Поиск-89: Приключения. Фантастика - Владимир Блинов

Домечтав до этого места, Лева вдруг резко затормозил. И дальше пошел нормальным шагом.

«Эк, куда хватил, — подумал он, уже слегка остыв, — а кто потом за этих хулиганчиков сидеть будет? Святой или какой там дух, что ли? Нет, я буду сидеть… Так что черт с ними, с четырьмя рублями, и нос уже почти не болит, ребята еще молодые, глупые, постарше станут, небось сами со стыдом будут вспоминать сегодняшний случай. Вот ведь куда может завести человека ослепление гневом… Но что же там, однако, в саду, хоть бы домик не тронул, паразит, грядки, бог с ними!..»

Домик встретил Леву спокойными темными окнами. Лева отыскал на полке фонарик и с замирающим сердцем открыл дверь сарайчика. Древний сосуд стоял там, где он его и оставлял. Пробка была на месте.

Леву знобило, и, хотя на дворе было лето, он слегка подтопил печку, не спеша поужинал привезенными из дома припасами, выпил стопку смородиновой настойки. А потом погасил свет и лег спать. Больше он не беспокоился, что джинн вылезет из кувшина сам, без посторонней помощи. Раз тыщу лет просидел, значит, и дальше будет сидеть, если никто не помешает. И правильно, пускай сидит, зря, небось, не посадят.

«А интересно было бы хоть одним глазком посмотреть на этого великана, — думал Лева, лежа в потемках. — Он, поди, выше моего домика ростом, да уж, конечно, выше, что он, мой домик. Нет, этот великан, пожалуй, даже выше двухэтажного особняка нашего начальника АХО, хотя что это я, смешно даже! Джинн наверняка с телебашню будет ростом… А может, и не будет. Нет, не будет. Выше десятого этажа вряд ли. Метров тридцать, тридцать два от силы.

А кувшин такой маленький и легкий. Даже и не верится… А может, выдумал я все сдуру? Может, нету в этом кувшине никого? Может, был, да весь вышел? Нет, вышел не весь, только кусочек бороды вышел, это я сам видел. А вдруг он там давно умер? Хоть и джинн, но ведь и ему не высидеть в тесном горшке больше определенного срока. Вдруг умер или даже наложил на себя руки от тоски. А что, очень даже запросто. Любой бы на его месте не выдержал. А к примеру, и я…»

И тут Лева ни с того, ни с сего начал думать, какой бы он выбрал способ, если бы вдруг припекло.

«Та-ак, — перебирал он в уме. — Вешаться — пошло. Стреляться — не из чего. Вены вскрывать — как-то нехорошо… Может, нож в сердце? Нож — это красиво. Но как представишь, что своей рукой поднес к груди сверкающий замогильным холодом тесак и надавил и нож стал постепенно скрываться в твоей беззащитной груди…»

Лева аж поежился в постели, так ясно он представил все это, и в тот же миг понял, что ничего такого проделать с собой никогда не сможет.

Мысли его вернулись к старинному кувшину:

«А если он все-таки там сидит спокойненько и ждет своего часа? А я как открою, да выпущу его на волю! А он как закричит с высоты своего невиданного роста: «Ты выпустил меня, о, повелитель! Осеребрю, озолочу, приказывай, чего хочешь, о, господин мой, да продлит аллах дни твои, о, светоч моих очей!» И упадет передо мной ниц, аж земля содрогнется, как бы мой домишко не рассыпался. А я как прикажу ему, мол, построй-ка мне такие хоромы, как у нашего начальника АХО и даже еще роскошней!..

Впрочем, нет. Он-то, возможно, и построит любой терем, да ведь теперь не старое время, теперь придется декларацию о доходах представлять. А где я ее возьму? Джинн, конечно, хоть какую декларацию мне нарисует, ему это, конечно, раз плюнуть. Но ведь проверять станут, и тогда уж никакой дух не спасет…»

Лева встал напиться. Видать, смородиновая настойка уже слегка перебродила.

«…А я как открою, выпущу его на волю — а он как выскочит, как закричит: «Ах ты такой-сякой, неверный, что же ты, скотина, так долго не выпускал меня отсюда и куда ты подевал мою распрекрасную бороду?! А вот я тебя за это сейчас поджарю на костре из твоей хибарки, хороший костерок получится, дровишки сухие, да как съем я тебя, упитанного и некурящего, да как запью твоей настоечкой вопреки указу изготовленной! Да как с новыми силами начну крушить всю эту вашу частную собственность!»

И снова Лева поежился в постели от грозной реальности возникших в сознании картин. «Нет, настойку надо, пожалуй, вылить от греха!» — подумал он и провалился в глубокий беспокойный сон.

Лева встал разбитым и совсем неотдохнувшим. Кое-как умылся, но теплая вода почти не освежила. Не вытираясь, он прошлепал босыми ногами к сарайчику и скоро показался оттуда с кувшином на плече.

Никем не замеченный в этот ранний час, Лева спустился через кусты к речке, делившей коллективный сад надвое, немного повозившись, привязал к кувшину какую-то ржавую железяку и, пристроив свой груз на спину, тихонько поплыл. Достигнув середины, он свалил древнюю емкость в воду, и она сразу скрылась в глубине, даже не булькнув.

К берегу он возвращался раскрепощенно и резво, разрезая неподвижную утреннюю воду торопливыми саженками.

Потом Лева сделал небольшую пробежку по саду, тщательно обтерся жестким массажным полотенцем, похлопал себя по впалому животу и скрылся в домике. Но сразу снова появился, таща огромную стеклянную бутыль с чем-то аппетитно розовым внутри. Он вылил настойку в ту же речку, и на пару минут медленно бегущая вода окрасилась в приятный красный цвет. Но только на пару минут.

Теперь Лева чувствовал себя наконец-то совершенно свободным. Неделя, полная страхов, самый малый из которых он пережил накануне в электричке, благополучно закончилась. И он целый день увлеченно работал в саду за троих — и за себя, и за жену с тещей, гостивших в деревне, — полол, окучивал, прореживал, подрезал, подвязывал, и не знаю, что они там еще делают целыми днями, эти сегодняшние мичуринцы.

Лева лег спать, ощущая в членах приятную усталость и тихую радость в сердце от хорошо начавшегося и так же хорошо окончившегося дня. Он сладко потянулся в постели, зажмурился, надеясь мгновенно заснуть…

«Дурак я, дурак! — эта метнувшаяся в голове мысль разом сбила Леву с дороги, ведущей в страну сладкого забытья и радужных грез. — Кретин последний, и больше никто! Иметь то, чего не имеет ни одна душа в мире, ни один воротила из военно-промышленного комплекса, ни один начальник АХО, и так, за здорово живешь, потерять! Утопить добровольно да еще потом весь день радоваться, что легко отделался. Ну, где еще в природе встречаются на свободе такие дураки!»

Напрасно кто-то, сидящий внутри Левы, пытался вразумить своего хозяина, пытался выяснить хотя бы, зачем Леве вдруг сдался этот горшок с неизвестным, а может, и очень опасным содержимым, если уже все было решено и обдумано. Все напрасно.

В общем, посреди ночи наш Лева встал и отправился к речке. И речка, такая домашняя и ласковая днем, показалась ему в темноте загадочной и страшной. К тому же от одного вида черной воды его начал бить озноб. Но о возвращении назад, в теплую постель, не могло быть и речи. Словно сам заточенный в горшке, джинн звал его с речного дна, молил об освобождении. Впрочем, если бы кто-то действительно звал Леву на помощь, он бы, может, и не отозвался, поскольку был от природы робким и не очень уверенным в своих физических возможностях. Значит, тут имело место что-то другое. Да ладно, не важно. А важно то, что, пересилив страх, Лева вошел в воду и поплыл, а достигнув середины, нырнул, набрав в легкие побольше воздуху.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});