сторону двумя указательными пальцами Оливер.

Я заметила, он любит жестикулировать. Иногда просто ладонью, иногда в дело входят пальцы, но руки постоянно в движении. Любой его рассказ или даже просто заданный вопрос сразу обретает объёмы и границы, появляется абстрактная картинка. Это здорово.

Оливер двинулся в сторону одной из закрытых дверей, похватав с пола разбросанные вещички. Я приметила, что из одного пакета выглядывал плюшевый медведь, и теперь только до меня окончательно дошло, что мой друг не просто так заглянул на огонёк, а с важной миссией — подарить радость больным детям. Я с каждой секундой умилялась всё больше и больше им и его поступками.

— Привет, детвора! — с ходу заорал Оливер, побудив делавших вид, что спят мальчишек к активности.

— Олли! Олли! Ты снова пришёл! — наперебой заорали два пацана, бледные с лица, но жутко радостные, разбудив действительно спящую на кушетке уставшую женщину с синими кругами под глазами.

— Ой, простите, Галина Петровна, а я Вас и не приметил, — тут же принялся извиняться мой дружище, подбегая к умаявшейся женщине. — Я бы вас не будил…

— Ну, что ты, Олличка, мы тебе всегда рады, правда ведь, детишки? — очень тихо произнесла Галина Петровна, чуть ли не умирающим голосом, кутаясь сильнее в аляповатый халат и пожимая ладонь моего спутника.

Детишки снова загалдели, что рады.

— Ага, малышня, я тоже вам рад, — он запрыгнул на кровать к мальчишкам, где они успели скооперироваться, и потрепал обоих сорванцов по лысым головам, они жмурились от удовольствия приятных объятий, которые детям, лежащим в раковом корпусе (а это был именно он, что я поняла, взглянув на лежащую около мамы одного из детей брошюрку) перепадают не слишком часто.

— А кого ты с собой привёл? — спросил тот малыш, что с левой койки, на вид они оба для меня были одинаковые, но мне так казалось только из-за обезволосенных макушек.

— А это мой друг. Её зовут Лена.

— Меня зовут Валера, — кинулся жать мне руку один из детей.

— Я Никитка, но можно Ник, — подбежал второй и, не последовав примеру друга, обнял мои колени, уткнувшись мне в живот. Я немного растерялась, но поддалась объятиям и, чуть наклонившись, тоже приобняла его.