Буйный Терек. Книга 1 - Хаджи-Мурат Мугуев

— Что скажете, друзья? — поднимаясь навстречу делегации, спросил Реут. — Я понимаю, что ваше положение в этой неожиданной войне тяжелее, чем наше, солдатское. Ваши деревни горят, дома разграблены, семьи, бежавшие в стены крепости, в страхе ждут спасения… Ничего не могу обещать вам, кроме того, что будем защищать крепость до последних сил, врагу ее не сдадим и если погибнем, то с честью.

Ага-бек Калантаров молча слушал речь начальника гарнизона и только чуть покусывал свой длинный, седой, свисающий к подбородку ус. Архимандрит, горячий и нетерпеливый, быстро глянул на него, но старик спокойно дослушал речь Реута до конца.

— Вот сейчас, ага-полковник, я слышу правильную речь мужа и воина… а начал ты, не обижайся на нас, говорить языком не мужчины, а слабой женщины. Мы, почтенные люди, выборные от армянского населения города и провинции Шуши, пришли к тебе не за спасением и не со слезами. Мы пришли как воины, с желанием драться с кизилбашами[99], победить их или умереть вместе с русскими братьями. А наше добро, наши деревни, что горят вокруг, — он показал в окно на далекое зарево пожаров, — это бог дал, бог и взял. Если мы победим врагов и останемся живы, все это вернется, и новые, еще лучшие деревни опояшут Шушу. Сейчас нужно думать о войне. Мы знаем, что вы храбры, но вас мало, а крепость велика, стены ее ветхи, площадь обширна. Мы просим тебя, начальник-ага, сегодня же послать на защитные работы всех могущих ходить мужчин и женщин. Пусть под руководством твоих офицеров и знающих людей они построят такие укрепления, о которые разобьет свою голову Аббас-Мирза.

— А мы просим, — выходя вперед и кланяясь Реуту, сказал архимандрит Хорен, — вооружить вашими ружьями тысячу пятьсот отборных армянских молодцов. Все это люди, умеющие хорошо рубить, отлично ездить верхом и метко стрелять. Среди них дети и агаларов, и купцов, и крестьян… Это лучшие мужи армянского народа, и если богу угодно будет, чтобы мы погибли, то они умрут рядом с вами, полковник, но не отойдут ни на шаг. Среди этих полутора тысяч, полковник, есть люди, не один раз ходившие в битвы еще с Котляревским в прошлую войну.

Хорен еще раз поклонился и выжидательно смотрел на Реута.

Полковник обвел глазами спокойно и с достоинством стоявших перед ним армян.

— А вот два моих сына, Арташес и Гегам, я их привел к тебе, ага-начальник, чтобы и они послужили народу. Что наше имущество и деревни, если самое дорогое, наших детей, мы отдаем тебе, — сказал Калантаров.

Реут подошел к старику, взял двумя руками его широкую ладонь и крепко пожал ее.

— Спасибо, друзья! Главнокомандующий не ошибся в вас. Он не сомневался, что в трудную для нас минуту армяне придут на помощь. Я уверен, что нога кизилбашей никогда не ступит за крепостные стены Шуши.

В тот же день гарнизон Шуши, состоявший из шести неполных рот, был усилен полутора тысячами армян. Это были, как и предупредил архимандрит, хорошо знавшие суровое дело войны ветераны первой персидской войны, вместе с Котляревским ходившие на Асландуз и Мигри, охотники, бившие пулей джейрана; было и около сотни «кочи», «качагов», как называли их остальные армяне, храбрецов без роду и племени, поклявшихся умереть не раньше, чем отправив на тот свет по крайней мере трех кизилбашей. Им были розданы новые ружья, штыки, патронные сумки и порох. Сам Реут вместе со своим штабом произвел смотр добровольцам, их дух и вид его удовлетворил.

— Государь император не оставит вас и не забудет, что в трудный для России час вы стали рядом с солдатами русской армии, — сказал полковник, закончив смотр.

Потом к армянам обратился архимандрит Хорен. Горячий, порывистый и нервный, он взволнованно поднял над головой руку.

— Дети Армении, уже тысячу лет различные враги всеми силами старались уничтожить нашу землю и наш народ! Где они, эти супостаты? Даже из сказок исчезли их имена, а Айастан живет и народ армянский существует! Это потому, что армяне всегда, во все времена выше своей жизни ставили благо и жизнь своей родины, и это спасло ее. И еще потому, что слово, данное в бою, у нас всегда было одно. Отцы и деды наши не изменили ему, не изменим и мы. Поклянемся или победить вместе с нашими русскими братьями, или вместе с ними умереть!

— Клянемся! — поднимая над головою оружие, закричали все.

— А теперь, дети, за дело! Воины пойдут с русскими офицерами, а остальные работать, рыть рвы и укреплять башни. Господи, помоги нам! — Подняв глаза к небу, архимандрит широко перекрестился.

— Аминь! — срывая папахи и став на колени, ответила толпа.

Русские солдаты-часовые, стоявшие на крепостных стенах, молча поснимали фуражки и, держа в левой руке ружье, крестились, глядя на коленопреклоненную, молившуюся на площади толпу.

Люди месили глину, тащили кирпичи и камни, вырубали расположенные возле крепости сады, расчищали площади перед стенами для обстрела картечью. В течение трех суток был углублен ров, укреплены стены башен с артиллерийскими гнездами на них, установлены шести- и восьмифунтовые орудия и три найденные армянами в городе старинные чугунные пушки. Как муравьи, непрерывно шли женщины и мужчины, тяжело нагруженные известью, камнем, глиной, строительным лесом. Работали и ночью при свете костров, под охраной русских солдат и дежурной дружины армян.

Из города, находившегося от крепости в полутора верстах, изредка приходили какие-то люди, они пытливо и с любопытством посматривали на работавших. Раза три за ночь из виноградников, расположенных восточнее города, раздавалось несколько выстрелов, и пули тихо свистели над людьми, но никто не обращал на это внимания. Все понимали, что лазутчики Аббаса-Мирзы не дремлют. Поскакавшая на выстрелы к виноградникам конная сотня армян не обнаружила никого. Работы продолжались, и к концу четвертого дня стены крепости как бы выросли и помолодели.

Прибывающие в крепость армяне привезли с собой на арбах не менее тысячи пудов пшеницы, много печеного хлеба, вина, фруктов и соли. Помимо этого, армяне пригнали до шестисот голов рогатого скота. Сельский кузнец Погос Барутчан, известный мастер и умелец, узнав, что в крепости недостаточно пороха, стал со своим помощником ежедневно изготовлять до тридцати фунтов хорошего пороха, а другие мастера делали картечь, переливали старые ядра для пушек и пули для ружей.

У Елизаветинских ворот был углублен ров, через который из крепости легко перебрасывался на цепях широкий мост. Волчьи ямы, пороховые фугасы, проволочные ежи, окопчики для бойцов окружали крепость. Все домишки, мешавшие обстрелу, были убраны, заборы и сады снесены, и через каждые тридцать — сорок минут с крепостных стен гулко и протяжно раздавалось: слу-у-шай!

У стен крепости наскоро проходили военные занятия армянских рот. Командовавший одной из них поручик Лузанов был изумлен быстрым превращением вчерашних крестьян и ремесленников в дисциплинированных, заправских солдат.

К концу пятых суток в крепость пришли лазутчики и сообщили Реуту, что огромная армия Аббаса-Мирзы скорым маршем приближается к Шуше. Полковник выслал вперед казачьи разъезды.

— Полковник-ага, надо теперь же, не откладывая, арестовать беков, которые, как мы точно знаем, послали кизилбашам гонцов со всеми данными о твоих войсках, о состоянии крепости и о том, сколько солдат находится в городе и вокруг него. Они будут заложниками и ответят головами, если в городе вспыхнет восстание, — сказал Ага-бек Калантаров.

— Назови их имена, — Реут вынул из стола бумагу.

— Владетельные беки братья Гаджибековы, Муртаз-Али и Герай-бек Векилов из Герюсов, его тесть ваш старый враг Агамали-хан, молодой Курбан, сын убитого лезгинами Рашид-хана, и еще одиннадцать купцов и знатных лиц города. Это самые отъявленные ваши враги, они мутят народ, подстрекая его к нападению на наши села и на ваши отряды, — ответил Калантаров.

Реут проверял, все ли имена есть в его списках. Иногда он что-то помечал крестиком в своей бумаге.

— А вот у меня здесь имеется еще несколько фамилий, в том числе Магомед-хаджи и Алекпер, таджир-баши[100]. Как ты считаешь их? — осведомился полковник.

— Магомед-хаджи — это непримиримый враг русских, а таджир-баши — хитрая лисица. Он уважает лишь тех, кто сильнее, и так как он купеческий староста города, то готов торговать с любым, лишь бы ему хорошо платили. Я уже беседовал с ним, ага-полковник. Он не будет нам врагом до тех пор, пока мы сможем защищаться, но как только нас осилят, он сразу же сделается самым близким другом персиян и самым преданным исламу мусульманином. Его бог — золото.

— Что он обещает? — осторожно спросил Реут.

— Если обстановка позволит и он убедится в том, что кизилбаши не осилят нас, он время от времени будет сообщать нам через своих сыновей о делах персов и судьбе Тифлиса.