Рабы - Садриддин Айни

— Сказано: «Гость старше отца». Шо-Мурад моложе вас, он должен почитать вас по возрасту, а к тому же вы здесь сегодня в гостях.

Первую пиалу чая Шо-Мурад протянул мулле, а вторую не отцу, а Шадиму, сидевшему впереди Истада.

Шадим, смутившись от этой чести, покраснел и протянул пиалу мулле.

Мулла, только что выпивший свою пиалу, отказался. Шадим предложил хозяину, но и Бобо-Мурад отказался. Когда он ее протянул было обратно Шо-Мураду, мулла почтительно сказал:

— Брат Шадим, пейте сами. Не стесняйтесь. В прежнее время, по невежеству, хозяин иногда грубил своим работникам, но теперь Бобо-Мурад осознал свои прежние ошибки, знает, как надо обращаться с настоящими помощниками в своих трудах. Работник — это первый друг хозяина по приобретению богатства. Между вами и хозяином разницы нет. Ведь если он придет к вам, вы же тоже примете его в своем доме с честью и уважением.

— У нас и домов-то нет. Негде принимать! — со стыдом и досадой ответил Истад.

— Если не было до сих пор, теперь будет. И земля у вас будет. Ведь если хозяин даст вам по четыре-пять танабов земли, вы начнете ее обрабатывать исполу, на паре хозяйских быков, разве хозяин обеднеет? Нет, не обеднеет, — ласково объявил мулла.

— Я даже хочу построить каждому из вас по дому на танабе земли в поле, поближе к деревне! — добавил Бобо-Мурад.

— Видите, сколь милостив к вам хозяин! — восхитился мулла. — А вы должны ценить это, за добро платить не злом, а добром.

— А какое же зло мы ему делаем? — спросил Истад.

— Есть такие работники, что норовят отнять у хозяев их землю, зарятся на их скот, на их имущество, доносят комиссии о хозяйских делах и тайнах. Это грех. Это большой грех перед богом. С таких работников не надо брать пример, не вздумайте подражать им.

Мулла принялся за чай, а работники, подтверждая слова муллы своим молчаливым согласием, сидели в раздумье, опустив глаза.

Бобо-Мурад сказал мулле:

— Я так решил — четыре танаба земли, ближней к селу, которая у меня от Нор-Мурада, да два танаба за домом Бобо-Сабира прошу вас записать на имя Шадима, а шесть танабов лучшей моей земли позади моего дома запишите на Истада.

И обратился к работникам:

— Как? Подходит вам это?

— Ладно. Пишите, — согласился Шадим, а Истад молча кивнул головой, все еще раздумывая о чем-то, чего не хотел или не умел высказать.

— Помоги вам бог! — торжественно проговорил мулла. — По словам нашего пророка, одно дело отнять у человека его имущество, а другое — принять от него дар. Хозяин дарит вам по шесть танабов из лучших земель. Вот какова его милость.

Бобо-Мурад продолжал речь муллы:

— А если вы присоединитесь к вашим деревенским босякам и разбойникам, заберете и разделите всю землю богатых крестьян, а также и мою землю, если заберете и разделите ее между собой, что вам достанется? По скольку земли там на каждого из вас выйдет? Едва ли по два танаба наберется. А то и меньше того! А больше ни за что не достанется!

Мулла, подтыкая под себя халат, сел поудобнее и сказал:

— Есть такой рассказ:[143]

«Однажды эмир Шах-Мурад выехал из дворца и в сопровождении свиты направился к водоему Диванбеги.

Проезжая мимо бани Тукум-Дузи, он услышал крик из банной топки:

— Эй, эмир, постой, постой! У меня к тебе есть иск! Удивился эмир, натянул поводья и свернул к бане. Там стоял по пояс в золе человек и звал его.

— Не стесняйся, эмир, подъезжай ближе. Это я тебя звал!

— Какой же у тебя ко мне иск?

— О наследстве.

— Так иди сюда, докажи свое право!

— Мне нельзя встать. Если я встану из золы, обнажатся все те места, которые подобает прикрывать, и твой богослов накажет меня сорока плетями «за обнажение наготы». Если ты пожелаешь меня выслушать, позволь мне говорить отсюда.

— Говори. Какие ж у тебя доказательства?

— Я твой брат по рождению, поэтому ты должен половину наследства, оставшегося нам от предков, отдать мне.

— А чем ты докажешь, что ты мне брат?

— А тем, что и ты и я равно дети праотца нашего Адама от жены его Евы. Но у тебя столько богатства, владений и сокровищ, а я гол и голоден. Ты красуешься в седле, а я пресмыкаюсь в золе. Ты пребываешь в славе и чести, а я в безвестности и небрежении. Раздели сейчас же наше наследство!

— Правильно и убедительно доказал! — согласился эмир. Вынул из кошелька два черных медных гроша и кинул их человеку.

— Как же так? — удивился человек. — Из всех твоих богатств на мою долю ты выделяешь только эти две монетки?! Неужели это все? Будь справедлив, дай мне хотя бы четверть твоих сокровищ.

— Верь, что ты получил больше, чем тебе причитается! — возразил эмир. — Ведь если все нищие Бухары узнают, как бесспорно доказал ты свое право на наследство, они потребуют у меня своей доли. И мне придется им тоже выделить их часть. И по этому дележу тебе не останется даже и этих двух медных грошей».

— Вот, — добавил мулла. — Если все бедняки захотят получить свою долю из хозяйских земель, никому не достанется больше одного танаба. А посему мы и запишем как великое благодеяние эту землю на вас…

Мулла вынул пенал, достал из пенала перо и начал писать дарственную на землю, когда вдруг, не стучась, вошел один из бедных крестьян и, оглядевшись, спокойно сказал:

— Идите, бай, скорей, — вас вызывает комиссия по земельной реформе.

Бобо-Мурад побледнел, поднялся. Спазма сдавила ему горло, и он стоял, поглаживая шею. Потом посмотрел на Истада и Шадима:

— Вы приходите за мной следом. Я, если понадобится, выставлю вас свидетелями.

Растерянный и осунувшийся, он вышел на деревенскую улицу.

Двор сельсовета заполняли разные люди. С одной стороны толпились бедняки, хозяйские работники, безземельные и малоземельные крестьяне.

Их лица были возбуждены и радостны, разговор громок и весел.

А на другой стороне двора сидели на корточках, привалившись к стенам, торговцы и землевладельцы. Лица их были синевато-бледны, щеки осунулись, и только глаза выражали напряженную, встревоженную жизнь, то взглядывая с негодованием, ненавистью и гневом в сторону бедноты, то потупившись. Здесь никто не говорил громко, а только перешептывались.

В одной из комнат сельсовета, в кабинете Союза бедноты, работала комиссия по земельной реформе. Она просматривала и сверяла материалы, уже изученные ею, спрашивала и выслушивала каждого богача и владельца земли и затем выносила окончательное решение.

Так дошла очередь и до Бобо-Мурада.

Его вызвали.

Побледнев, он неторопливо вошел и негромко ответил на первые вопросы.

— Ваше имя?

— Бобо-Мурад.

— Имя отца!

— Мирза-Мурад.

— Занятие?

— Крестьянство.

— Есть побочные занятия?

— Нет.

— Ложь! — воскликнул сидевший на полу Самад. — Обувью спекулирует, торгует сапогами. Это ж всей деревне известно.

— Что вы на это скажете?